Агроинвестиции и доступ к земле: обострение противоречий

Агроинвестиции решают все?

Высшие лица государства определили, что уже в 2011 году агропромышленный комплекс должен стать “точкой роста”, поэтому нынешний год должен пройти под лозунгом его модернизации. Чтобы достичь этих целей, необходимы значительные инвестиции. А откуда их взять? В государстве остался практически единственный ресурс — богатая украинская земля. На самом высоком уровне поставлена задача — “как можно быстрее этот процесс земельной реформы начать и как можно быстрее закончить”, что на практике означает форсированное внедрение рынка земли сельскохозяйственного назначения.

Однако следует обратить внимание на противоречивость поставленных задач (рис. 1). Цепочка “агроинвестиции > модернизация > аграрный сектор как точка роста” выглядит вполне логичной. Но в случае внедрения рынка земли значительная часть агроинвестиций будет отвлечена на вложение в куплю земли, ограничив таким образом возможности модернизации агропродовольственного производства.

Известна истина, что замораживание капитала в форме земельной собственности — это роскошь, которую может себе позволить богатая страна. Американский экономист Джекоб Озер в своей книге “Должны ли люди голодать?” в 1959 году приводил как одно из наиболее весомых возражений против неограниченной купли и продажи земли тот факт, что средства, вложенные в землю, — это ресурсы, потерянные для долгосрочных капиталовложений, следовательно, они ограничивают расходы на повышение плодородия земли, ирригацию, приобретение машин, удобрений и другие производственные вложения, то есть на модернизацию. Такое состояние он сравнивал с описанным у Марка Твена пароходом, израсходовавшим на оглушительный гудок столько пара, что его не осталось для приведения в действие машины.

Одним из наиболее весомых аргументов в пользу внедрения рынка земли считается возможность привлечения кредитных ресурсов под ее залог. Логика в этом сомнительна, ведь сначала нужно вложить немалые инвестиции в покупку земли. Разовые (при наличии необходимых средств) вложения в приобретение гектаров и тем более привлечение для этих целей кредитных ресурсов ощутимо ограничат сельхозпроизводителей в расходах на производственные цели и, таким образом, отсрочат модернизацию технико-технологических процессов.

Экономические показатели эффективности деятельности сельскохозяйственных предприятий на протяжении последних трех лет, а именно — прибыльность 70% и убыточность 30% из них при общей рентабельности 8—15%, могут свидетельствовать о том, что возможности покупки земли у них незначительны. Но, возможно, ставка делается на крупномасштабных инвесторов, располагающих средствами и для покупки земли, и для модернизации? Подобная ориентация только на “крупных” формирует довольно непривлекательную среду для значительной массы малых и средних сельхозпроизводителей. Тем более что система финансовой поддержки купли земли в Украине практически не создана.

Частные инвестиции в различные сегменты продовольственной цепочки, в контрактные схемы с разных размеров сельхозпроизводителями могут обеспечить инвесторам гарантированные поставки сельскохозяйственной продукции и прибыль, но при этом переход прав собственности на землю вовсе не обязателен. Во Франции на арендной основе обрабатываются свыше 50% посевных площадей, в Бельгии — 68, Израиле — 90%; в США в государственной собственности находится 40% земли, в Голландии — все сельскохозяйственные земли. В США 27% фермеров являются полными собственниками земли фермы, а 60% — частичными, что не мешает фермерам эффективно инвестировать и хозяйствовать. Ведь А.Чаянов отмечал, что для народа важна не собственность на землю, а доступ к земле. Нехватка капитала в фермерских хозяйствах покрывается за счет системы кредитования с умеренными процентными ставками, государственной помощи и т.д.

Однако именно земля является тем активом, на который в последнее время нацелены частные инвестиции в сельское хозяйство. Этот ажиотажный процесс определен в мировом масштабе как новая “земельная лихорадка”, “земельные захваты”, “агроколониализм”. В докладе Всемирного банка “Растущий глобальный интерес к сельхозугодьям: может ли он обеспечить стабильные и равные выгоды” (октябрь 2010 года) приведены факты беспрецедентного ускорения крупномасштабной скупки земли, особенно в странах со слабым уровнем управления землепользованием и высокой степенью продовольственной уязвимости. И хотя преобладающее количество сделок с большими объемами земель заключаются внутренними инвесторами, большинство мегапроектов, касающихся 100 тыс. га и больше, заключаются именно иностранными инвесторами. Вне сомнения, и Украина стоит на пороге нового земельного передела.

