21 погибший и более 50 раненых — такова еще не окончательная статистика этой трагедии. Но получивших психологическую травму, наверное, не ошибусь, — миллионы. Потому что это первый “школьный расстрел” в Украине — на ее временно оккупированной Россией территории Крыма.
Случилось то, чего каждый из нас с начала войны с Россией опасается больше всего: терактов в школах, больницах или жилых домах. Словом, всего того, что для путинской России уже пройденный этап, закрепивший вседозволенность действий спецслужб и опыт преодоления боли населения. А для нас — впервые, причем где-то далеко, “под Россией”, но погибли граждане Украины. К сожалению, политическое руководство страны не до конца это осознало и ограничилось выражением сочувствия родным и близким погибших граждан Украины, но национальный траур, невзирая на логику, сочувствие и публичные призывы общественных деятелей, объявлять не стало.
“Если бы Россия не пришла, в Крыму было бы как на Донбассе”, — говорят русские. Забывая сказать, что без их “прихода” посланцев Кремля и войны-то не было бы. Теперь в Крыму будет — как повсюду в России — небезопасно. Намного более небезопасно, чем в воюющей Украине, которая, по их словам, якобы failed state. Убедиться в засилии насилия в “сильной” России можно очень просто: посмотрите ленты новостей их информагентств, в том числе региональных, — они шокируют количеством насильственных преступлений с применением оружия всех видов.
В стране, где на уровне государственной политики создан культ силы; где само государство является преступником в отношении своих граждан, права и свободы которых оно ограничивает и системно нарушает; в стране, где ведется неприкрытая пропаганда военщины и оправдания агрессивной войны, наверное, иначе и быть не может.
Оккупированный Крым за четыре года аннексии хлебнул этой отравы сполна. Его главная поражающая составляющая — ненависть. Начиная с 2013 года, доморощенные технологи режима Януковича и приданные им из России силы ковали из патриота-украинца образ врага — бандеровца/фашиста/карателя. Им на смену пришли росСМИ: сразу после захвата ВР и правительства АР Крым террористами-спецназовцами были заблокированы РТПЦ и передатчики украинских телерадиокомпаний, на частотах которых тут же стали выходить российские каналы с программами, созданными по классическим лекалам информационных спрецопераций, то есть — военных. Героями были объявлены люди, совершившие тяжкие преступления — государственную измену, нарушение территориальной целостности и способствование военной агрессии. На “уроки мужества” в школы пошли “самообороновцы” Крыма, многие из которых еще вчера были известны как бездельники и мелкие жулики, на лечение потянулись раненые “ополченцы” Донбасса, щедро делясь “боевыми подвигами” с местными СМИ.
Пошла установка — открывать в общеобразовательных школах “кадетские классы”. То есть вполне военизированные классы, со строевой, командирами и присягой. В нашей родной украденной Украинской гимназии (теперь это академическая гимназия) осталось всего три украинских класса. И создано три — кадетских, прикрепленых к МЧС. И ко всем политическим событиям.
“18 марта. В жизни Крыма особая дата. Четвертая годовщина “Крымской весны” у кадетов 5 класса прошла под лозунгом: “Россия выбирает будущее”. В день выборов президента Российской федерации кадеты 5 и 6 классов приняли участие во флеш-мобе для избирателей”, — читаем на сайте уничтоженной Украинской гимназии.
В Севастополе есть кадетские классы... Следственного комитета РФ. Там же, вскоре после аннексии, появилось и первое кадетское училище — военная школа для подростков. Ее открытие буквально форсировали — министерство обороны построило здания этого учебного заведения всего за пять (!) месяцев.
И да, есть же еще и “крымские казаки”, как же без них: “героям” оккупации разрешили открыть детский Казачий корпус (замечу, что он существовал и в период до аннексии Крыма — списать на издержки демократии не получается).
С лета 2017 года “детская” программа Следкома работает и в период каникул — в “Артеке” появилась специализированная смена “Юный следователь”. Впрочем, огневая подготовка в некогда международном детском центре — теперь не только у юных следкомовцев, как можно судить по фотографиям, вызвавшим возмущение в соцсетях. Детей “попроще” в детском оздоровительном летнем лагере “Лесной” под Судаком обучали военному делу — стрельбе из различных видов вооружения и тактике ведения боя.
