Подальше от России

Евгений Чичваркин:

“И зачем все нужно, если ты раненный в голову псих?”

Основатель компании “Евросеть” — крупнейшего в России торговца сотовыми телефонами. Имел несколько столкновений с правоохранительными органами по поводу контрабанды; самое известное — с телефонами Motorola — закончилось не в пользу милиции: ей пришлось вернуть большую часть конфискованной партии. Осенью 2008 г. Чичваркина стали вызывать на допросы по делу о похищении экспедитора “Евросети” и вымогательстве. Он продал “Евросеть” Александру Мамуту и в конце декабря улетел в Лондон. В январе 2009 г. суд санкционировал арест Чичваркина, а в начале сентября Россия направила в Великобританию запрос об экстрадиции, который сейчас рассматривается. Месяц назад Чичваркин через интернет обратился к президенту России, потребовав “остановить преступную деятельность банды оборотней в погонах” — управления “К” Бюро специальных технических мероприятий МВД — и предупредив, что вице-президент по безопасности “Евросети” Борис Левин, которого второй год держат в тюрьме, болен гепатитом и может быть убит, как “юрист Магнитский и многие другие”.

Чичваркин назначил встречу в лондонском Гайд-парке. Он появился с мороженым в руках и предложил расположиться на лужайке в платных шезлонгах: “На шезлонги у меня пока деньги есть”.

“Вы что-нибудь делаете для возвращения в Россию?” “Нет, — уверенно отвечает он. — Даже некоторые мои контрагенты сказали, что я, наоборот, все для этого порчу. Что надо не выступать, а сидеть тихо, засунув язык в жопу, и это настоящий образ российского коммерсанта — с языком в жопе. Я, кстати, с самого начала не вел никаких переговоров. Я не могу построить рай за полярным кругом, я не могу построить мост на остров Русский”.

Чичваркин говорит, что никакого бизнеса у него теперь нет. В “Евросети” не осталось ни одной акции — поначалу сделку с Мамутом хотели структурировать более сложно, но в итоге договор получился “простой и понятный”: товар в обмен на деньги, причем денег “мало”. “Вы чувствуете себя обедневшим?” Обедневшим, объясняет бизнесмен, он почувствовал себя во время сделки, потому что изначально компания стоила гораздо больше, чем за нее в итоге заплатили: “Я получил три копейки за то, что стоило копеек 20”. Но к покупателям претензий не высказывал: “Я получил сумму, близкую к той, на которую рассчитывал в конце [переговоров]”.

Бизнеса нет, есть инвестиции — в ценные бумаги, в недвижимость. Причем “все не здесь” и не в России. В Великобритании Чичваркин купил только дома, в которых живет: в Лондоне и за городом. “Большие дома?” — “Смотря с чем сравнивать. По рублевским меркам нет. Здесь в принципе дома небольшие”. — “Там угодья, земли, конюшня, поля?” — “Да, конюшни, лошадки — пять голов, все из России приехали”.

Планы бизнеса есть. Но рассказывать о них Чичваркин не спешит: “Только когда пробью в кассе первый чек”. — “Это будет ритейл?” — “Я больше ничего не умею. Я занимаюсь только торговлей — с 16 лет, и это очень благородное занятие, очень приятное. Если ты сделал все правильно, то люди испытывают благодарность, ты абсорбируешь клиентское тепло. Поэтому либо я не сделаю вообще никакого магазина, либо такой. Мне вообще нравится, когда меня благодарят. Я вот теперь обслуживаю гостей, наливаю, шашлыки жарю, мне приятно”.

По его словам, новый проект, если он состоится, — что-то “маленькое, для себя”, чтобы число работающих не превышало 7-10 человек. “То есть это один-единственный магазин, а не сеть?” Да, один магазин, подтверждает Чичваркин: “Сеть нельзя построить, если у тебя не работает один-единственный магазин правильно”. Вообще, признается он, у него последние лет пять была тоска по тому времени, когда “Евросеть” была маленькой, “когда все друг друга знали, не крали, не крысятничали, не было возни подковерной, не было раздутого офиса с ленивыми менеджерами”. “Сейчас-то все подчистили уже, — добавляет Чичваркин. — То, на что мне мужества не хватило, все сделал [президент “Евросети” Александр] Малис циничной рукой. Даже иногда кажется, что больше отрезал, чем надо. Но если отрезал больше, то оно нарастет”.