Отечественная официальная статистика четко отражает процесс концентрации земли, но оперирование средними величинами его вуалирует. Так, если рассчитать площадь сельхозугодий на сельхозпредприятие за 2009 год, в среднем получается не так уж и много — 430 га. Но если из общего количества сельхозпредприятий выделить фермерские хозяйства, средний размер которых составляет 113 га, то оставшиеся сельхозпредприятия будут довольно крупными — средний размер землепользования 1,5 тыс. га. При этом почти четверть этих предприятий хозяйствуют на площади сельхозугодий свыше 2 тыс. га, и в них сконцентрированы почти 30% общей площади этих угодий в государстве.

Сельхозпредприятия с площадью угодий свыше 5 тыс. га, составляя всего 1% всех предприятий, распоряжаются 25% земель этой категории землепользователей. Особенностью Украины является то, что 2% фермерских хозяйств имеют средний размер 2 тыс. га.

А что же в развитых странах, экономические достижения агросферы которых часто приводятся как целевые ориентиры для отечественного развития? В большинстве из них основой моделью агросферы является семейная ферма. Например, в США в 2007 году средний размер фермы составлял 169 га, партнерства — 374 га и корпорации — 527 га. И только 8% ферм имели 1 тыс. и больше акров земли, или свыше 405 га. Еще меньше средняя ферма в Европейском Союзе — примерно 20 га.

В Украине отечественные инвестиции в основной капитал сельского и охотничьего хозяйства (в сравнимых ценах) в последние три года перед 2009-м росли ежегодно в среднем на 32%, прямые иностранные — на 39%, превышая соответствующие индексы по общим инвестициям по видам экономической деятельности. На фоне регулярных вспышек продовольственного кризиса не приходится сомневаться в истинном стремлении — скупить украинские черноземы. Мотивов для этого достаточно: желание выкупить лучшие участки плодородной земли, повышение капитализации, диверсификация инвестиционного портфеля за счет вложений в привлекательный сегодня сектор при снижении отдачи от других секторов и т.д. Интерес к украинским черноземам иностранных инвесторов в еще большей степени будет стимулировать покупку земли отечественными бизнесменами, в том числе в качестве объекта дальнейшей перепродажи по более высокой цене.

Поиск инвестора любой ценой, в том числе внешнего, которого часто не ассоциируют с сельскохозяйственным производителем, грозит усилением процессов концентрации земли у крупных владельцев-латифундистов, владельцев-абсентеистов, то есть тех, кто живет постоянно вне своих землевладений за счет ренты со своей земельной собственности. Дж. Озер в упомянутой выше книге приводит опыт неэффективной земельной реформы в Японии, проведенной по инициативе Макартура после Второй мировой войны: помещики использовали свою политическую, экономическую и социальную власть с целью получить больше, чем предусматривалось по закону; они сгоняли с земли сотни тысяч арендаторов и регистрировались как проживающие в селе или как крестьяне-собственники, распределяли землю среди своих родных и подставных лиц; крупные помещики были директорами банков, собственниками товарных складов, поставщиками удобрений, правительственными чиновниками и лидерами различных влиятельных политических организаций.

В ситуации крайнего неравенства разных агроинвесторов, особой уязвимости средних и малых сельхозпроизводителей, когда речь идет о финансовых возможностях, доступе к рынкам, кредитным ресурсам, технологиям, чрезвычайно важна регуляторная роль государства. Оно должно сформировать сильную систему ответственного землевладения и землепользования (обычно закрепляется приоритет местных сельхозпроизводителей), урегулировать конкуренцию между различными категориями инвесторов, направлять их в разные сегменты цепочки создания добавленной стоимости и в сельские регионы, которые больше всего в этом нуждаются, в частности в депрессивные.

Одна из рациональных моделей инвестиций в аграрный сектор может выглядеть следующим образом: местные инвесторы-аграрии инвестируют в приобретение сельхозугодий, производственные средства и инфраструктуру; аграрии, их кооперативы и другие инвесторы инвестируют в объекты хранения, переработки и реализации продукции; государственные инвестиции направляются в сельскую инфраструктуру, развитие системы распространения знаний и образование, консультирование.

По предложениям ФАО, в ближайшие годы структура инвестиций должна быть следующей: 25% — в растениеводство, 13% — животноводство, 62% — сельскую и оптовую рыночную инфраструктуру, первичную переработку, хранилища (Форум экспертов высокого уровня на тему “Как прокормить население мира в 2050 году”).

