Своей интригой он вызывает зависть у профессиональных писателей и сценаристов. Январский эпизод британского эпоса лишний раз это подтвердил. В течение двух дней британский парламент последовательно отклонил правительственный план выхода из Европейского Союза (тем самым указав, что кабинет Терезы Мэй не в состоянии отвечать за государственное управление в условиях Брекзита) и провалил вотум недоверия тому же правительству (чем расписался в своем нежелании отвечать за происходящее со страной).
На первый взгляд, такой результат двух голосований парадоксален. Ведь с точки зрения логики государственных интересов они, очевидно, противоречат друг другу. Но ничего удивительного или неожиданного в этом нет. Более того, в конце прошлого года депутаты от правящей Консервативной партии уже демонстрировали точно такой же нелогичный подход, когда последовательно провалили план Мэй по выходу из ЕС (кстати, тот же план, который премьер нынче не смогла протащить через парламент) и подтвердили ее полномочия в качестве лидера партии. Парламентарии, включая однопартийцев Мэй, согласны, что премьер провалила политику Брекзита. Но заменить кабинет, неспособный решить главную задачу сегодняшней британской политики, никто не хочет.
Ясно, что надежды на согласованную позицию основных политических сил Великобритании по вопросу Брекзита провалены окончательно. Ни шага в сторону компромисса не было сделано, даже когда угроза выхода без соглашения с Брюсселем — худший вариант Брекзита, гарантирующий Лондону немалые политические и экономические потери, — стала очевидной. Для большинства консерваторов существенным остается лишь скорейший выход из-под юрисдикции ЕС, лейбористы продолжают лелеять утопические планы сохранить все нынешние преференции членства в объединении даже после выхода из Евросоюза, да и другие партии также сохраняют неизменными свои, зачастую игнорирующие требования политического момента, приоритеты.
И у Мэй, и у лидера официальной оппозиции Джереми Корбина наготове есть план “Б”. Премьер собирается договориться с Брюсселем о смягчении позиции по Северной Ирландии (конкретных контуров новой позиции ЕС в плане Мэй, правда, нет). Лидер лейбористов хочет включить в соглашение о выходе пункты о сохранении таможенного союза с ЕС. Общей для обоих планов идеей является стремление переложить ответственность за Брекзит на Брюссель. Вот только Брюссель вовсе не собирается делать за британских политиков их работу. Более того, официально, полуофициально и неофициально функционеры ЕС продолжают настаивать на том, что переговоры окончены и никаких изменений в соглашение они вносить не станут. В Европарламенте уже начали подготовку к одобрению соглашения — в том виде, в котором Мэй согласовала его в прошлом году. Вряд ли можно считать планом помощь партнера, который в этой помощи уже окончательно и бесповоротно отказал.
У боязни ответственности, демонстрируемой британским политическим классом, есть несколько серьезных негативных последствий. Во-первых, растет недоверие к традиционным политическим силам со стороны граждан: неспособность главных политических сил страны решить одну важнейшую задачу поднимает вопрос о компетентности политиков и подталкивает людей к поиску альтернатив за пределами устоявшейся политической системы. А это — питательная среда популизма, одной из главных политических угроз в нынешней Европе. Таким образом, вся авантюра с Брекзитом, начатая в свое время Дэвидом Кэмероном, не в последнюю очередь чтобы предотвратить рост поддержки популистской Партии независимости Соединенного Королевства, может окончательно провалиться и способствовать куда более массовому приходу во власть маргинальных ныне политиков, популистов всех мастей.
Во-вторых, позиция ключевых британских политических сил ведет к усложнению диалога Лондона с регионами. Ведь для каждой из этих исторических областей Британии разрыв с ЕС будет сопровождаться дополнительными сложностями: утратой европейских фондов регионального развития, более глубоким негативным эффектом от сокращения торговли с континентом. Поэтому в регионах неспособность Лондона найти выход из сложившейся ситуации воспринимают куда болезненнее, чем в Англии.
Очевидность проблемы видна хотя бы по обострившимся противоречиям между консерваторами и лейбористами, с одной стороны, и их региональными отделениями (действующими на региональных выборах в качестве автономных политических групп) — с другой. Последние публично выражают недовольство тем, как развивается Брекзит, и угрожают игнорировать указание партийного руководства в бюджетной работе в регионах или при решении политических вопросов в региональных парламентах. Это еще не раскол, но очень тревожный сигнал: провал Брекзита может привести к глубокой регионализации политического процесса в Шотландии, и даже в Уэльсе.
