Валентина Семенюк: “Заявления профсоюзов — это все предвыборная игра”

Социалистический председатель Фонда гос­имущества Валентина СЕМЕНЮК по-прежнему не желает ничего продавать. Возможно, поэтому премьер Юрий Ехануров считает, что штат ФГИ спокойно можно сократить на две трети. Г-жа Семенюк не соглашается и упорно продолжает заниматься предвыборной инвентаризацией.

— Прокомментируйте заявление Юрия Еханурова о том, что штат Фонда госимущества нужно сократить на 2/3 и его поручение Мин­экономики и Минфину проверить эффективность работы ФГИ.

— Если кто-то хочет подорвать работу фонда и сделать его бездеятельным, конечно, можно сокращать. Сегодня перед ФГИ стоит много задач по инвентаризации, управлению госимуществом, отслеживанию выполнения инвестобязательств, судебным разбирательствам. В прошлом году мы впервые перевыполнили план по дивидендам и поступлениям от аренды.

— Вы в последнее время много ездите по командировкам, застать Вас в фонде очень тяжело. Какая необходимость заставляет председателя ФГИ постоянно ездить по городам и весям?

— Ответственность за свою работу. Мы делали инвентаризацию объектов государственной собственности, сейчас проводим инвентаризацию объектов межхозяйственной и профсоюзной собственности. Надо помочь городским и районным советам провести инвентаризацию объектов коммунальной собственности. Дело в том, что при формировании бюджета надо учитывать и количество людей, проживающих на территории, и количество коммунальной собственности, которую требуется поддерживать. Я езжу не только по Украине, бываю и в других странах — республиках бывшего Советского Союза, подтверждая право собственности Украины на союзные и прочие объекты. Тем более что у нас создана единая компьютерная система учета. Включив компьютер, можно увидеть и по отраслям, и по территориям, что куда входит.

— Эта компьютерная система будет когда-нибудь в открытом доступе?

— К ней имеет доступ каждое министерство.

— А обычные граждане смогут получать информацию, к примеру, на сайте ФГИ?

— На сайт фонда может заходить любой.

— Сейчас там “висит” только презентация того, что такое реестр, а информацию о предприятиях, если их пакеты не выставлены на продажу, там получить нельзя.

— Это коммерческая информация. Если вас интересует конкретное предприятие, сделайте запрос в ФГИ, и мы предоставим информацию. Сегодня возникают имущественные отношения на базе государственного имущества, поэтому этот учет должен быть сохранен в тайне.

— Да, но возникает странная ситуация: полную и актуальную информацию по собственникам компаний найти практически нереально. На сайте Агентства по развитию инфраструктуры фондового рынка при Госкомиссии нормальной информации не найдешь. Фонд госимущества, который ратует за прозрачность, тоже о структуре собственности предприятий с госдолями не рассказывает. А как же открытость, как же прозрачность отношений собственности?

— Нужно учитывать, что есть Хозяйственный кодекс, который запрещает открывать такую информацию. Если законодательство не изменится, мы не сможем ее раскрывать.

— В некоторых из Ваших поездок с Вами был Александр Мороз. А он какое отношение имеет к Фонду госимущества?

— Это было только один раз, на “Лугансктепловозе”. Он как раз был в области со своим визитом, а я приехала на предприятие. Александр Мороз — руководитель фракции, он может ездить куда пожелает. Он был на предприятии как автор законодательных документов, как депутат. И это была открытая презентация нового электровоза, туда приглашались многие официальные лица.

— Сам “Лугансктепловоз” Вы не хотели приватизировать, а потом внесли в список объектов на приватизацию в текущем году...

— Фонд госимущества не управляет этим объектом, это делает Министерство транспорта и связи. Они и предложили выставить его на продажу. Мы написали, что пока по этому предприятию не закончены судебные разбирательства, выставлять его на конкурс мы не можем. Но в этом перечне он есть.

— В этом перечне вообще много объектов, о которых Вы говорили, что их надо оставить в госсобственности...

— “Сумыхимпром”, например? Этот объект исключен из списка на приватизацию.