Перечислять еще можно долго, к сожалению. важно понимать: когда мы говорим о милитаризации Крыма, то речь идет не только о переброске новых военных кораблей и С-300 на полуостров, об увеличении личного состава и растворении в местном населении членов семей оккупантов и “колонизаторов”. Милитаризация Крыма — это серьезный комплекс мер по влиянию на общественное сознание людей, поддержание состояния опасности (страха) и готовности “встать на защиту” — по команде, разумеется. Туда же — внедрение давно забытых советских традиций и рефлексий, отмечание всех советских праздников с их атрибутами (официальными и “народными”), порой доходящими до полного абсурда, Например, широко представленная в торговой сети (включая интернет-магазины) военная форма времен Второй мировой для детей — от грудничков до старшеклассников для празднеств в честь 9 Мая.
Теракты в России — независимо от того, кем проведенные и инспирированные — позволяют спецслужбам РФ и режиму, которому они являются опорой, решать серьезный перечень задач: от содержания населения в тонусе и страхе — до закручивания гаек прав и свобод в связи с угрозой. Но это никак не защищает простых граждан в случае реальной опасности.
Крым сегодня буквально зарешечен — все автостанции в решетках и с проходом через “рамку”, все учебные заведения — в заборах и ограждениях. Высоких. Чтобы убежать от “стрелка”, перепрыгнув решетку, студенты керченского колледжа подсаживали друг друга — девушки взбирались по спинам ребят. То есть, все эти “меры безопасности” — на самом деле либо фикция, создающая видимость без возможности для спасения, либо просто корм, швыряемый в пасть многомиллионных госзакупок, на которых греют руки заказчики; либо ловушка — ведь вырваться за ограду весьма проблематично.
Но вот что делается у русских продуманно и от души, так это борьба с инакомыслящими или потенциально неблагонадежными. За годы аннексии за решеткой по обвинениям в экстремистской или террористической деятельности оказалась почти сотня людей. Большинство — крымские татары, мусульмане. Проведены тысячи спецопераций, с блокированием населенных пунктов и дорог на время обысков и облав, Центр “Э” (по борьбе с экстремизмом) собрал, наверное, самую богатую коллекцию отпечатков пальцев крымчан. Правомерность такого действия на полуострове — по умолчанию.
При этом купить огнестрельное оружие в России можно с 18 лет. Справки-разрешения, с учетом коррупции в выдающих их органах, — дело наличия необходимой суммы, а не соответствия нормам/анализам. Поэтому не удивительно, что предполагаемый “керченский стрелок” Владислав Росляков смог приобрести орудие преступления вполне легально.
Воспроизвести картину трагедии полностью ни у журналистов, ни у следственных органов Украины, открывших уголовное производство по статье о терроризме, по понятным причинам нет возможности. Сделать это, опираясь на сообщение российских органов, СМИ и видеозаписей свидетельств жертв и очевидцев расстрела, пока что невозможно даже для выстраивания точной хронологии события. Сколько было взрывов заложенных взрывных устройств, сколько было “стрелков”, кто они — вопросы открытые.
На информационной поверхности и в официальной версии российских органов следующее: 18-летний студент Владислав Росляков, придя в колледж, взорвал несколько бомб и расстрелял студентов и преподавателей из охотничьего помпового ружья, а затем поднялся в библиотеку и застрелился. В результате погиб 21 человек, из которых — пять преподавателей и шестеро — несовершеннолетних. Пострадали еще около 50 человек.
По всем формальным признакам, Росляков повторил сценарий бойни в американской школе “Колумбайн” в штате Колорадо в 1999 году. Тогда ученики Эрик Харрис и Дилан Клиболд застрелили 13 и ранили 23 школьников.
Следственный комитет РФ вначале возбудил уголовное дело по статье о теракте (ст. 205 УК РФ), однако на следующий день дело было переквалифицировано на статью ст.105 УК РФ — “Убийство двух и более лиц общеопасным способом”.
В Сети есть немало видео, записанных студентами, но самые информативные выложены на канале Breaking Mash (проект прокремлевского телеканала Life). На них — съемки веб-камер колледжа, зафиксировавшие, как Владислав Росляков заходит в корпус, или магазина, где он покупает патроны.