В-третьих, опыт взаимодействия с правительством Мэй и другими британскими политическими силами в реализации Брекзита убедил ЕС и европейских партнеров Лондона в том, что сегодня британские политики являются ненадежными партнерами. А это очень негативный для Британии вывод. Ведь как бы ни пошли дела дальше, у Лондона и Брюсселя впереди еще многие годы переговоров по широчайшему кругу проблем, от успеха которых зависит благополучие Великобритании и ее место в мировой политике. С такими слабыми стартовыми позициями рассчитывать на успех будет сложно. В любом случае, Лондону придется затратить немало усилий и ресурсов, чтобы изменить имидж, сформировавшийся за последние пару лет.
И, наконец, главное. Бесплодные маневры вокруг проблемы выхода Великобритании из ЕС радикально сократили число удобоваримых сценариев Брекзита, на которые сегодня может рассчитывать страна, по сути, не оставляя британцам особого выбора. После того как парламентарии провалили согласованный с Брюсселем план премьер-министра, единственным вариантом, позволяющим Великобритании и ее жителям избежать существенных потерь, остается проведение повторного референдума о выходе из ЕС. Вопрос нужно ставить именно о выходе, выносить на всеобщее обсуждение, скажем, план премьера нецелесообразно. Ведь сначала парламентарии потратят уйму времени на согласование того, какой именно план представлять гражданам, после начнется кампания по агитации избирателей, и все это будет сопровождаться попытками отдельных политических сил подкорректировать план, выносимый на референдум, и протащить в него важные для себя пункты. А до 29 марта осталось совсем мало времени, для сложных политических маневров просто нет места.
Другое дело — дословное повторение референдума 2016 г. Те вопросы все британцы давно уже выучили наизусть, в их головах этот референдум был повторен уже не раз. И все опросы общественного мнения однозначно указывают, что повторный референдум даст именно тот результат, ради которого и стоит затевать столь масштабное мероприятие: на этот раз британцы проголосуют за то, чтобы остаться в ЕС. Да, фактически новый референдум нужен, чтобы остановить Брекзит. Можно было бы сделать проще, приняв соответствующее решение на уровне правительства или проголосовав его в парламенте. Однако политический класс Британии точно предпочтет переложить ответственность на простых граждан, прикрывшись рассуждениями об уважении к народному волеизъявлению.
Отказ от Брекзита, конечно, приведет к определенным репутационным потерям для Лондона, но после двух с половиной лет фарса под названием “Брекзит” это последнее, о чем стоит беспокоиться Лондону. Уверенность в успехе такого плана придает и то, что в Брюсселе идея “реверса” не вызывает отторжения. После вердикта Суда ЕС, который подтвердил возможность отказа от выхода до завершения процедуры по статье 50, многие европейские политики положительно оценивали политические перспективы подобного сценария.
Вот только Мэй, кажется, не готова действовать, как подобает государственному деятелю. Она остается, прежде всего, партийным функционером. Да, сама она уже смирилась с тем, что ее собственная политическая карьера практически завершена: Мэй готова уйти, о чем заявляла еще в декабре прошлого года. Но Мэй по-прежнему ставит превыше всего интересы партии, стремится сохранить для нее хорошие электоральные перспективы. И премьер совершенно права, когда утверждает, что решение о новом референдуме эти перспективы подорвет. Ведь убежденных сторонников Брекзита больше всего среди избирателей консерваторов. Вот только выбрать единственный приемлемый на сегодня сценарий нужно в интересах Великобритании — пусть и ценой кризиса своей партии. А Мэй это сделать не может, такой шаг представляется ей совершенно неестественным.
Собственно, Мэй уже определила свою позицию в данном вопросе: она решительно отвергла саму возможность нового референдума, настаивая на необходимости продолжения работы с парламентариями и с Брюсселем. Надежда на чудо, на то, что в последний момент все само собой счастливо решится, — не лучшее качество для лидера страны, особенно страны в условиях кризиса. Можно было бы отодвинуть Мэй, заменить ее на посту премьера и руками другого политика реализовать единственный реальный план спасения. Но парламентарии показали, что боятся взять ответственность на себя куда больше, чем системного политического и экономического кризиса, в котором может оказаться Великобритания в случае выхода из ЕС без соглашения.
Нынешний британский опыт наглядно демонстрирует, почему в Европе (да и не только там) мы наблюдаем рост популизма, почему популистские партии и движения угрожают политическим системам успешных, процветающих стран. Это происходит оттого, что политики не готовы брать на себя ответственность и сами платить цену за непопулярные политические решения. В утверждении, что политическому деятелю, министру, лидеру государства нужно руководствоваться государственными интересами, и сегодня можно увидеть простую банальность, а то и вовсе проявление популизма. Вот только опыт Великобритании, проверяющей верность этой мысли на собственной шкуре, говорит об обратном.
Способность переступить через собственные политические интересы или интересы своей политической силы сегодня очень востребована, и является важным оружием против растущей угрозы популизма. От того, как будет усвоен британский урок, зависит, сумеет ли Европа с такой угрозой успешно справиться.
