Александра Кужель: Оппозиции объявили расстрел. Откроешь рот — пойдёшь по этапу

“Наш товарищ” сказал в Межигорье, что Тимошенко выйдет на волю только ногами вперед. У него страх патологический, страх мелкой шпаны перед сильным, во многом превосходящем незначительного и жалкого в своем скудоумии пацана, врагом”. Я сказала на встрече с европейскими послами: “Не пытайтесь говорить с ним интеллигентным, европейским, дипломатическим языком. Пацан Вас не поймет”.

“Вот что мне делать? Пойти и приковаться к нему наручниками?”, — перед началом интервью Александра Кужель* показывает одно из писем, пришедших в ее адрес. В нем заключенный СИЗО пишет, что из него выбивают признательные показания, угрожая смертью матери. Сегодня интервью с украинским оппозиционером без упоминания темы тюрем, наверное, невозможно в принципе. Первая часть нашего разговора — о самой известной украинской заключенной и акции Александры Кужель в ее поддержку.

“Не знаешь, где это вылезет в интернете, и какая тварь сидит возле монитора”

- Почему Вы решились на акцию в поддержку Юлии Тимошенко* именно сейчас? Что послужило катализатором, ведь Тимошенко сидит уже не первый месяц?

- Все очень логично. Знаете, я была потрясена, насколько Тимошенко воспитала в себе то, что дается человеку только после системной работы, внутреннего духовного роста. Мне это пока не удается — смирение и терпение. Как верующий человек, понимаю, что это неотъемлемые составляющие истинной веры, но достигнуть этого пока еще не получается. Я непримиримая бунтарка. Многие изощренные моральные пытки Тимошенко прошла с большим человеческим достоинством. Это, кстати, больше всего и злит тюремщиков — моральное и духовное превосходство, которое не сломить, не истребить никакими репрессиями. Она никогда не требовала и не требует к себе особенного отношения. Только то, что положено по закону всем заключенным. Когда в сеть начали вбрасывать видеозаписи, где женщина находится в местах заключения…. Знаете, организаторы этих “сливов” в интернет занимаются недостойным, позорным делом. Подсматривая в замочную скважину, свои извращенные наклонности прививают всей стране. И многие “любители” в упоении припали к дверной щели, забывая, что эта дверь ведет в камеру, где медленно убивают человека.

На вопрос, почему мы, как и миллионы украинок, так непримиримо это восприняли, могу сказать: мужчины, Вам нас просто не понять. Вот если Вас целый день снимать, как Вы моетесь, как Вы переодеваетесь, то Вам, по большому счету, безразлично, даже если это завтра выставят в YouTube — “Некрасивого мужика не бывает”. Для женщины этот факт равносилен инфаркту. Вы представляете, что такое год и семь месяцев жить в сильнейшем, неослабевающем напряжении? Вы представляете, что значит для женщины переодеваться, принимать душ и спать под прицелом видеокамеры? Для психически нормального человека, без извращенных отклонений, это на грани возможностей. Мы так провели всего два дня, но даже такой небольшой срок требовал неимоверной концентрации силы воли. Когда идешь в душевую комнату и знаешь, что в этот момент тебя снимают, и твари, сидящие возле монитора и наблюдающие за тобой, глумливо улыбаются, потягивая пивко из бутылки … Мы приняли решение остаться у Юли после того, как “на острие иглы” это все прочувствовали, пережили. Самое мерзкое то, что постоянно тиражируется ложь, что она хочет себе какого-то уникального виповского содержания. Повторяю, она требует только соблюдения тех прав, которые предоставляются всем заключенным.

- Какие условия содержания на самом деле?

— Не буду скрывать, наверное, многие, как и я, знали, что Юлия Тимошенко больна. Это уже как-то привычно. Среди нас мало абсолютно здоровых людей, у всех какие-то хвори, проблемы со здоровьем. Вот и у меня тоже спина больная… Восприятие чужой болезни, чужой боли всегда притуплено, всегда кажется, что у кого-то болит меньше, чем у тебя. Мы увидели действительное положение вещей, которое состоит в том, что Тимошенко очень больна, и ей грозит полная неподвижность. Каждый шаг ей дается с большим трудом и сопровождается сильными болями. Тимошенко лишили свободы, но нигде не было официально предписано подвергнуть ее пыткам.