На международном уровне (ФАО, Всемирный банк, другие организации) разрабатывается и уже обсуждался в 2009—2010 годах проект Принципов ответственного инвестирования в сельское хозяйство. Обсуждаемые семь принципов касаются: признания и уважения существующих прав на землю и ресурсы; обеспечения продовольственной безопасности государств; транспарентности, надлежащего управления и формирования благоприятной среды; проведения консультаций и обязательного участия в них местных заинтересованных сторон; инновационности проектов инвестирования и гарантирования стабильных результатов; социальной ответственности, неусиления уязвимости отдельных категорий граждан, создания рабочих мест, обеспечения общественных благ, содействия развитию сельских территорий; экологической стабильности при минимизации рисков и масштабов негативного влияния на природные ресурсы и окружающую среду.

Есть немало причин сомневаться, что нынешние “эффективные инвесторы” в Украине прошли бы положительно такой тест на ответственность инвестирования в сельское хозяйство.

Доступ к земле: права под угрозой

“Отберите у человека или у народа деньги, товары, скот, и ваш грабеж закончится вместе с вашим уходом. Течение времени, конечно, не сделает ваше преступление делом хорошим, но оно уничтожит его последствия. Но отберите у народа землю, и ваш грабеж будет длиться вечно. Он будет новым ограблением для каждого нового ряда поколений, для каждого нового года, для каждого нового дня”, — писал в ХІХ веке американский экономист Генри Джордж.

По общему определению, доступ — это реальная возможность получить желаемое. Поэтому доступ к земле сельскохозяйственного назначения можно трактовать как право или возможность использовать, управлять или контролировать землю и ее ресурсы.

Аграрные трансформации в Украине привели к тому, что в частной собственности сейчас находятся 30,4 млн. га (73%) сельскохозяйственных угодий и 26,7 млн. га (82%) пашни. Право на земельный участок (пай) получили 6,9 млн. человек, а в целом официально оформленное право на земельный участок имеют в два раза больше граждан. Таким образом, определенный уровень физического доступа к земле обеспечен. Вместе с тем уже при распаевании было очевидно, что обрабатывать полученные земельные паи самостоятельно смогут далеко не все: подавляющее большинство собственников — это лица пенсионного и предпенсионного возраста. А уже сегодня свыше 15% паев перешли в наследство.

При предоставлении земельных паев в собственность не была сформирована соответствующая производственная и рыночная инфраструктура, никто не озаботился поддержкой хозяйствования семейного типа, развитием кооперации, интеграции в агропродовольственной цепочке. Поэтому преобладающая часть приватизируемых земель сдается в аренду сельхозпредприятиям (более 60% площадей распаеванных земель). О неблагоприятной среде свидетельствует нынешняя ситуация с фермерскими хозяйствами: их количество, лишь немного превысив 4 млн., с 2008 года сокращается.

Рис. 2 демонстрирует два важных аспекта относительно земли. Если частная форма собственности на сельхозугодья очевидно преобладает (73%), то как место приложения труда наши сограждане используют эти угодья на треть (38%). При этом сельхозпредприятия, хозяйствуя на половине площади сельхозугодий, обеспечивают работой всего 28% работников отрасли, большая же их часть работает в секторе самостоятельной занятости, представленном личными крестьянскими хозяйствами, в том числе теми, к которым собственники присоединили земельные паи.

59% площади сельхозугодий граждан приходятся на участки для ведения товарного сельскохозяйственного производства (средний размер 3,5 га), 31% — на личные крестьянские хозяйства (около 1 га в среднем), 8% — участки для сенокоса и выпаса скота, примерно по 1% — на коллективные и индивидуальные огороды и сады. Обрабатывать больше земли крестьянам не под силу, поскольку труд в их домашних хозяйствах и сегодня остается в основном ручным.

Фактически речь идет о социальной доступности земли для населения, ведь указанные формы землепользования реализуют в значительной мере социальные функции — самозанятость, самообеспечение. И они будут сохраняться еще длительное время.

Итак, только на половине клина приватизированных сельскохозяйственных угодий хозяйствуют сами граждане. Другая же половина приватизированной земли — “ресурс, ускользающий из рук граждан”, “отрезанный ломоть”. Это — земли, находящиеся в аренде, а в случае введения рынка земли они будут выставлены на продажу, учитывая довольно неблагополучное положение продавцов-крестьян.