Круг друзей у Чичваркина практически не изменился — “приезжают, правда, не так часто, как хотелось бы”. “Ваши коллеги по несчастью…” — начинаю я, но Чичваркин меня перебивает: “Почему по несчастью-то? Я себя здесь чувствую хорошо. Это другое состояние, оно выбрано добровольно. Если бы я считал, что по общей сумме комфорта для меня лучше быть прогнутым, но быть там и продолжать зарабатывать деньги, я был бы там и продолжал бы зарабатывать деньги. Потому что такая возможность у меня многократно открывалась — прогнуться и не уезжать”. Ради “любимого детища” — “Евросети” Чичваркин был готов на многое, в том числе “врать и унижаться”, чтобы компанию спасти. Но у каждого разная степень компромиссности, объясняет бизнесмен. Он готов был насиловать себя до определенного момента, после которого “просто пострадает психика раз и навсегда”: “И зачем тогда это все будет нужно, если ты раненный в голову псих?”

На свое обращение к президенту Чичваркин ответа пока не получил. Только выступил “радостный человек из УФСИН, сказал, что у Бориса [Левина] все очень хорошо и он чувствует себя отлично. Но он не подтвердил и не опроверг нахождение его в больнице. Он не подтвердил и не опроверг наличие у него гепатита”.

Свое видеообращение к президенту Чичваркин записал в том же костюме, который когда-то купил на его инаугурацию: другого у него просто нет. Почему он вообще решил обратиться к президенту? “Людей маринуют два года по выдуманному делу. Уже ведь понятно, что я денег не дам, потому что не за что. И было не за что. Чего мариновать людей? Зачем уничтожать людей и ради кого и ради чего эта жертва у государства, которым он, президент, управляет? Я требую законности, и я вправе этого требовать”, — объясняет предприниматель.

А что если президент прислушается и все обвинения с Чичваркина будут сняты? В Россию он в любом случае пока не собирается: “Если никак не будут наказаны оборотни, то мне в Россию возвращаться опасно. Просто опасно для жизни. Там нет мне места, там многим людям нет места. Территория большая, а места нет”.

Леонид Невзлин: “Бизнес никогда не был для меня призванием”

Член Совета Федерации, совладелец GML (8%), контролировавшей ЮКОС. Летом 2003 г., после допроса в Генпрокуратуре по делу о хищении акций ОАО “Апатит”, уехал в Израиль, получил израильское гражданство. В августе 2008 г. Мосгорсуд заочно приговорил его к пожизненному заключению за организацию убийств и покушений, хищения и неуплату налогов. Израиль не ответил на запрос России об экстрадиции Невзлина.

Вцентре Тель-Авива на ул. Беркович рядом с Музеем искусств стоит 24-этажное здание из стекла и бетона. На десятом этаже располагается благотворительный фонд NADAV, которым руководит дочка Невзлина Ирина. Учредители фонда — совладельцы GML Леонид Невзлин, Михаил Брудно и Владимир Дубов.

Главная задача фонда — построить музей еврейского народа в Тель-Авиве на базе существующего Музея диаспоры, рассказывает Невзлин. На музей уже потрачено около $10 млн. Есть и другие проекты: например, NADAV спонсирует Тель-Авивский и Иерусалимский университеты, колледж в Герцлии.

Невзлин уехал еще до ареста Ходорковского. “Когда арестовали [сотрудника службы безопасности ЮКОСа Алексея] Пичугина, никто из нас не придал этому должного значения, в том числе и сам Пичугин, потом арестовывают Платона [Лебедева], а потом выходит Путин и на чей-то вопрос дает картину криминального сообщества и говорит, что расследуется много дел вокруг ЮКОСа, — вспоминает предприниматель. — Я вдруг понял, что дело-то уже лежит в Кремле и под него осталось подвести судебный процесс. Для себя лично я еще не видел угрозы, потому что не прорисовывал связь от Пичугина ко мне, а вот для ЮКОСа видел: что менеджмент приговорен, не дадут работать, будут вызывать, допрашивать”. Невзлин, по его словам, был уверен, что Ходорковский находится во взаимодействии с Кремлем: “Никого из нас всерьез не принимали, переговоры могли вестись только с ним”.