Изучив правила содержания заключенных, мы поехали в Качановскую колонию, посмотреть, как в заключении живут другие женщины. Выполняются ли нормы законодательства? Стоят ли в комнатах, где они проживают, камеры, как у Тимошенко? Нет. Второе, сидит ли круглосуточно в комнате, где они спят, представитель пенитенциарной службы, как у Тимошенко? Нет. Третье, есть ли камеры в душ евых и в комнатах, где женщины переодеваются или там, где заключенные проходят медицинские процедуры, как у Тимошенко? Нет. Вторгаются ли мужчины в зону, отведенную для личной жизни женщин-заключенных? Нет. И последний момент: на каждом этаже в колонии есть таксофон, то есть выполняется норма закона, что ты ограничен в свободе но, тем не менее, не ограничен в связи с внешним миром — за свои собственные средства ты имеешь право воспользоваться телефоном. Женщину-заключенную не лишают права позвонить ребенку, маме, адвокату. Такое ограничение действует только в случае с Юлией Владимировной. Ограничивают свободу, но не права. Мы говорили с заключенными женщинами, они просят: “Проголосуйте амнистию, мы все ждем амнистию!”. У молодых женщин, у которых вся жизнь впереди, я спрашивала, есть ли у них понимание, что они дальше будут делать после освобождения, как будут строить свою жизнь на свободе? Есть ли у них элементарные навыки, позволяющие адаптироваться в нормальной жизни, знают ли они, как написать резюме, какие у них права при устройстве на работу? Все как одна на все вопросы отвечали — “нет”. Есть ли в тюремной библиотеке какие-либо книги, которые способствуют социальной адаптации? Ответ также был отрицательный. И мы договорились с Людмилой Денисовой, что подберем книги, позволяющие каждой, кто хочет, заниматься самообразованием. Только после того, как мы воочию увидели, как живут женщины-заключенные, мы поехали к Юлии Владимировне.

 

“Окна белые. Не видно ни день, ни ночь, ничего”

- Почему был именно такой состав Вашей делегации? Вы предлагали женщинам из других фракций принять в ней участие?

— Юлия Владимировна, согласно закону, должна написать заявление, с кем она хочет увидеться. И это она указала в заявлении, что приглашает на свидание троих: меня, Людмилу Денисову и Татьяну Слюз. Конечно, нам звонили девочки из “Свободы”, и из “УДАРа”, “что ж вы не позвали, мы бы пошли вместе с вами?”. Думаю, что наша акция — только начало.

Татьяна Слюз, Людмила Денисова и Александра Кужель

- Вы до этого посещали Тимошенко?

— Нет, это было первое посещение. Перед тем, как нас пропустили, мы прошли всю систему досмотра, определенную законом и многочисленными внутренними инструкциями, вплоть до снимания одежды. Все личные вещи у нас забрали. Мы зашли без сумок, без телефонов — без ничего. Сейчас я посылаю депутатский запрос, адресованный главному врачу Афанасьеву, чтобы он дал объяснение, каким образом вещи, сданные ему на ответственное хранение, оказались в шесть утра валяющимися на лестнице, кто имел к ним доступ?