Часть граждан — одни по собственному желанию (наследники, пенсионеры и т.д.), большинство же вынужденно (из-за необходимости платить за обучение детей, за лечение, в конце концов, по более банальной причине — получить средства к существованию) — продаст свою земельную собственность. Более того, даже если собственник не захочет ее продать, его под разными предлогами заставят это сделать (основания — формирование целостных полей, неэффективное хозяйствование и т.д.).

Если даже только эти, уже готовые 22% собственников земельных наделов (на эту цифру ссылается большинство исследователей, а по менее распространенным данным Всемирного банка, значительно больше — 43%) продадут их, то в государстве сформируется дополнительная когорта безработных и социальных иждивенцев, которые будут предъявлять претензии по поводу социального обеспечения.

Таким образом, крупномасштабное официальное обезземеливание крестьян, активно продвигаемое сейчас по теневым схемам, откладывается до официального введения рынка земель сельхозназначения. Первой же ласточкой ограничения доступа граждан к земле уже сегодня является ограничение резервов государства по предоставлению земельных участков для ведения так называемых социальных сельских хозяйств, в том числе для уязвимых групп населения.

За 2000—2009 годы стабилизировалась площадь сельхозугодий в личных крестьянских хозяйствах, коллективном и индивидуальном садоводстве, сокращаются площади земли под огородами, сенокосами и выпасами для скота (табл.). Неужели граждане не хотят брать новые участки для ведения садоводства, а от уже существующих огородов, сенокосов и пастбищ просто отказываются? Очевидно, что это не так. Причина проста: новых не дают, а для части земельных участков, ранее находившихся в пользовании, изменено целевое назначение — прежде всего под застройку как самими собственниками, так и новыми хозяевами.

Уже поднимался вопрос, где взять земельные участки для жителей монофункциональных городков, которые, оставшись без работы, смогли бы выращивать продовольствие для себя. Возможных вариантов оказалось немного — от покупки земельного участка в удобном месте (где взять средства?) до переезда в отдаленные села и использования брошенных приусадебных участков. Однако привлекательность их для жителей этих городков сомнительна.

Важность социального сельского хозяйства в нынешних кризисных условиях очевидна. Например, Госдума России предлагает раздать землю дачникам безвозмездно и отменить все налоги для коллективного садоводства и огородничества; в Великобритании принято решение выделить гражданам 1 тыс. земельных участков для огородов.

Резервом сельскохозяйственных земель для потребностей уязвимых категорий населения должно было бы располагать государство. Но сейчас в государственной собственности находятся только 27% сельхозугодий и 17% пашни, преобладающая их часть имеет четко определенное целевое назначение и передана предприятиям и организациям селекции, племенного дела, науки и образования. Государство утратило собственность и на стратегически важные категории земель, в частности природоохранного назначения, резерва для формирования объектов природно-заповедного фонда. Распаеваны деградированные и малопродуктивные земли, которые следовало бы отвести под консервацию. Эти проблемы целесообразно разрешить до введения рынка сельскохозяйственных земель.

В России, где такой рынок уже несколько лет функционирует, доля государственной собственности на землю сельхозназначения превышает 2/3 их общей площади, и хотя доля в сельхозугодьях меньше, государство осталось важным их собственником. Субъекты Российской Федерации, согласно законодательству, имеют приоритетное право на выкуп земель. В частности, в Белгородской области, которая в начале нового тысячелетия отличалась низкой долей земель в государственной собственности (11%) и высокой — в собственности граждан (79%), региональная администрация на сегодняшний день сконцентрировала почти половину сельхозземель, которые сдаются желающим в аренду. Такой механизм позволил противостоять масштабной скупке земель агрохолдингами (первые российские зародились именно здесь), вследствие деятельности которых обострилась проблема трудоустройства крестьян.

Продажа в Украине приватизированных земельных участков нынешними собственниками — это лишь видимая часть ограничения доступа населения к земле. Завуалированная часть — это ограничение доступа через концентрацию земли в агроформированиях латифундистского типа, что уже имеет место сегодня и значительно активизируется после введения рынка земли. При этом будет расти как физическое, так и экономическое и социальное ограничение доступа населения к земле. Проще говоря, речь идет о сокращении мест приложения труда, источников получения доходов от земли, существенном ограничении возможностей купить землю в будущем.

