Россия теряет Латинскую Америку

Если считать, что у путинской Москвы существует некая глобальная стратегия — к примеру, состоящая в реплике советской политики времен Холодной войны, а именно “противостояние США в любой точке мира”, то в 2015 году эта стратегия терпит поражение за поражением в таком огромном, исторически и экономически важном регионе планеты, как Латинская Америка (которая, напомним, включает в себя и Южную, и Центральную Америку, и бассейн Карибского моря). Это уточнение имеет смысл потому, что данный “большой регион” десятилетиями играл ключевую роль в распространении позитивных представлений о советском образе жизни, геополитическом по форме противостоянии СССР и США во главе управляемых ими коалиций, а на рубеже эпох — российского присутствия в сфере торговли оружием, энергоносителями и освоения оффшорных юрисдикций.

В эпоху “зрелого путинизма”, отсчет которой целесообразно вести с Мюнхенской речи российского правителя, в которой он обвинил недоумевающий Запад в “обмане” с точки зрения баланса сил в Европе и мире (как оказалось, Россия, пользуясь растущими ценами на энергоносители, мечтает о реставрации модели “зон влияния”), российское присутствие в западном полушарии стало трансформироваться. Теперь Москва начала поддерживать кредитами, контрактами и оружием ряд стран, отличавшихся жесткой антиамериканской, антиколониальной и неосоциалистической риторикой — причем независимо от глубины и искренности такой позиции. И если ранее относительно “традиционной” российской клиентелой были охвачены такие страны региона как Куба, Никарагуа, Перу (где советское влияние было утеряно еще после разгрома президентом Фухимори группировки “Сияющий путь” в 90-х годах), а позднее — расшатанные социальными противоречиями и зигзагами цен на ископаемое топливо Боливия и Венесуэла — впоследствии Москва начала искать ключи к сердцам левых политических элит в ставшем членом долларовой валютной зоны Эквадоре и левеющих тяжеловесах глобальной экономики, Бразилии и Аргентине, чьи отношения с Вашингтоном в 2000-е годы последовательно ухудшались.  

Любопытно, что среди постсоветских государств единственными конкурентами Москвы в освоении возможностей Латинской Америки выступали лишь Беларусь, чье руководство было идейно близким политике “чавизма” в Венесуэле, и Украина, которая в эпоху президентства Кучмы развернула в Бразилии проект строительства космодрома Алькантара, а в Аргентине ограниченно сотрудничавшая с одной из крупнейших украинских диаспор. Впрочем, конечно, эти объёмы проникновения в 2000-е и в начале “десятых” годов нельзя было сравнить с российскими — Россия пыталась держать на плаву Кубу, вооружать Венесуэлу как против проамериканской Колумбии, так и, собственно, США, а в 2014 году Владимир Путин не только провел феерический визит в Бразилию, в тот момент тонувшую в беспорядках социального характера и переживавшую психологический шок от поражения своей сборной в принимаемом чемпионате мира по футболу, но и постарался сделать из Аргентины ключевого заместителя поставок мясной продукции в Россию вместо стран ЕС.

Однако эти усилия совпали с неумолимыми циклическими явлениями — исчерпанием неосоциалистических стратегий развития, в основном базировавшихся на высокой кривой нефтяных цен, тянувших спрос на прочий экспорт региона, а также с политическим совершеннолетием поколения новых правых лидеров. Первым звонком стала Куба, где маневренный Рауль Кастро (при живом брате Фиделе) сначала добился от России списания многомиллиардной задолженности безо всяких политических обязательств, а затем убедивший Вашингтон в перспективности отмены полувекового эмбарго, да еще и в рамках исторического визита римского понтифика — вернувшийся в католицизм (пусть и неизвестно, насколько серьезен этот его символический шаг). Фактически единственным спорным вопросом во взаимоотношениях округа Колумбия и Гаваны осталось существование базы Гуантанамо.  Второй сигнал прозвучал в ноябре этого года — Аргентину возглавил лидер консерваторов, близкий к Ватикану и Вашингтону строительный магнат Маурисио Макри, при котором фантомные боли антиамериканизма, в чем-то роднившие Буэнос-Айрес и Москву, теперь быстро отходят в историю.

И вот, 6 декабря — наиболее болезненный удар: в результате парламентских выборов в Венесуэле демократическая оппозиция — альяс 12 сил “Оппозиционное единство” (MUD) —  получила 99 мест из 167 в однопалатной Национальной ассамблее, превратив наследника покойного Уго Чавеса Николаса Мадуро в “хромую утку”, а многолетнего и неоднократно “битого” всеми дозволенными и недозволенными политическими приемами лидера либералов Энрике Каприлеса — в новый центр притяжения политической жизни в республике. Социалисты располагают 46 мандатами, но еще 22 остаются под вопросом. Пока неизвестно, кому они достанутся — ЕСП или теперь уже бывшей оппозиции. Но факт — демократы и социалисты поменялись местами.

