Портрет шахтера: на осколках былой славы

Так вот, это неправда. Основа энергетической безопасности нашей страны не уголь, а люди, которые его добывают, — шахтеры. Но об этом почему-то никто не вспоминает, как будто уголь сам по себе выскакивает из-под земли, а не добывается тяжелым трудом горняков. Все старательно делают вид, будто их нет. Когда в центре внимания тонны добычи и проценты ВВП, а не человек — это по-настоящему грустно.

Попытку понять и изучить настроения оставшегося без внимания за тоннами угля “маленького человека” из шахтерских поселков Донбасса сделали социологи Донецкого национального университета. В ходе социологического исследования “Проблемы на угольных предприятиях глазами жителей шахтерских поселков” было опрошено 1254 респондента в возрасте от 18 лет. Полученные результаты говорят о том, что наши власть имущие почти ничего не знают (да и знать не хотят) о людях, которые своими руками обеспечивают пресловутую энергетическую безопасность.

Первый результат — из серии “удивительное рядом”. Ни для кого не секрет ужасающее положение, в котором находится украинский углепром. При этом, однако, около 50% шахтеров довольны своей работой. Впрочем, поясняют исследователи, здесь четко прослеживается разделение по возрастному признаку: чем моложе горняк, тем меньше у него радости и энтузиазма. Социологи называют это “ретроспективным довольством”: работающим пенсионерам приятно оглянуться на пройденный трудовой путь с чувством исполненного долга. Не менее приятно им вспомнить те времена, когда они принадлежали почти к касте “небожителей”.

Революция 1917 года, как потом хвастливо заявили большевики, ликвидировала разделение людей на классы путем диктатуры одного класса — пролетариата. Но и пролетариат внутри себя однородным не был. Если говорить конкретно о Донбассе, то шахтеры всегда были “гвардией труда”, элитным сословием по отношению к представителям других рабочих профессий. В трагические годы Голодомора селяне бежали на шахты, потому что знали: там они никогда не умрут с голоду.

Во времена индустриализации привилегированный статус горняков закрепился окончательно. Шахтеры-передовики приглашались на дружеские “посиделки” с высшим руководст­вом страны, и на одной из таких вечеринок была сказана знаменитая фраза Александра За­сядько: “Засядько нор­му знает!”, когда товарищ Сталин попрекнул горняка, что тот слишком активно прикладывается к рюмке.

Имя Алексея Стаханова и вовсе стало нарицательным. “Стаханов­ские темпы”, “работать по-стахановски”, “ну ты, блин, стахановец!” — эти обороты вошли в разговорный язык давно и прочно, хотя не каждый, кто употребляет их в речи, вспомнит, кто такой этот Стаханов и чем он знаменит.

Элитарность этой профессии обеспечивалась двумя факторами — высоким заработком и сверхпрес­тижностью, ореолом мужественности и жертвенности. Каждый спуск на сотни метров под землю, во враждебный человеку подземный мир считался подвигом, на который способен не каждый. Не только потому, что труд горняка тяжел и опасен, но еще и потому, что очень нелегко решиться на такой шаг, как первый спуск. Оставить яркий солнечный свет и ухнуть в вертикальную черную нору, в кромешный мрак и неизвестность. Донбасс заселили представители множества национальностей, и в верованиях каж­дого из этих народов подземный мир считался царством смерти и средоточием зла. Даже в эпоху диалектического материализма, когда верить в такое уже не полагалось, местный фольклор родил своего потустороннего героя — Шубина. Легенда о “хозяине шахты” бытует только здесь, среди шахтеров Донецкого угольного бассейна.

“Что ты знаешь о солнце, если в шахте ты не был?” — в этой песенной строке сконцентрирована вся гордость аристократии пролетариата. Именно так, с легким презрением, относятся к откосившим от армии ровесникам “дембеля”: считайте меня, кем хотите, но я через это прошел.

Даже оставшись без мощной поддержки Агитпропа, как в 30-е, культ шахтера жил своей жизнью. Если столичные жители завидовали партноменклатурщикам и академикам с их дачами и “Волгами”, то жители Донбасса стремились в шахтеры.