Конечно, первые минуты при встрече — это была сумасшедшая радость. И Юля плакала, и мы плакали. Часы пролетели, как минута, нам казалось, что мы не наговоримся. А потом мы попросили дать нам немного времени, чтобы ознакомиться с условиями ее содержания (рисует схему этажа, на котором содержат Тимошенко, — прим.ред. ). В палате Юлии Владимировны, где она сейчас не живет, с ней постоянно пребывала другая заключенная. И постоянно сидел представитель пенитенциарной службы. Круглосуточно. Стоят три камеры официальных. Стоит торшер: только Вы включаете свет в туалете, он начинает мигать — в туалете также установлена камера слежения. Поэтому в туалете свет никто не включает. В коридоре установлены еще две камеры. Спрашиваю у начальника колонии, это ваши две камеры? Нет. Чьи? Не знаю. А главврач вообще отнекивается: “Это не моя территория”. Дальше — комнатка площадью четыре с половиной квадратных метра, где мы проводили все время, закрытые на ключ снаружи. Под неусыпным круглосуточным надзором представителя пенитенциарной службы. Камера тоже есть, которая пишет постоянно. Только мы сказали, что надо бы помыться в душе, ровно через 15 минут была отключена везде вода, даже в туалете. Дальше расположена душевая, где сейчас постоянно пребывает Юлия Владимировна, тоже четыре с половиной квадратных метра. В ней расположены жесткий медицинский лежак, душевая кабина, раковина и унитаз. Там, как я говорила, тоже стоит камера. Про то, как тюремщики устраивали мелкие пакости, как отключение воды, говорить противно. А про то, что все стекла во всех окнах в помещениях, где содержат Тимошенко, покрыты специальным покрытием, не пропускающим свет, говорить нужно. Потому что она долгие месяцы полностью изолирована от внешнего мира. И это тоже является частью сильнейшего психологического прессинга, конечной целью которого является подавление человеческой воли. Психологи об этих технологиях хорошо знают.

- Они картоном заложены?

- Нет, какое-то напыление на стекле. Окно устроено так, чтобы воздух поступал сквозь тонкую щель. Дальше, мы попросили показать нам так называемую “мониторинговую комнату”, в которой, собственно, и находится монитор, на который поступают сигналы от камер. Там — стол и установленный на нем экран, за которым наблюдает молодая работница Качановской колонии. Дальше — свободное помещение, где раньше было большое больничное помещение. Вход в очень просторную сестринскую, в которой человек 15-20 днюет и ночует. Там — около 20-ти грязных кружек из-под кофе, повсюду разбросаны бутылки из-под пива, стоит стойкий запах табака и алкоголя. Далее — два черных хода. Все, кто беспрепятственно проходит через эти два черных хода — посторонние и случайные лица, имеют доступ к мониторам слежения за Юлией Владимировной. Я спрашиваю главу Качановской колонии, если Вы говорите, что записи нет, все транслируется онлайн, то с каких камер вышла в Интернет запись? Он говорит: я не знаю, я не могу ответить.

“У меня было желание на второй день взять стул и начать громить все вокруг!”

- Вокруг состояния здоровья Тимошенко много противоречивой информации.

— Ей необходима немедленная операция, немедленная! И немецкие врачи говорят, что ее нужно оперировать в Германии. Я не могу назвать ее диагноз, она не давала мне этого права, но если мы не сделаем в ближайшее время ей операцию, она может остаться недвижимой. Я сегодня разговаривала с профильным специалистом, он настаивает на том, что это очень серьезный диагноз. На правую ногу Тимошенко вообще не становится. Она передвигается на ходунках, опираясь только на левую ногу. И при этом такого терпения и такой выдержки, как у нее, я в своей жизни ни у кого не встречала. Ни разу не слышала повышенного голоса. Она ко всем обращается “Девочки родные, пожалуйста”. Она всех жалеет, даже тех, кто ее мучает. Говорит, “Сашенька, не ругай их. Они же не виноваты. Они же работают, они только выполняют приказы”. Поразительно, сколько у нее терпения и всепрощения! У меня было желание на второй день взять стул и начать громить все вокруг! Тюремщики утверждали, и эта ложь была растиражирована, что нас кормили. Неправда! Юля делилась с нами своими скудными запасами. Теперь я точно знаю, что вокруг ее питания создано множество спекуляций, цель которых — показать людям, что она питается изысканно, типа “Вам так и на воле не кушать”! Ложь и еще раз ложь! Для любителей подсматривать в замочную скважину могу сказать, что питается она обезжиренным творогом, овсянкой, иногда ест гречку. Организм после голодовки никакую другую пищу просто не принимает. Она ни грамма соли не потребляет, потому что практически не двигается.