В пятницу здесь же вдруг появились свидетельства выжившего студента Дени, который рассказывает, что после взрыва его выбросило в окно взрывной волной. Но потом он слышал, что стрелявших было то ли двое, то ли трое: “один открывал огонь по студентам, а второй, было слышно, заходил во все кабинеты, где были замдиректора и остальные, и открывал беспорядочную стрельбу”. Он же слышал выстрелы вечером — в мастерских и на 4-м этаже, где “держали заложников”.
Эти данные — просто невероятные. Либо все остальные свидетели и потерпевшие были так шокированы, что не заметили еще двух нападающих, либо мы имеем дело с каким-то вбросом.
В еще одном “сливном бачке” — “Московском комсомольце” -- появилось интервью с неназванным партнером Владислава Рослякова по компьютерным играм — на 20 лет его старше, участником чеченской кампании. Он утверждает, что Владислав интересовался оружием, расспрашивал, где его можно купить, как применять. Причем, с 2012 года, т.е. с 12-летнего возраста. Убедительно.
В пятницу же в российских СМИ слили информацию о том, что “следователи начали проверку поездок Владислава Рослякова на Украину”. Как сообщил “Известиям” близкий к следствию источник, за последний год “напавший 17 октября на Керченский политехнический колледж Росляков дважды ездил на выходные в Харьков. При этом близких родственников у него там нет”.
Как удалось выяснить ZN.UA, гражданин с ФИО Росляков Владислав Игоревич действительно в 2015 году пересекал границу между РФ и Украиной в Харьковской области. Однако, год рождения этого Рослякова — 1996-й, а не 2000-й, как у так называемого “керченского стрелка”. К тому же, как утверждают источники в правоохранительных органах, было это единожды, а не дважды, как утверждает российские источники.
То, что “компетентные органы” РФ в панике меняют версию за версией, особого удивления не вызывает. Им сейчас во что бы то ни стало надо нарисовать “украинский след”. И тут причин несколько. Во-первых, необходимо поддерживать версию, что только из Украины для крымчан может исходить опасность, а Россия — гарант их безопасности.
Во-вторых, надо прикрыть зады генералов, которые проморгали (если таки проморгали) “стрелка” Рослякова. Тут нелишним будет вспомнить, что буквально накануне трагедии в СМИ слили информацию о смене начальника ФСБ в Крыму.
В-третьих, нужно прикрыть зады всей спецслужбы, если речь идет об эксцессе исполнителя — в том случае, если с Росляковым, парнем из необеспеченной семьи, имевшим конфликты в коллективе и интересующимся оружием, и самодельными взрывными устройствами, спецслужбы поработали. Есть основания и для такой версии.
В-четвертых, шараханья могут ложиться в установку блокирования информации о подобных трагедиях. Напомню, что в самом начале года в России произошли две кровавые “школьные атаки”.
15 января в Перми двое подростков ранили ножом 15 человек в школе №127. 19 января в один из классов школы №5 в военном городке Сосновый Бор в Улан-Удэ ворвался 9-классник с топором и “коктейлем Молотова”. Он напал на учеников и учительницу, а затем поджег класс. Федеральные российские каналы фактически проигнорировали эти происшествия. И дело не только в том, что Путин в тот день в прорубь нырял, но и в том, что подобные “атаки на школы” — это, с точки зрения росгоспропаганды, не русская, а американская история. Поэтому после Улан-Удэ Песков в трагедии винил Интернет, а после Керчи Путин ругал глобализацию.
Но есть вопросы, на которые нет ответов ни у Трампа, ни у Пентагона, ни у корпораций: откуда у студента — сына разведенной санитарки — деньги на покупку помпового ружья, получение разрешения, покупку патронов, компонентов взрывчатки (якобы эквивалент 300 г)? Когда и где он приобрел навыки обращения с ними? Были или нет у него сообщники? И, наконец, каким был мотив? Просто подражание “Колумбайну”? Месть за плохое отношение в колледже?
Но искать ответы в связи с этой трагедией с признаками спецоперации нужно не только на эти вопросы. В неоккупированной части Украины формируются и накапливаются иные провоцирующие вызовы. Очередной может быть связан с вновь открывшимися обстоятельствами, вскрывшими всю “силу и мощь” наших спецслужб в свете дел генерала Семочко. Отсутствие адекватной реакции президента на обнаружение потенциальной дыры в броне безопасности уверенности в завтрашнем дне не прибавляет. Многие советуют в таких случаях сохранять спокойствие и чистить пулемет. У кого он есть, разумеется.