Невзлин говорит, что ему нравится жить в Израиле и бывать в Америке. “Я с самого начала не рассматривал вариантов возвращения, чтобы полностью сконцентрироваться на жизни вне России, — рассказывает он. — Я для себя сразу решил, что биться за возвращение не буду и эту тему закрываю. Даже если когда-нибудь мое преследование будет снято и я буду уверен, что после пересечения границы не появятся новые претензии, мне все равно нужно будет найти весомые причины, почему я должен вернуться”.

“Бизнес-экспансией я не занимаюсь: бизнес никогда не был для меня призванием, да и денег на жизнь хватает”, — отмечает Невзлин.

GML располагает суммой около $2 млрд, рассказали “Ведомостям” несколько бизнесменов, близких к руководству группы. Невзлин не комментирует эту цифру, но говорит, что основные деньги, которые получили акционеры GML, — это последние дивиденды, выплаченные ЮКОСом осенью 2003 г. после ареста Ходорковского. Плюс доходы от продажи долей в “Апатите” и банке “Траст”. Несколько лет назад GML вложила деньги в покупку текоммуникационных активов, но вскоре продала их. Свои деньги Невзлин хранит на банковских депозитах и инвестирует через инвестбанки и хедж-фонды (в том числе в американскую и западноевропейскую недвижимость). Есть акции крупных западных компаний, но это портфельные инвестиции, нигде нет контрольного пакета. “В Лондоне зарегистрирована компания, которая инвестирует мои средства и зарабатывает деньги для меня, — рассказывает Невзлин, но называть ее отказывается: — Очень не хочется, чтобы начинались поиски моей недвижимости по всему миру”.

Владимир Дубов: “Сурков сказал, что это личная команда Путина”

Депутат Госдумы, совладелец GML (7%), контролировавшей ЮКОС. В октябре 2003 г., после ареста Михаила Ходорковского, уехал в Израиль, получил израильское гражданство. В январе 2004 г. первый заместитель генпрокурора РФ Юрий Бирюков заявил, что Дубов участвовал в хищении бюджетных средств, выделенных Волгоградской области в 1997 г. на строительство жилья для военнослужащих. Израиль не ответил на запрос России об экстрадиции Дубова.

Если отъехать 60 км на север от Тель-Авива, попадаешь в местечко Керем-Маараль — вокруг густой лес и холмы. В зелени прячется двухэтажный каменный дом. Сначала на пороге появляется гончая по кличке Джуля, а потом ее хозяин — Владимир Дубов. Он приглашает в дом и первым делом ведет в подвал, где огромный винный погреб. Вот уже несколько лет Дубов занимается производством вина. Рядом с домом винодельня, неподалеку 10 га виноградников.

“Слово “бизнес” здесь не очень подходит, — говорит Дубов. — Вино я делаю скорее для удовольствия. Первое время в Израиле пытался осознать, что же произошло и как мне теперь жить. Я ведь вылетел оттуда посреди драки”.

Дубов ведет показывать виноградники и по дороге рассказывает историю своего отъезда из России. Он уехал спустя несколько дней после ареста Михаила Ходорковского, который через адвокатов попросил его вывезти из России архив ЮКОСа. “Я взял диски, погрузил их в две большие спортивные сумки и сел в частный самолет, — вспоминает Дубов. — Пограничникам сказал, что везу видеофильмы, и они меня пропустили. Меня не обыскивали, потому что на тот момент у меня еще была депутатская неприкосновенность”.

В самолете Дубов сильно нервничал. “В какой-то момент мне показалось, что самолет развернулся в воздухе и летит обратно в Москву, — рассказывает он. — Позже, уже в Израиле, моя жена, которая со мной летела, призналась, что и ей показалось то же самое. Вот так мы сидели рядом и боялись сказать друг другу об этом”.

“Я был внутри политического процесса, — говорит Дубов, — и понимал, что арест Ходорковского — это изменение политического курса: руль повернули в другую сторону. И если арест Платона [Лебедева] был попыткой взять заложника, это было действие обратимое, то арест Ходорковского — уже необратимое”.

В сентябре 2003 г., когда началась подготовка к очередным выборам в Госдуму, Дубов собрался баллотироваться по одномандатному округу от Мордовии: в Думе на тот момент одномандатники были рангом повыше и повлиятельнее тех, кто шел в общем списке. “К тому моменту Лебедев уже несколько месяцев сидел в тюрьме, и [замглавы администрации президента] Владислав Сурков попросил, чтобы я баллотировался от общего списка “Единой России”, — вспоминает Дубов. — Сурков гарантировал, что никаких эксцессов не будет. Он объяснил, что так будет легче объяснить, почему от ЮКОСа в Думу идет депутат, когда Лебедев арестован. Взвесив все, я согласился”.

