В Гонконге, к которому приковано внимание не только Пекина, но и всего мира, произошло знаковое событие, являющееся продолжением и закономерным результатом массовых протестов в автономии, вспыхнувших вновь летом. Поводом для волнений тогда послужили закон об экстрадиции в Поднебесную и мандаринизация этой бывшей британской колонии. Закон об экстрадиции КНР вынуждена была завернуть. Это стало первым поражением Пекина. Второе — победа оппозиционных партий и движений на выборах в окружные советы Гонконга. Еще недавно 75% мест в них принадлежали проправительственным силам, но теперь ситуация кардинально противоположна. По последним данным, оппозиция получила порядка 85-90% мандатов, а именно 396 из 452 мест. Явка была рекордной — на 24% выше, чем четыре года назад, и достигла 71%.
Сами по себе эти органы имеют минимум власти, осуществляя контроль над расходами и занимаясь сугубо местной проблематикой. Но они также являются отличной площадкой для укрепления влияния в городе, и при этом кандидаты, одержавшие победу, становятся представителями в местном парламенте, избирающем правительство Гонконга. Так что перспективы для развития успеха протестов у оппозиции есть.
События в Гонконге являются тревожным звоночком. Потому Пекин, очевидно, приложит максимум усилий, чтобы помешать наступлению инакомыслящих. Соответствующий опыт, стратегия, тактика и инструментарий у властей Китая имеются. Уже много лет в Поднебесной идет борьба с национальными меньшинствами и этноязыковыми группами. Китай ведь на самом деле очень даже многонациональное государство. Только официально в КНР насчитывается 56 народов и 92% населения — это ханьцы. Однако в эти 92% входят другие этноязыковые группы, т.е. их как бы “насильно” смешивают с ханьцами, а значит, меньшинств на самом деле больше. В частности, в справочнике языков мира Ethnologue отмечается, что количество живых языков в Китае составляет 298. Плюс за условной чертой “неблагонадежности” пребывают последователи тех или иных религий.
Не мудрено, что вполне авторитарный Пекин воспринимает многонациональность как угрозу собственной безопасности, как в свое время СССР и современная Россия. На сегодняшний день основная “угроза” в представлении Компартии Китая исходит от мусульман. В совокупности их насчитывается порядка 20 млн: порядка 10 млн дунган, или хуэйцзу (китайцев-мусульман), разбросаны по восьми автономным районам и провинциям, включая Синьцзян-Уйгурский АР (840 тыс.), где проживает львиная доля уйгуров (тоже около 10 млн). Это народ бывшего Восточного Туркестана, ставшего ныне Синьцзян-Уйгурским автономным районом.
Тюркоязычные уйгуры подвергаются жестокому преследованию со стороны Пекина по меньшей мере лет двадцать. Отличным поводом прижать мусульман в Синьцзян-Уйгурском АР для властей стали теракты 11 сентября 2001 г. в США. Используя в качестве аргумента риск проведения аналогичных терактов в Китае якобы подверженными влиянию исламистов молодыми уйгурами, власти принялись с энтузиазмом ужесточать меры безопасности и ограничения для мусульман. В 2014 году председатель КНР Си Цзиньпин использовал невероятно своевременный взрыв на вокзале в Урумчи, столице автономного района, откуда он отбыл всего несколькими часами раннее, чтобы объявить о начале “народной войны с терроризмом”.
Железные Чук и Гек
Помогали Си проводить эту войну с террором в Синьцзяне два чиновника-ханьца, весьма отличившихся на поприще репрессий и контроля над нацменьшинствами. Одним из них был Чжу Хайлунь, занимавший пост главы Комитета по политическим и юридическим вопросам в провинции. Сперва, когда Чжу лишь начал свое продвижение по карьерной лестнице в этом регионе, местные относились к нему даже положительно, ведь этот ханец свободно говорил на уйгурском языке, да так, что даже исправлял своих переводчиков. Однако с течением времени уйгурам стало ясно, что, как выразился в комментарии AP один местный бизнесмен, Чжу — “хитрый лис”. Да еще и жестокий и методичный. После беспорядков 2009 г. чиновник устроил масштабные полицейские рейды, завершившиеся многочисленными арестами.
Еще больше давление на уйгуров усилилось через два года после фактической команды Си. В 2016 году главой Синьцзяна стал “железный Чэнь” — Чэнь Цюаньго, который прекрасно показал себя в Тибетском автономном районе. Чжу же стал его правой рукой и пробыл в этом статусе до 2018 г., когда, достигнув 60-летнего возраста, по номенклатурной традиции КНР покинул пост. Но до этого Чжу успел провести колоссальную работу по организации “перевоспитания” уйгуров. Причем руки Поднебесной дотягиваются до уйгуров и казахов и за пределами страны — в Египет, Турцию, Афганистан и т.п.
Заводной уйгур
Международный консорциум журналистов-расследователей (ICIJ, International Consortium of Investigative Journalists) получил от уйгуров, прошедших так называемые “центры обучения”, и опубликовал секретные документы, обуславливающие работу этих самых учреждений, по сути являющихся одновременно и тюрьмой, и едва ли не берджессо-кубриковскими центрами по промыванию мозгов.