“Шахтерский труд всегда хорошо оплачивался. Я сам родом из шахтерского поселка, мой отец про­работал всю жизнь водителем. А рядом жили шахтеры, и я знал, что буду шахтером. Потому что семьи шахтеров жили лучше, чем семьи водителей. Так что выбора у меня не было”, — разоткровенничался как-то в беседе с корреспондентом “ЗН” зам.губернатора Донецкой области Александр Хохотва.

Это действительно так. Поми­мо высокой зарплаты, шахтер являл­ся обладателем очень мощного “соц­пакета”, как-то: бесплатные путевки на отдых и оздоровление себе и членам своей семьи, обучение детей в полузакрытых “подшефных” детсадах и школах, право на определение детей в вуз вне конкурса, наконец, ранняя и очень приличная пенсия.

Неудивительно, что сейчас горняки старшего поколения испытывают отчаянную ностальгию по тем временам. И, кстати, всеми силами противятся любой “борьбе с тоталитарным советским прошлым” — хоть что-то сохранилось на память.

Их более молодые кол­леги всего этого не застали, но из рассказов “старо­жилов” составили себе представление об ушедшей эпохе как о некоем “золотом веке”, который никогда не вернется. У них перед глазами совсем другая реальность: непомерный труд за небольшие деньги, вечерние посидел­ки с друзьями за рюмкой и скудной закуской (не то что прежние широкие горняцкие застолья) и пылящие по тихим улочкам шах­терских поселков черные, словно гробы, элитные внедорожники — напоминание о том, что сейчас высоких заработков и всеобщего ува­жения нужно искать не в шахте…

То, что именно эта мысль о нынешнем унизительном положении не дает покоя бывшей “гвардии тру­да”, подтвердили и результаты опроса. На вопрос, какую проблему своего предприятия шахтеры счи­тают главной, вариант ответа “низ­кую зарплату” победил с большим отрывом — его выбрали 37,4% опрошенных горняков. “Жителям шахтерских поселков присущ жесткий прагматизм. На фоне опасности аварий работник будет скорее требовать повышения зарплаты и своевременной ее выплаты”, — прокомментировала полученные данные руководитель исследовательской группы, кандидат политических наук Ольга Семченко.

Социологи признались, что этот результат стал неожиданностью. Обыватель, далекий от угольной тематики, шахты видит в телевизоре только тогда, когда там случаются аварии. Поэтому угольные шахты в массовом сознании отождествляются в первую очередь со взрывами и смертями. Но сами шахтеры привыкли к опасности, которая является непременным атрибутом профессии. Их больше волнует рутинное монотонное выживание в “мирное время”. Любой, кто спускается под землю, готов рисковать, но не хочет делать это за жалкую подачку от родного государства. Он, шахтер, хочет жить, а не выживать.

Государство, в свою очередь, пытается делать вид, что все “как раньше”. За прошлый год объемы угледобычи снизились на 17%, но зарплату шахтерам основных профессий постепенно увеличили в 2,2 раза. “У нас сегодня половина государственных средств, выделяемых угледобывающим предприятиям, идет на выплату заработной платы. Я не буду это комментировать — не хочу никого обижать. Но то, что уже произошло, — это очень плохо. Если будет так продолжаться, то и этой заработной платы не будет, потому что эти предприятия не будут работать. Пока мы не будем вкладывать деньги в развитие, а будем тратить их на заработную плату, ни порядка, ни перспективы в этой отрасли не будет. Заработная плата должна выплачиваться только из средств от реализации продукции, производимой шахтерами. Другого пути нет”, — заметил по этому поводу в интервью нашему корреспонденту губернатор Донецкой области Владимир Логвиненко.

“Знаете, денег всегда мало. И счастье не в количестве их, а в том, чтобы их было достаточно”, — добавил Логвиненко.