В 2010 году ЕСПВ получила 97 мест, а MUD — 64. Необходимо подчеркнуть эпохальность произошедшего как для Венесуэлы, так и для всего региона — ведь с момента демократического прихода к власти политика-иконы “нового социализма и нового антиколониализма” Уго Чавеса это первый проигрыш правящей Единой социалистической партии (”чавистов”) за 16 лет (то есть за больший период, нежели у власти в России де-факто находится северный друг подобных режимов Владимир Путин). Нельзя удержаться от некоторой иронии — израсходовав столько сил и ресурсов на сохранение российского влияния в той же Киргизии или Армении, на защиту режима Януковича в Украине, затем на разжигание конфликта в Крыму и на Донбассе, на подкуп европейских политиков, в конце концов увязнув в Сирии и напоровшись на Турцию, Путин терпит очередное поражение, пожадничав год назад выделить Николасу Мадуро несколько миллиардов долларов, которые могли бы сегодня спасти его от унизительного разгрома.  

Неудивительно, что теперь Мадуро лишь бессильно развел руками и признал поражение, заявив, что в стране победили демократия и Конституция. Он не осмелился приказать подконтрольным партии отрядам люмпенов (почти полный аналог украинских “титушек” и российского “антимайдана”) начать погромы оппозиции, как в 2013-14 годах.

В любом случае для соратников президента выборы-2015 без сомнений стали переломным моментом в истории партии, так долго пытавшейся управлять государством. Не помогли власти ни враг в лице США, ни репрессии против оппозиции, которые напротив добавили очков оппонентам Мадуро. Впрочем, как и прогнозировала “Деловая столица”, все эти технологии оказались бессильны перед лицом надвигающейся экономической катастрофы. Но признавая поражение, Мадуро “не ударил в грязь лицом” и все свои беды объяснил “экономической войной”. По его словам, в поражении идей “чавистов” — сторонников курса покойного президента Уго Чавеса — повинен крупный бизнес, который якобы саботировал развитие экономики. В постсоветских терминах это заявление легко переводится как действия “иностранных агентов”, “пятой колонны” и “прозападных элементов”. Два года назад протесты против сомнительной победы Мадуро привели к стычкам с применением огнестрельного оружия, которые привели к гибели 45 человек. Но квазилегитимное правление Мадуро привело к исторически небывалому экономическому упадку страны-экспортера нефти — что не может не сигнализировать о параллелях с судьбой России, пытавшейся стать “энергетической сверхдержавой” с помощью шантажа стран Восточной Европы, Кавказа и Центральной Азии. Уровень инфляции в текущем году достиг 100%, ВВП Венесуэлы сократился на 10%, а прогнозы на ближайший год на еще менее оптимистичны.

Мадуро, принявшему эстафету у Чавеса, не удалось с однопартийцами построить социалистический рай. Управление экономикой целой страны оказалось слишком уж сложным делом для них и в их неумелых руках больше напоминало безуспешные попытки собрать кубик Рубика. ЕСПВ ошибочно считало его обычной игрушкой и вертело так, как ей хотелось. Усугубляли положение дефицит продовольствия и рост насилия в стране.

Представитель MUD Хесус Тореальба, выступаю в штаб-квартире блока в Каракасе, заявил, что “это победа демократии, которая знаменует собой перемены в Венесуэле” и дает надежду всем политзаключенным. Но на самом деле теперь все зависит даже не от настроя альянса оппозиционных сил (с этим, очевидно, проблем не возникает), но от того, как быстро эйфория от победы сменится решительностью действий и жесткостью реформ, в которых так отчаянно нуждается Венесуэла. Время поджимает, ведь если затягивать кардинальное изменение государственной политики, прогнозируемый дефолт вполне может стать реальностью. Перед парламентским большинством стоит множество вызовов, порожденных низкой ценой на нефть, что при зависимости Каракаса от черного золота является главным препятствием на пути к выходу из кризисной ситуации.

С другой стороны, нужно понимать, что социалисты хоть и проиграли, но их поражение не стало окончательным, разгромным, т.к. 46 штыков в ассамблее (а если им достанутся еще и 22 мандата, по которым еще нет решения) будет достаточно, чтобы попортить кровь “Демократическому единству” и Ко. Любой промах будет с упоением муссироваться в СМИ и использоваться, чтобы продемонстрировать электорату слабость вчерашней оппозиции и отсутствие у нее толкового плана действий, о чем мадуровцы уже сигнализировали ранее. Иными словами, поражение на парламентских выборах — хоть и болезненное событие для социалистов, но также дает им стимул усилиться, реорганизоваться и начать подготовку к выборам главы государства. До них еще три года, но, по всей видимости, затянувшийся экономический кризис теперь усугубится кризисом политическим: его гарантирует соперничество между парламентским большинством и президентом. Так что окончательное закрытие чавистского эксперимента в Венесуэле — дело не столь отдаленного будущего.

Владислав ГИРМАН, Максим МИХАЙЛЕНКО