Документы, большинство из которых подписаны рукой Чжу, дают представление о том, как власти выбирали жертв, куда их отправляли, как “перевоспитывали”, и что с “воспитанниками” происходило после. ICIJ получили четыре подробных руководства по методам “переобучения” уйгуров, а также казахов и представителей других нацменьшинств; и вердикт в отношении члена местной ячейки компартии, которого отправили за решетку за то, что призывал коллег не ругаться, не смотреть порно и не приступать к еде без молитвы.
Поиск потенциальных угроз проводился с применением высоких технологий. Система слежки и контроля, включающая смартфоны, — Интегрированная объединенная операционная платформа (Integrated Joint Operations Platform, IJOP), изначально задуманная как средство для обмена разведданными. Критериями для занесения в список неблагонадежных, чье поведение трактуется как подозрительное или экстремистское, были выезд за границу, призыв молиться или использование мобильных приложений, которые власти не могут контролировать. Одним из таких приложений стал сервис для обмена файлами, в том числе видео, Zapya (Kuai Ya). Согласно документам, более 40 тыс. пользователей приложения попали в черный список, и 32 из них вообще были признаны террористами. Один из задержанных пользователей Kuai Ya рассказал журналистам AP, что по мнению властей, с помощью приложения могут распространяться религиозные взгляды.
После того, как человек попадал в поле зрения IJOP, правоохранители определяли его судьбу, а точнее место, куда следует отправить в зависимости от тяжести прегрешения: под домашний арест, в центр переобучения или в тюрьму. В обнародованных документах, к примеру, сообщается, что лишь за одну неделю в июне 2017 г. на юге Синьцзяна IJOP определила “подозрительными лицами” 24 612 человек. Больше 2 тыс. отправили под домашний арест, 706 — в тюрьму, а большинству — 15 тыс. — не посчастливилось оказаться в местах, которые, возможно, даже куда хуже тюрьмы, поскольку в центрах переобучения уйгуры, казахи и другие подвергались системному давлению. По некоторым оценкам, “обучение” проходили и проходят порядка 1,8 млн человек.
Те, кто вышел из этих центров, сравнивают их с концлагерями, ведь за высокими стенами учреждений со сторожевыми вышками их и пытали, и по сути “дрессировали”. По словам этнического казаха, пастуха Эржана Курбана, попавшего в центр, когда ехал навестить мать, их под круглосуточным надзором охраны заставляли сидеть в неудобных позах на пластиковых стульях, запрещали молиться, а несогласных садили на корточки или отправляли на сутки в холодные камеры.
Таким образом людей ломают и делают податливыми для идеологической промывки мозгов. Аналогично принуждают к подчинению “террористов”, в особенности уйгуров, которых, как рассказывали другие бывшие задержанные, Пекин считает “отсталыми” и “необразованными”, с помощью пряников в виде регулярной стрижки и бритья, душа, чистой одеждой и правом на свидание с родными. Параллельно происходит насильная мандаринизация уйгуров: согласно документам, каждую неделю и месяц они сдают своего рода экзамены на мандаринском диалекте. Все оценки вносятся в систему IJOP. И после примерно года идеологической и языковой обработки “студентов” отправляют в учреждения для обретения навыков, которые будут полезны правительству. Так, Курбана сначала на месяц отправили под домашний арест, а затем на швейную фабрику, где он 53 дня работал за $42. Сам пастух признается, что раньше ханьцев считал друзьями, но теперь ненавидит. И это обратная сторона репрессий китайских властей в отношении нацменьшинств — ту часть задержанных, которых не удалось сломить до конца, Пекин попросту настраивает против себя. Вопрос в том, каков процент людей от общего числа помещенных в центры переобучения, которые стали действительно враждебно настроенными к властям КНР. Ответ найти сложно. По крайней мере, пока, поскольку, учитывая достаточно высокую закрытость Китая в таких вопросах, трудно оценить реальные масштабы преследований и идеологического промывания мозгов.
Равнение на Москву
Очевидно, что Китай, реализуя стратегию по подавлению инакомыслия, его корень видит в национальности. И в этом идет по стопам и СССР, и России. Взять хотя бы насаждение мандаринского, хотя формально Пекин якобы соблюдает религиозные и языковые права и свободы. Ведь не только уйгуров и казахов заставляют говорить на мандаринском, но и другие провинции. К примеру, в Гонконге, говорящем на кантонском, протесты, среди прочего, были обусловлены введением обязательного курса изучения мандарина в местных университетах. В автономии сочли это глупостью и наступлением на их свободу, ведь те, кто желают после получения диплома отправиться в КНР, могут пройти курс факультативно.
Но Пекин действует решительно, как и Москва, традиционно использующая язык как идеологическое оружие. В Кремле ставили и ставят перед собой задачу обезличить другие народы и этносы. К примеру, по мере того, как под гнетом санкций ресурсы в РФ тают и на региональные элиты денег все меньше, в Москве в прошлом году решили понизить региональные языки в статусе — обучение на них не должно проводиться в ущерб русскому языку и по специальному заявлению-прошению родителей ученика, которое власти имеют право завернуть.
Россия для Китая первопроходец. У руководства КНР перед глазами живой пример: оно учитывает допущенные Кремлем ошибки, недоработки и заимствует успешный опыт. И усовершенствует: в отличие от “аналоговой” России “цифровой” Китай весьма успешно дополняет высокими технологиями классические методы репрессий. Правда с учетом ситуации в Гонконге идеально работающей политику китайских властей уже назвать нельзя.