- Для многих остается вопрос, почему Тимошенко, которая имела возможность каким-то образом уехать из страны и избежать того, о чем Вы рассказываете, не сделала этого? Почему сейчас она не идет на компромиссное решение с властью?

- Мы с Юлей Владимировной много говорили о сложившейся ситуации. Многие ехидничают: а что у нее раньше не болело о тех, кто сидел в СИЗО и тюрьмах? Да у нас у всех, пока горячий петух не клюнет… Когда ты работаешь премьер-министром, то много думаешь о СИЗО? У тебя есть текущие вопросы, ты думаешь о курсе гривни, об экономике… Да и вообще, многие ли из людей, живущих нормальной благополучной жизнью, задумываются о чужих несчастиях? Юлия Владимировна говорит, что все, выпавшее на ее долю, переносит как испытание, которое она должна пройти. Нет никакой паники, никакой истерики. Тимошенко никогда не пойдет на то, чтобы спрятаться, чтобы уехать и не вернуться. И просить о помиловании не будет! Никогда! Не потому, что она какая-то толстолобая упрямица и не хочет спасти свою жизнь... (пауза) Знаете, у меня консьержи в подъезде, когда я осталась у Юлии Владимировны, спросили моего мужа: “А зачем Вашей жене это надо? Она же может тихо пересидеть, как все остальные. Она не молодая женщина, зачем она сердце рвет?” Вы читали “Поплавок” Акунина? Зайдите ко мне на стену в Facebook, я там разместила. Верхняя часть поплавка — те люди, которые служат обществу. Нижняя — те, кто делает жизнь общества нестерпимой. И вот в зависимости от того, кто преобладает в обществе — подлецы и негодяи или люди чести, поплавок то поднимается над водной гладью, то погружается в водную пучину. Я не могу спокойно “тихо пересидеть”, когда рядом несправедливость! Когда каждый день получаю письма, в которых отчаяние, горе и боль десятков, сотен людей! И Юля такая же! Она уже давно не о себе думает. Она отчетливо, ясно понимает: сегодня существует реальная угроза обществу, стране, государству, каждому человеку, живущему в Украине. Мы здесь с ней не отличаемся. Как н е отличаются от нее в этом отношении и женщины, торгующие на Владимирском рынке. Они тоже чувствуют угрозу своей семье, своим детям. Когда я пошла на Владимирский после нашего женского бунта в Верховной Раде за покупками, то не могла пройти! Они мне все кричали: “Кужель, ты ж про нас не забудь, в ізьмемо каструлі, ложки, б…, мы их всех попереворачиваем”.

Юля понимает, что вопрос операции в Германии — это уже даже не вопрос жизни или смерти. Вопрос, в том, сможет ли она дальше бороться за страну или нет. Может, они думают, что если выпустят ее на лечение в Германию, она там останется. Но пусть даже не мечтают, что она оттуда не вернется в Украину! Поверьте, я б уже сто раз могла организовать с нашими друзьями ее побег за границу, если бы на то было Юлино согласие.

“Только полные идиоты могли подарить нам такое развитие событий”

- О чем вы общались с Тимошенко?

- Знаете, кто-то считал, что он обладает монопольным правом доступа к Юлии Владимировне, и тут произошел взрыв. Три человека имели счастье два дня общаться, обсуждать и строить планы с лидером оппозиции. И все понимали, что мы ей передали всю информацию. Всю. И мало того, что все рассказали, мы еще и много информации получили. Мы говорили только на ухо, одновременно громко стуча по столу. Иначе нельзя — прослушивается и пишется каждый звук, каждое слово. Я даже вижу, Власенко обрадовался, что появилась группа людей, на которую он может тоже опереться. Женя Тимошенко почувствовала, что рядом с ней встали люди, которые не на словах, а в жизни все это увидели и прочувствовали. Теперь и я, и Людмила Денисова, и Аваков, и Пашинский, — мы все сейчас думаем, формируем план действий. Турчинов — молодец, по его инициативе мы сразу провели закрытое заседание фракции и прошлись по пунктам, обозначенным Юлией Владимировной. Очень жесткий был разговор. Передали то, что можно и нужно было передать.