— Получается, Вам этот перечень просто пришел, Вы его подписали и передали дальше?

— Да, подписала и отправила в Кабмин — пускай разбираются. Я по каждому объекту написала свои замечания, почему его нельзя приватизировать.

— Как Вы думаете, большинство из них будут проданы до конца этого года?

— На подготовку таких объектов требуется не менее полутора лет. Они не смогут пойти на приватизацию в этом году.

— А почему Вы сняли с конкурса 25% “Ленинской кузницы”?

— Дело в том, что там есть вопросы по общежитиям. Люди выбрасываются на улицу. По одним документам этот объект включен в уставный фонд, по другим — находится на балансе. Покуда не разберутся, я не могу двигаться дальше. У меня могут спросить, почему к разным объектам разные подходы? Согласно закону о приватизации жилья, общежития должны быть в коммунальной собственности, так что давайте действовать в соответствии с законом. Я сегодня продам 25%, а как я потом людям объясню? Они будут приходить ко мне под окна с пикетами...

— Общежития — это единственная причина?

— Да, единственная. Я уже подготовила этот объект, потом пришло несколько заявлений, потом суды, потом прокуратура, естественно, я на это не пойду...

— Получается, любое предприятие можно запретить приватизировать, потому что общежития есть почти везде.

— А скажите мне, пожалуйста, как мне потом разбираться с сотнями людей? Они же придут сюда. Я же должна как-то действовать, чтобы решить проблему, а не смотреть завтра им в глаза и говорить, что я сделала ошибку.

— И много таких случаев, когда предприятие было приватизировано и людей из его общежития выселили?

— Сейчас у меня 1025 таких объектов по Украине.

— Там действительно выселяют людей?

— Да.

— Черноморский судостроительный. Вы так долго говорили, что его надо вернуть государству, и до сих пор не вернули. Почему?

— Фонд госимущества не может руководить судами. 14 марта будет суд в Одессе, это наше предложение, мне было неприятно, когда суды несколько раз переносили: то прокуратура не ознакомлена, то одно, то другое, а время идет. Естественно, мы будем добиваться того, чтобы суд разорвал договор с покупателем.

— А как Вам идея пересмотра инвестиционных обязательств, как это предлагают собственники ЧСЗ?

— Этого не может быть. Условия выписаны таким образом, что собственников никогда четко не спросишь. Документы не были сформулированы правильно, не был представлен план развития предприятия, не был составлен поэтапный план внесения инвестиций. Условия конкурса были написаны на холдинговую компанию, а не на дочерние предприятия. Поэтому условия фактически не отвечают законодательству. Я понимаю, что такие условия писались для того, чтобы ни с кого ничего и никогда нельзя было спросить.

— Разве по условиям можно судить о благополучии предприятия? Например, по “Криворожстали” инвестиционные условия выписаны от и до, они трудновыполнимы, тем не менее ее профсоюзы постоянно жалуются, что работникам плохо. Вы это поедете проверять 13 марта?

— 13 марта у нас будет промежуточная проверка, по которой мы даже акт не имеем права составить. Полномасштабная проверка будет через шесть месяцев после продажи, то есть в мае.

А заявления профсоюзов — это все предвыборная игра. Вот передо мной приказ ФГИ. Кто входит в состав комиссии? Бобченко Ю. Э. — председатель профсоюзного комитета ОАО “Криворожсталь”. Он входил в группу, которая разрабатывала условия конкурса. Он подписывал все это? Подписывал, пусть тогда отвечает. Когда я в 2004 году приезжала к ним, я говорила, что это предприятие нельзя приватизировать, что его надо оставить в госсобственности. Профсоюз дал целую страницу замечаний к условиям конкурса, но при этом не вышел на улицу и не сказал, что их надо исправить. После того как комбинат вернули государству, они дали человека в состав комиссии и участвовали в составлении новых условий. Поэтому я и говорю, что надо не выполнять политический заказ, а защищать людей.

— Но ведь они не говорят, что условия конкурса плохие, они говорят, что Mittal некрасиво себя ведет по отношению к работникам.

