Вторая американская революция свершилась?

Сегодня выросло поколение, которому все равно, у кого какого цвета кожа. Что это значит для Америки .

Этого не может быть… Этого не может быть…” — как заведенная повторяла Бекки с седым ежиком на голове. И прыгала, и раскачивалась в такт музыки, и кому-то радостно махала в толпе, хотя в забитом под завязку зале клуба в Ричмонде, где ожидали результатов активисты Демократической партии, разглядеть кого-либо было весьма проблематично. “Это невозможно объяснить, потому что…” Конец фразы потонул в реве: “А-а-а!” — на экране телевизора появилась карта Вирджинии, окрашенная в синий цвет. Это означало, что впервые с 1964 года, когда Линдон Джонсон после убийства Джона Кеннеди победил в абсолютном большинстве штатов США, “Старое Владение” — как издавна, еще с XVII века, называют Вирджинию — проголосовало за кандидата-демократа на президентских выборах. И не просто за демократа — за сына африканца, чьих сородичей сотнями тысяч свозили на табачные, хлопковые, рисовые плантации Юга. В 1861 году, накануне Гражданской войны, рабы составляли больше трети всего населения штатов, где было разрешено рабовладение, — 3,5 миллиона человек. “Хижина дяди Тома”, “Унесенные ветром” — классика, канувшая в прошлое? Только не в Вирджинии.

Ричмондский сюр

“Мою бабушку продали другому хозяину, и дед ходил к ней и детям каждую неделю 20 миль. За это хозяин его порол”, — рассказывал корреспонденту The New Times мэр Ричмонда Дуглас Уайлдер днем того же 4 ноября.

…Тут на экране телевизора над электоральной картой появилась цифра “280”, означавшая, что Барак Обама набрал достаточное число голосов выборщиков, для того чтобы стать президентом США. Что тут началось! Люди плакали, обнимались, пускались в пляс. Потом толпу вынесло на улицу: там гудели машины и танцевали прохожие: жители Ричмонда высыпали из домов, особенно много было молодых — черных, белых, азиатов. Город ликовал! И лишь приезжему человеку все это казалось сюром. Потому что всего в четырех улицах от места, где ликовала толпа, на улице Ист-Клей 1201, стоял во всем китчевом блеске колониального стиля Белый дом, где принималось решение начать войну Юга против Севера, и музей Конфедерации, при входе в который посетителей встречает портрет генерала Ли. “Солдаты Конфедерации воевали за право, которое, как они считали, было даровано им Конституцией и традицией — право владеть рабами”, — написано в первом зале экспозиции музея, посвященной Гражданской войне. Была ночь, и музей был давно закрыт, а на улицах Ричмонда обнимались и целовались правнуки и праправнуки рабов — с правнуками и праправнуками плантаторов. А назавтра утром, как всегда, как каждый день, музей гостеприимно распахнул свои двери. Причем парковка — бесплатная.

Любящие vs штат Вирджиния

Бекки в прошлом медсестра, а ныне лоббист, отстаивает интересы профсоюза работников здравоохранения. Родилась на севере, в Пенсильвании, сюда приехала учиться в колледж, потом вышла замуж, родились дети — так и стала южанкой. И здесь уже больше сорока лет. Когда она познакомила автора с мужем афроамериканцем, ее фраза: “Это невозможно объяснить, потому что…” — стала самоочевидной. К тому времени автор накатала по городам и весям Вирджинии около тысячи километров, проехала штат с севера, который начинается на другой от Вашингтона стороне Потомака, до Норфолка — это уже побережье Атлантики, и оттуда на запад, в горы, в шахтерский край, и потом обратно на север. Переговорила с десяткомдругим самых разных людей: с профессорами университетов (и узнала, что в Университет штата Вирджиния цветных и женщин не принимали аж до 1970 года); со студентами (все как один за Обаму); с рабочими ферм, владельцами магазинчиков в городках, о которых говорят, что там “сильны расистские настроения”; с торговцем всевозможных “смит-и-вессонов” на глостерском блошином рынке, там же с продавцом конфедератских флагов (синий крест на красном прямоугольнике); с ветераном каких-то американских войн в Вильямсбурге, где генерала Ли до сих пор называют “наш герой”. Отсидела воскресную службу в черной церкви и т.д., и т.п. Короче, незаконченная Беккина фраза объясняется двумя словами, понятными в Вирджинии любому: Loving vs Virginia (семья Лавинг против штата Вирджиния) — так называлось дело, по которому 41 год назад было вынесено решение Верховного суда США.