После того, как бандиты нас выкинули из больницы, первый звонок сделала Лине Васильевне Костенко. Пересказала ей, как вместе с Юлей целый час читали ее стихи. Про то, как я рассказывала Юлии Владимировне, как шесть часов провела в гостях у Лины Васильевны. И как, когда я уходила, Лина Васильевна показала мне в коридоре, где книжные шкафы стоят, букет засохших желтых роз. И она попросили передать Юле, “що це останні квіти, які вона мені подарувала, і вони будуть стояти до тих пір, поки Юля не вийде на волю”. Юля заплакала — это были счастливые слезы. Я даже сейчас говорю, а у меня мороз по коже.

Александра Кужель и Юлия Тимошенко (фото из архива)

- Вы ожидали силовой развязки? Готовились к ней?

- Конечно! Мы понимали, если они полные идиоты, то они разыграют силовой сценарий. Потому что только полные идиоты могли подарить нам такое развитие событий. Если б у них мозги хоть немного работали и они осознали, что мы не нарушаем ни одного закона, я бы на их месте дала нам матрасы и чистую постель, и сказала: “Живите здесь, хоть четыре своих депутатских года”. Вот тогда бы нам нужно было как-то проявлять инициативу. Я уже готовилась к активным действиям, мысленно разрабатывала план — присматривалась к расположению кабелей, освещению, просчитывала, прикидывала. Думала, что все-таки они умнее. Думала, что нужно будет заставлять их реагировать.

- До этой стадии, я так понимаю, Вы не дошли?

- Они нам не дали. Они выполнили пункт один — сделали все, как полные идиоты. И когда Олийнык ( депутат от ПР, — прим.ред) говорит, что не может в комнату четыре с половиной метра забежать десять омоновцев, то вынуждена ему возразить. Может, омоновцы и не могут, а специально обученные террору 21 бандит могут. При этом стояло пять человек исполнительной и пенитенциарной службы, представляющих, с позволения сказать, власть. Меня головой вперед вынесли, всех остальных ногами. Это было за секунду сделано. Сопротивляться было бесполезно. Харьков сейчас живет по криминальным понятиям. Так, как всю жизнь жил Донецк. Кстати, такого никогда не было и не может быть в Днепропетровске. В Харькове теперь постоянно обливают политических оппонентов зеленкой. Этакий интеллектуальный аргумент харьковской власти. Я уже сказала депутатам от ПР, что теперь в Верховную Раду буду приходить со шприцем, наполненным зеленкой. Это не шутка. Если они не могут привести в сознание своих ставленников, значит, мы начнем действовать их методами. Другого выхода нет. Нельзя говорить с урками на интеллигентном языке. Не приведут в сознание харьковских наместников — значит, мы будем поливать зеленкой их “Бриони”. Кернес живет и действует вне правового поля, вне законов. Я Ярославского предостерегала: “Что Вы делаете? Почему Вы позволяете Кернесу стать мэром?” Он тогда ответил: “Какая разница, все равно не он решает”. Думаю, сегодня у него мнение изменилось.

- Он говорит, что он с деньгами и спокоен.

- Ему повезло, что, по крайней мере, он не потерял все, ведь закона, права в Харькове нет вообще. Не случайно Тимошенко туда перевели. Прикончить Юлю ночью и выйти через “черный ход”, о котором я говорила, ничего не стоит. Зашли, укололи, и на этом все закончилось. Она рассказывала, что когда ее накрыли одеялом и били, она думала, что это конец.

“Щербань* нарушил негласные правила игры. Его убили из-за политики”

- В одном из своих интервью Вы сказали: “Я — тот человек, который был с Женей Щербанем до самой его гибели…” Вы давали показания как соратник Щербаня в ГПУ. Кому была выгодна его гибель?

- Самое интересное, сколько раз я ни озвучивала эту версию, никто ее не печатает.

- Я могу Вам пообещать, что мы опубликуем то, что Вы скажете.