Но 25 октября, в пятницу, арестовали Ходорковского, а уже в понедельник, вспоминает Дубов, генсовет “Единой России” исключил фамилию совладельца GML из списка. “По регламенту исключить меня мог только съезд, но генсовет сделал это на основании каких-то документов из прокуратуры, — говорит Дубов. — Даже не предполагаю, что прокуратура могла предоставить: дело на меня было заведено только в январе 2004 г., после того как мы с Невзлиным поддержали Ирину Хакамаду в предвыборной кампании на пост президента”.

В тот же день Дубову, по его словам, позвонил Сурков и попросил приехать. Сказал, что помнит про свои обязательства, но сделать ничего не может, так как это личная команда Путина, и посоветовал побыстрее уехать. Сурков сказал, что в противном случае ему придется заниматься снятием с Дубова депутатской неприкосновенности. “Я ему сказал — пусть попробует, а он: “Не хочу испытывать судьбу”, — рассказывает Дубов. — Я считал, что то, что происходит, и для Суркова тоже катастрофа, только он этого еще не понимает. До своего отъезда я искренне думал, что мы с Сурковым на одной стороне баррикад”.

Чиновник администрации президента передал Владиславу Суркову просьбу “Ведомостей” прокомментировать слова Дубова, но тот отказался говорить на эту тему. Пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков от комментариев отказался.

Один из последних, с кем Дубов разговаривал в России перед отъездом, был Егор Гайдар: “Когда мы прощались, я сказал: “До 2008-го”, а Егор Тимурович в ответ: “До 2016-го”. Гайдар считал, что при тех валютных резервах, которые есть у России, изменение политического курса до 2016 г. невозможно”.

Года через полтора после переезда в Израиль в голове все стало ясно, говорит Дубов. “Я мечтал выйти на пенсию после двух депутатских сроков в 2008 г., думал, буду делать что-нибудь для души, но жизнь распорядилась по-другому — можно считать, что я оказался на пенсии гораздо раньше”. Он решил заняться производством вина.

Разбираться в винах Дубов научился еще в Москве, работая в банке “Менатеп”: “У банка был заемщик, который поставлял вино московским ресторанам. Однажды он приобрел два вагона этого вина и не успел его реализовать — скоропостижно скончался. Получается, у нас два вагона вина, а что это за вино и сколько стоит, мы не знаем. Тогда я за ночь выучил книжку про вина бордо и утром уже разговаривал с покупателями, как будто я в бизнесе и все знаю об этом”.

В 2007 г. Дубов купил винодельню, виноградники, инвестировав в это $5 млн. “Вот здесь я посадил “Изабеллу”, — показывает он, — буду из этого винограда делать ностальгическое вино. В России я его очень любил. А вообще у меня 20 сортов винограда. Через несколько месяцев начну продавать. Сейчас у меня 80 000 бутылок, планирую производить 30 000 бутылок в год”.

Дубову предлагали дать показания в обмен на возвращение в Россию, но он отказался; тех, кто, имея выбор, согласился сотрудничать со следствием, ему “жалко по-человечески”: “Я скучаю по людям, оставшимся в России, но не представляю, как я мог бы жить в этой стране сегодня. Многие из тех, кто строит сейчас эту страну, по моим ощущениям, сами не хотели бы в ней жить”.

Константин Кагаловский: “Жить на проценты скучно. Нет куража”

Член совета директоров ЮКОСа, заместитель председателя правления управляющей компании “ЮКОС-Москва”. В 2003 г., когда развернулось дело ЮКОСа, эмигрировал из России. В 2010 г. получил британское гражданство.

Семь лет назад британские журналисты с увлечением обсуждали, что Борис Березовский купил исторический особняк в центре Лондона в престижном районе Челси на Кингз-роуд за несколько сотен миллионов долларов. Березовский это не опровергал. “Но однажды Березовский позвонил мне, жалуясь, что его донимает налоговая, — рассказывает настоящий хозяин особняка Константин Кагаловский, бывший акционер и топ-менеджер ЮКОСа. — Налоговые службы прессы начитались и требуют теперь с Березовского уплаты налогов. Березовский меня спросил, можно ли он скажет налоговой, что это мой дом, а я в ответ пошутил: дом-то мой, но, раз налоговая с тебя требует, ты и плати!” Для британских журналистов между Кагаловским и Березовским небольшая разница — оба из России, говорит Кагаловский.