Дело было так. В 1958 году черная американка Милдред Делорес Джетер и белый американец Ричард Перри Лавинг поженились в городе Вашингтоне, а потом вернулись домой, в городок неподалеку от Ричмонда. И однажды ночью, когда они, как и положено супругам, лежали в одной постели, в их домик ворвалась полиция: межрасовые сексуальные отношения в штате Вирджиния были запрещены. Они предъявили свидетельство о браке, которое висело на стене под стеклом, но межрасовые браки (между любым белым и любым небелым) были также запрещены. В суде Лавинги признали себя виновными (любили, спали вместе, зарегистрировали брак), и суд приговорил их к одному году тюрьмы с отсрочкой исполнения приговора на 25 лет при условии, что они покинут штат. В 1967 году, когда Бараку Обаме, сыну белой женщины и черного мужчины, было 6 лет, Верховный суд признал эти законы Вирджинии неконституционными.1 Но еще много лет спустя полицейские в Вирджинии останавливали машину, заметив там черно-белую пару — так, для проверки документов. Профессор Брентли Уомак из Университета Вирджинии вспоминает, что еще в 1969 году в Техасе, где он тогда жил, в общественных местах были отдельные питьевые фонтанчики: один для белых, другой — для черных. “Я конечно же пил из “неправильного”,— говорит Уомак. То есть “для черных”. А в госпиталях Ричмонда — отдельные банки крови для цветных и для белых, вспоминает его жена Пэм. А на железнодорожной станции Вильямсбурга были четыре разные туалетные кабинки: одна для черной женщины, другая — для белой, одна для черного мужчины, другая — для белого. “В семидесятом году табличек уже не было, но все знали, кому в какую кабинку”, — вспоминает декан юридической школы Университета Ричмонда Джон Пейган. Вот что имела в виду белая Бекки, которая замужем за черным и которая не могла поверить, что чернокожий американец может стать президентом США. Может: в Вирджинии за Обаму проголосовали 1 миллион 792 тысячи 500 человек (57%) — причем и в белых городках, и в черных.

Чего боялись белые?

Найти в сегодняшней Америке открытого расиста можно разве что в дешевых барах маленьких, забытых богом городков, да и то — если поблизости нет чужих. Но это не значит, что их нет. По данным одного из июльских опросов, 5% опрошенных белых американцев сказали, что они не будут голосовать за черного, и еще 19% заявили, что знают среди своих знакомых людей, которые категорически против президента афроамериканца.2 “Они (расисты) говорят кодовым языком”, — утверждает мэр Ричмонда Дуглас Уайлдер. “Например?” — “Например, “я готов голосовать за черного, если бы он был правильных взглядов”. Мэр Уайлдер как в воду глядел: именно такую фразу корреспонденту The New Times сказал банковский служащий в маленьком городке Глостер на юго-востоке Вирджинии. “А какие правильные?” — “Он (Обама) верит в то, во что не верю я”, — ответил собеседник. Расизм? Или просто другие взгляды? Но белокожая студентка Вирджинского университета Лили Фрост как раз из Глостера, и она убеждена: не верьте ушам своим. “Обама — террорист”, “Обама — мусульманин”,3 “самый высокий уровень преступности — среди черных” — вот их аргументы”, — говорит Лили. Каюсь: ни одного плаката “Америка для белых”, или “Черные забирают наши рабочие места”, или “Негры, убирайтесь вон в свою Африку” автору найти так и не удалось. Но и сторонников Обамы в глухих городках Вирджинии не находилось тоже.

Билл, торговавший оружием с лотка на придорожном рынке и убеждавший автора, что маленький черный браунинг или небольшая серебристая “беретта”, или даже чуть побольше “смит-и-вессон” ей очень даже подойдет (“А лицензия нужна?” — “Чтобы купить у меня — нет”), свой аргумент против Обамы изложил ясно и четко: “Люди бен Ладена его не будут бояться, потому что не принимают всерьез: они знают, что он по ним не ударит”. Сандра, у которой свой маленький магазинчик, где она делает штампы на майках, считает, что Обама — социалист, а социализм — это тоталитарный строй. “Разве он за отмену частной собственности?” — “Нет. Но он хочет повысить налоги”. Боб с выбитыми передними зубами, продающий символику конфедератов (значки, флаги, солдатиков армии южан и прочую мишуру), против Обамы и вовсе ничего не имеет. Просто “Маккейн — ветеран вьетнамской войны, он многого в жизни нахлебался, потому надо же и ему чего-то получить”. “Чего-то” — это Овальный кабинет Белого дома. Джек: “У Обамы нет опыта. Что такое сенатор? Ничего, кнопки нажимает”. — “Джон Маккейн тоже сенатор…” — “Маккейн — военный, а Пэлин — губернатор Аляски”.

Однако вот что любопытно: согласно еще одному опросу, проведенному за несколько месяцев до 4 ноября, треть опрошенных белых американцев сказали, что негативно относятся к представителям другой расы. Однако 58% из них заявили, что будут голосовать за Барака Обаму.

