Новый УПК: плюсы и минусы

Конечно, пока еще рано делать окончательные выводы: слишком много неясностей по поводу того, как он будет применяться на практике, какие будут приняты подзаконные акты в дополнение к нему и будут ли созданы материально-технические условия для следственных судей и присяжных. Однако порассуждать о том, какие проблемы будут в той или иной мере решены с его помощью, думаю, самое время.

На мой взгляд, авторы проекта решили в нем одну из ключевых проблем, которая давала до 90% всех взяток и поборов на досудебном следствии, — запретили заключать под стражу по обвинениям в преступлениях, которые не являются тяжкими и особо тяжкими. Не сузили, не формализовали (когда можно, а когда нет), а прямо запретили держать людей в СИЗО по обвинениям, скажем, в экономических преступлениях. О таком гуманном законодательстве, думаю, могли бы мечтать бизнесмены многих цивилизованных и правовых стран.

Конечно, можно возразить, что многие директора и бухгалтеры заводов, которые нынче сидят в СИЗО месяцами, не должны там находиться, что системе нужны честные следователи, что нужно повысить им зарплату. Но сколько людей ни меняй, пока будет оставаться место для торга, следователь всегда сможет предложить обвиняемому договориться. А об эффективной защите из СИЗО не может быть и речи.

Немаловажно и то, что и следователям не придется разрываться между незаконным приказом “сверху” — взять под стражу неугодного бизнесмена — и необходимостью избрать более мягкую меру пресечения, исходя их материалов дела. Вся схема, по которой выстраивались отношения между следователем и обвиняемым, нынче полностью ломается.

Что касается других поборов на стадии досудебного следствия (арест имущества, обыск), которые составляют порядка 10% в общем массиве взяток в нашем уголовном процессе, то и над их устранением авторы кодекса, на мой взгляд, неплохо потрудились.

Не секрет, что хозяйственные преступления с большим объемом материалов, экспертиз зачастую расследуются крайне долго, иногда до 18 месяцев. Хотя большинство из них не относятся к тяжким либо особо тяжким преступлениям. Теперь же предлагается сроки досудебного следствия уменьшить до шести месяцев за преступления небольшой или средней тяжести и до двенадцати месяцев — за тяжкие и особо тяжкие. Все доказательства, собранные на следующий день после истечения граничного срока следствия, будут признаны незаконными и оставлены без внимания судом. Таким образом, общий уголовный прессинг, который испытывает ныне бизнес в Украине, если и не исчезнет вовсе, то станет в значительной степени короче по времени.

Аналогично разграничиваются и сроки содержания под стражей в зависимости от тяжести совершенного преступления, чего раньше не было. При этом совокупный срок содержания в СИЗО не может превышать 12 месяцев (раньше — 18 месяцев, но из-за особенностей статистики это могли быть годы). Кроме того, суд будет обязан каждые два месяца пересматривать и обосновывать меру пресечения, что отвечает принципу состязательности сторон: если одна из сторон что-то утаит, другая всегда восполнит этот пробел.

Кроме того, у суда появятся альтернативные меры пресечения — залог и домашний арест, когда на руку обвиняемого одевается электронный браслет, чтобы отслеживать его перемещения. Даже если посмотреть на проблему с экономической точки зрения, с учетом затрат на покупку электронных браслетов это намного выгоднее, чем содержать человека под стражей или круглосуточно вести за ним слежку.

Еще один несомненный плюс нового Кодекса заключается в том, что у мошенников в погонах останется меньше механизмов для принятия незаконных решений об аресте имущества или обыске. Ведь как сегодня происходит обыск? Следователь с санкции прокурора изымает все, что под руку подвернется, — компьютеры, документы, печати и т.д., по ходу налагая арест на оставшееся имущество. Обжаловать такие действия можно только на стадии предварительного рассмотрения дела в суде или рассмотрения по существу. Отсюда и родилась печальная шутка: кто контролирует правоохранительные органы, тот контролирует сегодня украинскую экономику.

Теперь разрешение на обыск будет давать суд, и необходимость изъятия любой вещи или документа будет тщательно проверяться в присутствии адвоката и лица, против которого проводится обыск. И ни один следователь уже не сможет устроить “маски-шоу”, зная, что все его действия будут исследоваться в суде.

Помимо этого, следователя и прокурора новым УПК обяжут предоставить материалы досудебного расследования для ознакомления по первому требованию потерпевшего и защиты (ныне — только по завершении следствия). И положение адвоката больше не будет напоминать известный анекдот, где право имею, но ничего не могу.

Еще одним революционным шагом стали новые правила оценки доказательств. Согласно им, любые показания, полученные не в суде, доказательствами не являются. Пытать и применять весь арсенал средневековых способов выбивания признания будет бессмысленно, так как без подтверждения в суде никакие показания не могут быть положены в основу приговора. При этом суд по итогам процесса сможет вынести только два приговора: оправдательный и обвинительный. Если вину человека не доказали, значит, он свободен. Вернуть дело на дополнительное расследование, заставив обвиняемого раз за разом проходить через судейско-милицейские жернова, будет невозможно.