Кагаловский купил дом за год до дела ЮКОСа, в 2002 г. Особняк, по его словам, приглянулся его жене Наташе Гурфинкель-Кагаловской, получившей известность по другому делу — Bank of New York (BoNY). До 2000 г. она занимала должность первого вице-президента и директора восточноевропейского подразделения BoNY. Наташа уволилась из банка после того, как ее подчиненные в 2000 г. признали себя виновными в отмывании денег, но в том же году выиграла у BoNY дело о компенсации вреда, нанесенного ее деловой репутации. “Сначала психологически было очень тяжело”, — говорит Наташа, но муж ее перебивает: хорошо, что жена ушла с работы, теперь занимается сыном и домом — это она делала ремонт, дизайн тоже ее.

“Дому 300 лет, — рассказывает Кагаловский. — А гостиной — 200. Она позже строилась. Вот на потолке в гостиной мрамор, точная копия того, что англичане содрали с Парфенона”. По словам Кагаловского, этот дом принадлежал когда-то секретарю лорда Элгина — британского посла в Константинополе. Посол привез в Лондон мрамор с афинского Парфенона (сейчас этот мрамор хранится в Британском музее), а секретарь снял копию и украсил свою гостиную.

Кагаловский уехал из России осенью 2003 г., как и большинство топ-менеджеров ЮКОСа. В 2004 г. он сделал Владимиру Путину сенсационное предложение: возглавляемый бывшим топ-менеджером ЮКОСа пул западных инвесторов хочет погасить налоговый долг ЮКОСа в обмен на его контрольный пакет и отдать управление компанией государству. “Мои арабские партнеры готовы были пойти на такую сделку, — утверждает Кагаловский. — Такие инвесторы ни во что бы не вмешивались, а сидели бы себе тихо”. Но сделка не состоялась.

Тогда Кагаловский решил завязать с нефтью и Россией и вместе с Владимиром Гусинским начал развивать телевизионный бизнес на Украине. В апреле 2008 г. их компании учредили на паритетных началах IOTA Ventures LLC (о. Джерси) для развития на Украине кабельного и спутникового телеканала TVi. Каждая из сторон внесла в СП примерно по $12 млн. Сделка была закрыта в июле 2008 г. “Это была идея Гусинского, — рассказывает Кагаловский. — Давай, говорит, сделаем на Украине новый телеканал. Я согласился”. Но вскоре отношения между партнерами разладились. “Гусинский пытался самостоятельно определять политику канала, — недоволен Кагаловский. — Мы договорились финансировать канал 50 на 50, а потом я случайно выяснил, что более половины вложенных средств ушло в структуры Гусинского, у которых закупался контент для канала. Я ничего не зарабатывал, а Гусинский зарабатывал”.

Последовал обмен исками. Кагаловский требует вернуть вложенные им $11,5 млн, а Гусинский — свою долю в компании, которую, как он утверждает, Кагаловский размыл.

Кагаловский комментировать судебные разбирательства отказывается, а связаться с Гусинским не удалось.

У Кагаловского есть и другие “мелкие инвестиции”, но какие — он не рассказывает. “На кризисе я потерял немного — менее 10%. Даже считать лень, — говорит он. — Сейчас вкладываю во все подряд. Я очень много путешествую — по Азии, по Европе, порой совмещаю бизнес и отдых”. В России у Кагаловского бизнеса нет. “Бизнес хорошо вести там, где ты можешь физически присутствовать, — объясняет он. — Мне дистанционно управлять сложно”. В Камбодже, например, ему предлагали поучаствовать в текоммуникационных проектах, но он так и не решился, “потому что туда лететь 14 часов”. “Такого, как в России, бизнеса российский предприниматель на Западе сделать не сможет, — убежден Кагаловский. — Я не знаю ни одного успешного примера. Но держать деньги в банке и жить на проценты скучно. Нет куража. Деньги должны приносить доход”.

Ирина РЕЗНИК, Татьяна ЛЫСОВА