Результаты выборов подтвердили: за Обаму проголосовали не только черные и испаноязычные меньшинства,4 за него голосовали образованные белые, белые же женщины (56% против 43% за Маккейна), и преобладающее большинство молодых людей в возрастной группе от 18 до 29 лет — 66%.

“Обама собрал больше голосов среди белых, чем Альберт Гор в 2000 году и Джон Керри в 2004-м”, — говорит профессор Пейган.— И причина в том, что он полностью отказался использовать расовую карту в своей предвыборной борьбе, что всегда делали другие черные политики. Все 22 месяца он доказывал: Америка — это не черные и не белые, не республиканцы и не демократы, это — американцы. И ему поверили”.

Чего боялись черные?

“Еще год назад я сказал Обаме: первые, кто на тебя набросится, будут свои”, — сказал мэр Уайлдер в интервью корреспонденту The New Times. “Свои” — это другие черные политики. Сказал это мэр, у которого собственный богатый опыт (в 1990—1994 годах он был первым в истории США афроамериканцем — губернатором штата), и сказал не просто так, а в ответ на рассказ автора о воскресной службе в пресвитерианской церкви Норфолка.

А было так. В последнее воскресенье накануне выборов автор отправилась в самую большую и одну из самых богатых церквей юга Вирджинии: казалось очевидным, что пастор в своей проповеди будет убеждать паству прийти во вторник на избирательные участки. Черные церкви в Америке — это больше чем просто церкви, и нередко они весьма вовлечены в политику. Храм в Норфолке поражал воображение: огромный зал (и полностью заполненный), человек на 800, оснащенный по последнему слову аудио-визуальной техники: огромные плазменные экраны, чтобы пастор был виден, экраны для презентации, чтобы слова его еще и прочитали. Читали Евангелие от Матфея. Потом пастор объявил: “К нам приехал бывший губернатор Вирджинии”, — и назвал фамилию кандидата республиканской партии на выборах в Сенат. Кандидата встретили стоя, слушали внимательно, потом даже аплодировали (выборы он, однако, проиграл). Потом служба продолжилась. Имя Барака Обамы пастор не назвал.

Когда Обама только объявил о том, что собирается баллотироваться на президентских выборах, это вызвало ропот среди черных политиков. Не всех, но многих. В том числе и таких известных, как Джесси Джексон. Сначала о нем говорили, что он вовсе не черный, а белый, потом напоминали, что он вовсе даже не афроамериканец, потому что в его роду нет опыта рабства и сегрегации, он-де “свое не заплатил”, — процитировал одного из критиков мэр Уайлдер. Другие называли Обаму “ореал” (это черное печенье с белой начинкой внутри), намекая, что при темной коже он ведет себя как белый. “Расовые сутенеры”, — сказал как отрезал мэр Уайлдер.

Когда Обама выиграл первые предварительные выборы в штате Айова, из “ореала” он превратился в “наполовину белого”, когда победил на праймериз, вопросы о чистоте его черной крови уже не задавались. Хотя Обама ни словом, ни полунамеком не пытался заигрывать с афроамериканским меньшинством. Он дал понять: черный национализм для него столь же неприемлем, как и белый расизм. И 4 ноября за него проголосовали 95% черных американцев, имеющих право голоса. И Джесси Джексон, один из самых влиятельных религиозных лидеров среди афроамериканцев, плакал, слушая первую президентскую речь Барака Хуссейна Обамы. Американца. Сына белой женщины из Канзаса и черного гражданина Кении.

И чего не боялись молодые

Одной из главных заслуг Обамы вашингтонские аналитики называют то, что он сумел вернуть молодых людей в политику. И сделал он это во многом благодаря интернету: всемирную сеть он превратил в сеть своей поддержки. Миллионы людей по всей стране, никогда не видевшие и не знавшие друг друга, включились в его избирательную кампанию, координируя свою деятельность через специальную страничку в интернете. За 22 месяца Обама, начинавший практически без денег, собрал почти $700 млн — больше, чем кто-либо и когда-либо в истории президентских выборов в США. При этом средний размер пожертвования составлял $80. “Обаму в президенты!” — это стало настоящим политическим движением в университетских кампусах по всей Америке. “Выросло поколение, которое не помнит сегрегации и кому совершенно все равно, у кого какой цвет кожи”, — говорит профессор Университета Вирджинии Алекс Линч.

Но выборы прошли, постепенно проходит и эйфория победы. “А что если у Барака Обамы не получится осуществить перемены, которые он обещал? Что если у него вообще ничего не получится?” — спросила корреспондент The New Times студентов на семинаре в Университете Вирджинии. “Мой 14-летний племянник вчера мне сказал, что тоже пойдет в президенты. Еще год назад ему бы это даже не пришло в голову, — говорит чернокожая студентка третьего курса Иванн. — Так что уже получилось. Мы уже — другие”.

Евгения АЛЬБАЦ