Премьер-министр Владимир Гройсман подчеркивает необходимость обеспечения ежегодного роста ВВП на уровне не менее 4-5%. Стремление премьера абсолютно правильное, проблема в том, что пока украинская экономика до таких темпов разгоняться не хочет. Давайте попробуем разобраться, почему, и посмотрим, что можно сделать?
Не успели украинцы порадоваться экономическому росту в четвертом квартале 2016 г. (более 4%), как оказалось, что в феврале, промышленное производство возобновило падение. По отношению к февралю 2016 г. индекс промышленного производства в аналогичном месяце 2017 г. составил 95,4% (без учёта данных, скорректированных на эффект календарных дней).
Наиболее высокие индексы промышленного производства (если брать устойчиво высокий рост несколько месяцев кряду, а не экстремум в конце года, о котором ниже) наблюдались в первом полугодии 2016 г. (с 99% в январе до 104,5% в марте-апреле), когда промышленность несколько “встрепенулась” после прямого укола адреналина в “сердце” в виде потребительской инфляции в 2015 г. в размере 44%. Во втором полугодии 2016 г. инфляционный импульс был исчерпан.
Тем не менее в 2016 г. реальный сектор экономики вполне мог перейти к более динамичному росту, если бы государство применило хотя бы минимальный пакет экономических стимулов. Вместо этого промышленность в полной мере ощутила на себе все прелести государственной политики в области тарифообразования.
Основные тарифы, которые отпустило государство: перевозки ж/д транспортом, цена на электроэнергию, природный газ. Особенно болезненно предприятия восприняли увеличение цен на электроэнергию, ведь, как показывает практика, рост цены на неё на 10% приводит к увеличению промышленных цен на 2-3% (в среднем).
Плавный старт тарифов на электроэнергию и природный газ для промышленности в первой половине 2016 г. реальный сектор перенёс. Но вот летняя свистопляска с тарифами, которые начали скакать, как заяц в брачный период, окончательно придавила индекс промышленной продукции к минимальным показателям роста. Себестоимость готовой продукции росла, а рынки сбыта оставались прежними — то есть капризными и неемкими.
Особенно, когда речь идёт не о сырье и промежуточных товарах, а о готовой продукции: инвестиционных товарах, товарах народного потребления длительного и непродолжительного пользования. Для такой продукции каждая дополнительная гривня в себестоимости может обернуться значительным падением спроса. Динамика падения цен на электроэнергию, особенно в январе 2017 г., простимулировала промышленное производство к росту, но ненадолго.
Возобновившийся рост цен на электроэнергию фактически “казнил” промышленный рост в феврале 2017 г., причём показатели марта будут, скорее всего, ещё печальнее.
Правительству, коль скоро оно стремится стимулировать национальную экономику, стоит обратить внимание на прямую корреляцию таких показателей, как индексы промышленной продукции и рост цен на электроэнергию. К сожалению, с таргетированием промышленных цен у нас традиционно не сложилось. Напомню, по итогам 2016 г. они увеличились более чем на 36%, немалую роль в этом сыграли регулируемые государством тарифы, рост которых не был ни обоснован, ни адекватно спрогнозирован.
В этой связи правительству необходимо максимально усилить ценовое таргетирование в экономике: промышленные цены (в секторе товаров народного потребления и в секторе энергетики) не должны расти в значительном отрыве от потребительской инфляции. Государство должно всеми доступными мерами защищать внутренний рынок для своих, национальных производителей, а не отсекать их ценами на электроэнергию от потребительских рынков. Вместо этого в настоящее время наблюдается ситуация, при которой одна нога (НБУ) тормозит потребительскую инфляцию, а другая (государственные тарифные комиссии) — то ускоряет промышленные цены до “первой космической скорости”, то жмёт педаль тормоза “до пола”. “Пассажиров” от такой манеры езды прогнозируемо тошнит...
Политика НБУ и правительства должна быть синхронизирована: если в процессе реформирования экономики нужно провести ценовое стимулирование для энергетической отрасли, то значит и ценовая политика для населения должна быть значительно мягче, даже если это и прибавит порядка 5% к показателю потребительской инфляции.
Если же для макроэкономической стабилизации нужно закрутить ценовые гайки, то и рост тарифов для промышленности должен быть ограничен. И главное — нужно выпрямлять эту деструктивную ценовую амплитуду по электроэнергии, которая не позволяет промышленникам выстраивать даже среднесрочные производственные циклы, не говоря уже о долгосрочных программах инвестиционного развития. В условиях значительных колебаний цен на электроэнергию производители перманентно попадают в ценовые ямы, при которых им выгодно просто временно не работать. В результате таких простоев проседает общая экономическая динамика уже в масштабах всей страны, наёмные работники переводятся на неполную рабочую неделю или вовсе отправляются в неоплачиваемые отпуска, а это уже чревато падением платежеспособного спроса населения и увеличением социальной нагрузки на бюджет.