Сегодня из 3,2 млн. человек, занятых в сельском хозяйстве, охотничьем и лесном хозяйствах, всего 0,9 млн. учитываются официальной статистикой как наемные работники, а 2,3 млн. — как самозанятые (те, кто ведет товарное сельскохозяйственное производство на приватизированных земельных участках, члены личных крестьянских хозяйств). Следовательно, соотношение сегментов занятости сформировалось в пользу значительного преобладания самозанятости над наемным трудом — примерно 3:1.

Таким образом, если на 1000 гектаров в хозяйствах населения сейчас приходится почти 150 человек, то на такую же площадь земли, используемой сельхозпредприятиями, — 45, средними и крупными предприятиями — 29 занятых. В узкоспециализированных же агрохолдингах эта цифра еще меньше, например в ОАО “Нафкомагро” (арендует 148,5 тыс. га угодий) она составляет 10 человек, во французской компании AgroGeneration, которая контролирует ряд агропредприятий в Украине с земельным банком в несколько десятков тысяч гектаров пашни и реализует стратегию их увеличения, — только семь работников.

Эту тенденцию (в частности для стран Африки) отмечает и ФАО: современные инвестиционные мегапроекты капиталоемкие, однако имеют очень низкую трудоемкость — речь идет о пяти рабочих местах на 1000 гектаров, что несравнимо меньше, чем то количество рабочих мест, которое могли бы обеспечивать семейные фермерские хозяйства.

Сокращение земельного ресурса у граждан, в том числе из-за его продажи, будет означать дальнейшее ограничение мест приложения труда в сельском хозяйстве и в целом на селе. Однако, поддерживая в целом положительный процесс сокращения занятости в аграрном производстве, следует иметь в виду, что введение рынка земли может его значительно активизировать. При отсутствии других сфер трудоустройства обострятся проблемы и усилится давление на государство по созданию рабочих мест для сельского населения. И уже сегодня следует думать о выпуске двухэтажных вагонов электричек, чтобы доставлять сельское население на работу в города, а в селах — усиливать систему социальной защиты безработного населения, контролировать порядок.

Если сейчас основанием для отказа крестьянам в регистрации безработными в службе занятости является наличие земельного пая, личного сельского хозяйства, то после продажи земли количество сельских безработных резко увеличится. Разумеется, вместе с новым земельным переделом следует ожидать и новых социальных проблем и потрясений.

Нужно также ожидать существенного ограничения возможностей крестьян и сельских жителей купить землю в будущем. На первом этапе после введения рынка земли цена угодий будет определяться в основном экономическим законом спроса и предложения и может сформироваться на невысоком уровне, поскольку продавцов земли будет довольно много. Однако со временем, при высокой концентрации земельной собственности, цена на землю станет высокой, поскольку крупные землевладельцы, как правило, ведут себя как монополисты. Это во-первых. А во-вторых, в мире стремительно растут цены на продовольствие, что не может не сказаться на цене сельхозугодий в Украине.

Конечно, политики попробуют перевести “стрелки” на крестьян: “Землю вам дали, но вы не воспользовались предоставленной возможностью, сами же продали ее, и это было ваше собственное решение”. Никто не станет обращать внимания на объективные и субъективные, в том числе специально сформированные ограничения как физического, так и экономического и социального характера.

Доступ к земле станет возможен только при высокой стоимости аренды или покупке земли по высоким ценам, но нехватка средств у подавляющего большинства украинцев замкнет круг обезземеливания этого и следующих поколений. Впрочем, только до поры до времени. Поскольку, как показывает опыт, неизбежно назреет очередная земельная реформа, основным содержанием которой обычно является переход от крупномасштабного к более умеренному землевладению с целью увеличения эффективности производства, сохранения плодородия грунтов, повышения благосостояния сельхозпроизводителей, а также обеспечения прогресса в сельском развитии.

Даже если крестьяне по своей воле (в том числе из-за недостаточного осознания преимуществ владения землей, сложного положения и т.д.) продадут свои наделы, государство все равно останется гарантом обеспечения реализации конституционного права каждого гражданина на землю, а значит, и права на труд, права на питание, которые связаны с фундаментальным правом доступа к земле. Важно, чтобы поспешность с “завершением” нынешней земельной реформы не привела к последствиям “по принципу гребца”: смотрели в одну сторону, а гребли в другую. Хотя изначально путеводной звездой был крестьянин...

Ольга ПОПОВА