В то же время, если встать на позицию бизнеса, в Кодексе появились положения, которые в чем-то даже ухудшат его положение. Например, авторы документа чересчур упростили стадию возбуждения уголовного дела, введя автоматическую регистрацию заявления. То есть достаточно заявления анонима — и вызывай бизнесмена на допрос, очную ставку и отвлекай другими следственными действиями хоть каждый день. Последствий, конечно, меньше, чем в случае ареста, но поводов чтобы наведываться к бизнесу в этом случае прибавится. При этом обжаловать возбуждение уголовного дела невозможно, так как сам процессуальный документ об этом отсутствует.

Не все однозначно в новом Кодексе и в вопросе применения залога. При нынешнем уровне тенизации экономики миллионеру из трущоб по формальным причинам может быть назначен меньший залог, чем представителю среднего класса с официальной зарплатой. Поэтому критерии назначения залога, на мой взгляд, следует соотнести не только с тяжестью совершенного правонарушения, но и с обязательным учетом всех данных об имущественном положении обвиняемого.

В то же время я не согласен с критиками документа в том, что представление интересов обвиняемого только профессиональными адвокатами, включенными в реестр, ограничивает право на защиту. Поскольку спор на эту тему ведется уже не первый год, внесу и свою лепту в массив аргументов.

Во-первых, не может быть прав без обязанностей. И если адвокатам отныне предоставляются расширенные права, то и спрос с них должен быть больше, например, через механизм контроля профессиональными адвокатскими объединениями. Родственника, даже уличив в нарушении процессуальных прав, к ответственности не привлечешь.

Во-вторых, не может быть профессиональный процесс без профессиональных адвокатов. При всем уважении к родственникам, которые могут иметь хорошую правовую подготовку, все равно на процесс они смотрят с точки зрения не нормы, а эмоций. А тут принцип “справедливо — несправедливо” не работает, все действия должны оцениваться на предмет соответствия или несоответствия деяния правовой норме. Правовую норму, в свою очередь, нужно еще уметь правильно растолковать, а этому не один год учатся.

Наконец, если бы можно было обойтись без адвокатов, то эта профессия уже давно бы вымерла. Но, как видим, этого не происходит, а число обращений к адвокатам неуклонно растет, благо и число юридических услуг на любой вкус и размер кошелька растет. Что касается неимущих граждан, то, как и раньше, бесплатную правовую помощь им предоставит государство.

Едва ли не больше всего споров и нареканий в новом УПК вызвала принятая во всех цивилизованных странах сделка обвиняемого со следствием (в России такая практика появилась в 2009 году). Как у практикующего адвоката у меня нет сомнений, что эту норму в наших реалиях можно легко извратить. Например, оговорить другого человека и получить меньший срок. В этом есть риск. Но имеется и очевидный плюс: признав вину, когда отпираться под тяжестью улик бесполезно, можно получить меньший срок и сэкономить деньги на адвоката. Следователю это даст возможность сосредоточиться на раскрытии действительно серьезных преступлений. А чтобы не было соблазна заключить сделку под принуждением, ее утверждает суд, который обязан проверить, что обвиняемому никто не угрожал. Конечно, как и во всех вышеописанных случаях, мы не можем исключить, что в процессе ее заключения не присоединятся какие-то посторонние мотивы, однако это не повод, чтобы отказываться от всего нового и прогрессивного.

Собственно, наличие таких оговорок и позволяет сделать три важных вывода, без которых любой разговор о будущем головного процесса в Украине был бы неполным. Во-первых, новый Кодекс, пусть даже с юридическими огрехами, все же лучше, чем Кодекс 1960 года. Да, можно его еще долго дорабатывать, и все же будущий УПК обеспечивает бизнесу лучшие условия, нежели те, которые привели к бегству капиталов из Украины. Другое дело, захочет ли бизнес вернуться в Украину?

Из этого следует второй вывод: после принятия новых идей необходимо сделать второй шаг — поменять кадры. И от люстрации здесь не уйти. Взять хотя бы опыт Грузии: там не столько поменяли законодательство, сколько поменяли людей в правоохранительной системе, назначив на их место молодежь, поколение 80-х, которым в 90-е было по 10—15 лет. При этом главным критерием отбора было отсутствие у них и близких родственников, и опыта работы в правоохранительной системе. Пришли люди, которые не знали, что такое пытки и сколько нужно заплатить за арест конкурента.

Конечно, для Украины это очень непростой вопрос, учитывая, что вся правоохранительная система замыкается на очень узкий круг людей наверху, которые будут всячески противиться реформам и люстрации. Самый лучший, на мой взгляд, аргумент в пользу люстрации — экономический. Если мы сумеем предложить юридический “сервис” на порядок выше, чем наши соседи, то есть надежда, что капиталы, выведенные из Украины, сюда будут возвращаться.

И, наконец, надо быть готовым к тому, что процесс трансформации правоохранительной системы будет длиться не один день, а год-два, может, и больше. В конце концов почву для произвола создает не только и не столько законодательство, сколько общий уровень правовой да и просто общей культуры, а она за один день не изменится.

Реформа потребует огромных средств на материальное обеспечение следственных судей: отдельные комнаты, технические средства, возможно, установку видеокамер в судах общей юрисдикции по примеру России. В усовершенствовании нуждается и система медобслуживания людей, находящихся в учреждениях пенитенциарной системы. Но можно двадцать лет об этом говорить, а можно начать действовать. И это как раз тот случай, когда, если рискуешь — можешь проиграть, но если не рискуешь и боишься — проиграешь наверняка.

Артем СТОЯНОВ