Прирост по году
Основные драйверы экономического роста в прошлом году: сельское хозяйство (+6%) и строительство (+16,3%). Остальные отрасли либо особо не оторвались от “средней температуры по больнице” в 2,3% (рост ВВП в 2016 г.), либо откровенно провалились: финансы (-15,7%), образование (-4,8%), медицина (-4,1%). А ведь страны, осуществляющие структурные реформы, вкладывают значительные инвестиции в образование и медицину, которые являются не только одними из главных наполнителей ВВП, но и основой экономического роста. Население должно быть здоровым и образованным, только тогда оно сможет постоянно повышать производительность труда и выигрывать конкурентную борьбу на мировом рынке. Кроме того, экономический рост невозможен без финансового локомотива — рынка капитала (банки, страховые и лизинговые компании и т. д.). Глядя на динамику падения финсектора в 2016 г., понимаешь, что в нашем финансовом “паровозе” кончился уголь и весь пар ушёл в свисток...
Главным индикатором промышленного роста является объём генерированных энергоресурсов. Наивно будет полагать, что сокращение энергопотребления у нас произошло за счёт программ энергоэффективности: рост энергосектора в 1,8% говорит скорее о деиндустриализации экономики. Кроме того, структурные реформы должны приводить к росту перерабатывающих отраслей и внутренней торговли, а их динамику в прошлом году драйвовой назвать пока нельзя.
Зато одним из драйверов стало сельское хозяйство. В силу разных причин аграрный сектор является сезонным и, главное, рисковым, зависящим от внешних факторов, повлиять на которые зачастую нельзя. Проблема в том, что мы не найдём в мире богатых стран, экономическим драйвером которых является сельское хозяйство (что не мешает богатым странам иметь высокопродуктивные аграрные сегменты экономики).
И наконец, бенефис строительства и сектора недвижимости. В стране, где ипотечное кредитование составляет менее 1% ВВП, сие выглядит странно (в развитых странах сектор ипотеки составляют 40-70% ВВП). Но только для теоретиков. Во-первых, рост сектора строительства в 2016 г. — результат “нулевых” циклов, заложенных в 2012-2013 гг. Во-вторых, источником инвестиций сектора стали деньги заробитчан ($3-4 млрд), а также часть средств, которые были выведены вкладчиками из банков за последние годы (всего $15-20 млрд). А эти источники инвестиций нельзя назвать ни стабильными, ни продуктивными: абсорбировать общественные накопления должна надёжная и эффективная финансовая система, а заробитчане должны иметь возможность трудиться и зарабатывать у себя на родине. Пока столько они дома не заработают.
Если рассмотреть базовый февральский (2017 г.) индекс промпроизводства в 95,4%, то увидим, что глубже среднего уровня “нырнули” отрасли, связанные с добычей природных ресурсов (уголь, нефть, газ, карьерные разработки, руда), а также предприятия металлургического комплекса. Тут можно передать привет инициаторам блокады ОРДЛО.
Зато нащупываются новые микроточки экономического роста в виде текстильного производства, деревообработки и химической продукции (без удобрений). Рост текстиля связан с увеличением посевов украинского льна и развитием малого и среднего бизнеса, деревообработка выросла на фоне моратория на экспорт леса-кругляка. Если бы в эти отрасли были направлены дополнительные кредитные ресурсы с адекватной процентной ставкой, результаты были бы ещё лучше.
Учитывая сворачивание сырьевого цикла мировой экономики, у Украины есть ещё максимум два-три года на структурную перестройку, в противном случае падение сырьевых отраслей и ГМК в который раз обвалит слабую национальную экономику на уровень очередного “плинтуса”.
Мотор спроса
Для перехода к устойчивому экономическому росту государству нужно создать условия для развития внутреннего рынка, защитить национальных производителей, стимулировать отрасли с высоким уровнем добавочной стоимости, повышать платежеспособный спрос населения.
Необходимо направить внутренние финансовые ресурсы на медицинскую реформу и стимулировать украинцев вести здоровый образ жизни и заботиться о здоровье. Ну и, конечно же, необходимо финансирование системных образовательных проектов, которые в конце концов помогли бы украинцам научиться использовать свои знания и занять более высокооплачиваемую нишу на рынке труда.
Для этого нужна эффективная банковская система и монетарная политика НБУ, направленная не на удовлетворение требований внешних кредиторов, а на внутреннее развитие. В противном случае нас ждёт аграрно-заробитчанская модель экономики с постоянными циклическими сдвигами и скачками, как на американских горках. Оно, конечно, дух захватывает, но для привлечения инвестиций модель крайне неудачная. Падение индекса промышленного производства в феврале 2017 г. — неприятный звонок. Но он пока не третий, свидетельствующий, что пьеса уже началась и свет погас. От нашего правительства ещё зависит, что покажут на сцене.
Алексей КУЩ