Высокая аварийность производства является главной проблемой лишь для 12,1% горняков. В своем резюме социологи отмечают, что “озабоченность аварийностью производства характерна для квалифицированных специалистов” — главным образом инженеров.

Но когда у шахтеров поинтересовались причинами аварий на шахтах, то выяснилось, что горняки, мягко говоря, не слишком доверяют своим руководителям и правительственным чиновникам, когда те официально оглашают свои заключения. Так, чаще всего причиной трагедий объявляются некие подземные процессы, наукой не изученные, а потому неизвестные и опасные.

“У нас для технологов, для разработчиков слабая геологическая база, слабая информация. Мы договорились с наукой: ни одно месторождение, ни один горизонт ни на одной из шахт не будет принят в эксплуатацию без научного обоснования геологов, сейсмологов — целого ряда институтов”, — заявлял министр угольной промышленности Виктор Полтавец после аварии на шахте “Красно­лиманская” (г. Родинское, Донецкая область), унесшей жизни 11 горняков.

“В этом году мы встретили два новых явления, неизвестных на действующей шахте, — самовозгорание угольного пласта и внезапный выброс… Я, горняк с более чем 30-летним стажем, скажу, что такого выброса я не видел”, — вторил ему директор той же шахты Зиновий Пастернак.

После беспрецедентной трагедии на шахте имени Засядько в интервью “Зеркалу недели” (№ 48 за 15 декабря 2007 года) Ефим Звягильский также сетовал на то, что “среда, которая нас окружает, изучена недостаточно”…

Можно без особого труда набрать тугую папку подобных высказываний официальных лиц.

А теперь приведем шахтерский “рейтинг” основных причин аварий: на первом месте — устаревшее и изношенное оборудование (54,9% опрошенных горняков), на втором — нарушение техники безопасности (18,4%). Наконец, 8,9% респондентов винят в авариях бездарное руководство. Начальственное мнение о горно-геологических особенностях разделяют 2,9%, но, что важно, эта небольшая часть — снова инженеры. Не менее интересно, что и здесь существует градация по возрасту: старики чаще других винят во всем бездарное и вороватое руководство.

При этом 45,8% шахтеров уверены, что истинные причины аварий всегда замалчиваются.

С этой статистикой, впрочем, категорически был бы, наверное, не согласен глава регионального управления Госпромгорнадзора по Донецкой области Николай Малеев. Он убежден, что до 80% аварий происходят исключительно по организационным причинам, то есть по вине неумелого руководства. По мнению Малеева, резко повысить уровень безопасности можно и без дополнительных вливаний, надо всего лишь отучить директоров шахт гнать своих рабочих за метрами проходки и тоннами добычи как в последний бой, наплевав на меры предосторожности.

“Не все рабочие Донецкой области знают, что мы работаем в самых тяжелых условиях в мире. Это действительно так, мы работаем на самых опасных пластах. А то, что изношенность основных фондов высокая, — это тоже правда. У нас, наверное, и оборудование самое старое в мире. Я только сейчас понял, насколько крепко работали наши отцы и деды, насколько добротно они все это делали, что оборудование до сих пор работает”, — прокомментировал выводы социологов вице-губернатор Александр Хохотва.

Шахтеры, может, не все знают, но догадываются: в рейтинге доверия на последнем месте оказались правительственные и ведомственные комиссии. Неудивительно, ведь в этих же шахтерских поселках живут и те, кому посчастливилось выжить при авариях и кто готов открыть им правду. Многие из этих выживших признавались, что яростно матерились в голос в больничной палате, слушая, что вещают о причинах очередной трагедии официальные лица.

Подводя черту под этим далеко не полным “оцифрованным” портретом донбасского шахтера, скажем так: не воспринимайте их как безропотное и бесконечно терпеливое “быдло” — им надоело выживать и хочется жить. Не думайте, что они верят официальному вранью и скоро забудут всю ложь, за которой пытаются скрыть истинные масштабы разрухи и преступной небрежности. Они все понимают и все помнят. В том числе и времена, когда к ним относились по-другому…

Евгений ШИБАЛОВ