— Закон должен быть для всех один. Я не могу писать условия конкурса под конкретную личность. Они подписывали условия. Пройдет шесть месяцев, приедет комиссия, проверим комбинат, составим акт, и они как профсоюз напишут свои замечания. Только тогда можно вести претенциозную работу, возвращать объект, требовать выполнения инвестобязательств.

— Вам не кажется, что присутствие такого инвестора, оборот которого больше, чем бюджет Украины, может быть опасно для самостоятельности государства?

— Я говорила об этом еще до того, как данный объект был продан. Я делала все, чтобы остановить приватизацию “Криворожстали”. Но решение принимал Кабмин. Я считаю, что те, кто его принимал, должны отвечать за свои действия, потому что я этот документ даже не визировала. Сегодня отдельными политическими партиями продажа “Криворожстали” преподносится как благо. Ну продали, ну проели деньги, ну и что? Что будем продавать в 2006-м или в 2007 году?

— 9 марта должен был состояться суд по иску Сергея Хорошайлова, председателя ГАК “Хлеб Украины”. Что будете делать?

— Пойду в суд. У меня есть все документы, которые проливают свет на “Украгромашинвест”. Я расскажу, как подделывались документы, расскажу все, что я видела по документам. Это работа правоохранительных органов. Я уже притормозила и внесение законодательных изменений, и план развития ГАК “Хлеб Украины”, которым предлагалось продать элеваторы. Я притормозила все это, потому что видела, как это делалось на “Украгромашинвесте”.

— Чем Вам не понравился их план реструктуризации?

— План реструктуризации надо составлять таким образом, чтобы не нарушать закон. Если предприятия ГАК “Хлеб Украины” запрещены к приватизации, а в плане санации написано, что они будут продаваться,— это просто шарлатанство. Мы должны действовать только в соответствии с законом.

— А законопроект об исключении элеваторов из перечня объектов, запрещенных к приватизации, Вы как оцениваете?

— Решение должны принять Верховная Рада и Кабинет министров. Если мы говорим о продовольственной безопасности страны, мы должны семь раз отмерить и один — отрезать. Сегодня, когда элеваторы перешли в руки частников, в селах, где есть сильные сельхозпредприятия, им приходится самим строить свои хранилища, потому что сдавать зерно элеваторам невыгодно. Выходит, что из-за этой надстройки стоимость услуг по хранению хлеба получается больше, чем стоимость самого хлеба. Поэтому хозяйства не пользуются элеваторами.

— Получается, если продать элеваторы, по сути ничего не изменится?

— Я считаю, что продавать элеваторы неразумно. Надо все просчитать. Надо не просто продавать предприятия, а думать, что будет потом. Получается, что сельхозпроизводителю выгоднее не сеять, не выращивать зерно, потому что услуги, которые им предоставляются, дороже, чем продукция, которая выращивается.

— А как продвигается инвентаризация имущества Черноморского флота?

— Мы уже утвердили методику, подготовили оценщиков, получили доступ к секретной информации в соответствии с соглашением о доступе к государственной тайне. Сейчас мы ждем только одного: Министерство иностранных дел должно дипломатическим путем получить для наших сотрудников разрешение на доступ на территорию российских военных объектов для того, чтобы провести там инвентаризацию. Еще надо получить от РФ информацию о том, кто будет от лица РФ подписывать договоры аренды, и, естественно, решить вопрос арендной платы.

— Инвентаризация делается только ради определения арендной платы?

— Это плановая работа ФГИ. Инвентаризацию госимущества мы провели впервые за 14 лет. Мы делаем инвентаризацию для того, чтобы узнать, что еще есть в стране. Кроме того, интересно, куда идет арендная плата, которая начисляется в соответствии с договором,— $97,4 млн. Она гасится как оплата за какой-то полученный газ. Кто его получал, когда, где? Почему именно такая сумма, а не другая — это все надо оценить.

— Что будет по окончании инвентаризации?

— Договоры должны быть оформлены в соответствии с соглашением.

— Когда это произойдет?

— Все зависит от МИД и российской стороны.

Анна КИБОВСКАЯ