- В убийстве Евгения Щербаня нет экономической составляющей. Есть составляющая политическая. Я и другие его соратники заявили об этом сразу после расстрела Жени, что, кстати, документально зафиксировано. Никто в Донецке организовать убийство, кроме донецких, либо спецслужб при поддержке донецких, не мог. Область держал полностью Щербань. Без Жени не назначался никто. Вдруг губернатора Владимира Щербаня, протеже Жени, снимают, и назначают другого человека, а Янукович как-то вдруг становится замом. После этого Щербань нарушил негласные правила игры. Когда олигарх начинает играть в большую политику, ему это быстро запрещают. Евгений Щербань начал сотрудничать с Евгением Марчуком, когда того сняли с поста премьера. Завел его в парламент и сделал главой нашей фракции. Щербань публично огласил свое решение о том, что будет вести Марчука на президента. И этим совершил недопустимую ошибку, фактически подписав себе смертный приговор. Марчук это прекрасно понял, когда Женю расстреляли. На похоронах, и все говорили об этом вслух, мы опасались нападения. Донецкая власть нас игнорировала полностью. Мы приехали всей депутатской командой и буквально со скандалами пробивали организационные решения, необходимые для организации похорон. Марчук очень опасался за свою жизнь. Если б это не было связано с ним, а было бы связано с бизнесом, поверьте, ничего бы подобного не было. И что он потом ни пытался делать — объединение с Морозом, эта “каневская четверка”, у него уже не было той финансовой поддержки, которая могла позволить ему быть серьезным политическим игроком.

Еще раз задумайтесь — в Донецке, на абсолютно контролируемой территории, где все прокуроры пожизненно были в составе ОПГ, все менты в составе ОПГ, где трупы закапывались по девять-десять человек в день, организовать проезд ментовской машины, киллеров, всю эту операцию, могли только спецслужбы при поддержке очень заинтересованных в смерти Щербаня лиц. И этим убийством как бы предостерегли всех остальных: вы можете заниматься бизнесом, но в эту, большую игру, вам играть нельзя. Эту версию, сколько я ни говорила, никто не пытается ни печатать, ни тем более расследовать. Нет там экономического подтекста. Проблем в бизнесе у Жени не было. Он не любил Лазаренко, как и я. Один раз я услышала в парламенте, когда в ложу правительства пришел Лазаренко, к нему подошел Щербань и сказал: “Ты, урод, не пробуй повесить на меня Брагина, ты же отлично знаешь, что я этого не делал”. Но у Щербаня с Тимошенко вообще не было конфликтов. Они в бизнесе не пересекались.

- Они были знакомы?

- Мы даже у него на 50-летии в оперном театре в Донецке вместе с Юлей были, где присутствовали только близкие друзья. У них были ровные отношения. Они вращались абсолютно на разных орбитах, пребывали в разных ярусах. Тимошенко в те годы была вне большого, серьезного бизнеса.

“Говорю дипломатам: “Пацан вас не поймет”

- Я понимаю, что следующий вопрос в большей степени риторический, и у Вас нет точного ответа, но все-таки, как Вы считаете, сколько еще сидеть Тимошенко?

- Я очень надеюсь, что предсказания о том, что Янукович долго не будет править, пророческие. Мне знакомый говорил, что “наш товарищ” сказал в Межигорье, что Тимошенко выйдет на волю только ногами вперед. У него страх патологический, страх мелкой шпаны перед сильным, во многом превосходящем незначительного и жалкого в своем скудоумии пацана, врагом. Он сегодня действует в полном соответствии с первым пунктом — полный идиотизм. Понятно, что идиотизм прогнозировать невозможно. Я сказала на встрече с европейскими послами: “Не пытайтесь говорить с ним интеллигентным, европейским, дипломатическим языком. Пацан Вас не поймет. Если Вам нужна в центре Европы страна, хуже, чем Беларусь, если Вам нужна граница со страной, в которой у власти криминал, то продолжайте и дальше увещевать диктатора, физически устраняющего своих политических оппонентов, не языком жестких санкций, а обтекаемыми дипломатическими нотами”. Объявив Юле пожизненное, президент объявил расстрел всей оппозиции. Чтобы мы, все члены оппозиции, понимали: откроешь рот — пойдешь по этапу. Но все равно надо бороться.