Итак, Нобелевская премия мира 2018 года присуждена. В связи с ее присуждением есть две новости. Не то, чтобы вот прямо так: хорошая и плохая, вовсе нет. Просто их две.
Первая новость: пара Дональд Трамп — Ким Чен Ын, называвшаяся в числе фаворитов, премию не получила. Вторая: лауреатами НПМ-2018 стали Денису Муквеге и Надя Мурад. Вы же не удивлены, нет? Потому, что Нобелевская премия мира ежегодно,с 1901 года, вручается физическим лицам и организациям, внесшим выдающийся вклад в укрепление мира. Согласитесь, это серьезная заслуга, и таких героев следует знать в лицо и по имени.
Правда, официальная формулировка награждения в нынешнем году немного озадачивает. Номинанты удостоены премии за “усилия по прекращению использования сексуального насилия как орудия войн и вооруженных конфликтов”. Как это понимать? Разве войны обходятся без насилия вообще и сексуального в частности? Так что, некий вид насилия менее приемлем ,чем остальные?
А еще в формулировке утверждается, что оба лауреата “внесли решающий вклад в фокусировании внимания на военных преступлениях и борьбу с ними”. Это интригует еще больше. Решающий — значит их усилия что-то решили? Но что они решили? Давайте же смотреть!
Про Муквеге я слышал раньше, мне не пришлось лезть в Гугл, чтобы вспомнить, кто это такой. Несомненно, Денис Муквеге достоин уважения, почтения даже, и награды за свою деятельность. И, кстати, он уже многократно бывал награжден — список его наград занимает примерно полстраницы. Но почему работа гинеколога — пусть даже в условиях Второй Конголезской войны, и лечение гинекологических травм, полученных жертвами коллективных изнасилований — а именно в этой области Муквеге считается лучшим в мире специалистом — достойны именно Нобелевской премии мира? Премии за гуманизм — сколько угодно. Премии за профессиональное мастерство, самоотверженность и преданность делу спасения людей — никто не станет спорить. И за это Муквеге уже не раз награждали, и, возможно, еще наградят и в будущем. Но при чем тут Нобелевская премия мира? Разве труды Муквеге остановили Вторую Конголезскую войну? Или хотя бы снизили уровень сексуального насилия в Конго? Если да — то нельзя ли поподробнее рассказать, как именно это случилось? Каков был механизм воздействия?
Про Надю Мурад, признаюсь, я раньше не слышал - пришлось обратиться к всезнающему Гуглу. Увы, но Надя лично меня не впечатлила абсолютно. Обычная женская судьба в горячей точке, выбранная для примера из миллионов таких же судеб. Точно такие же истории можно найти везде, где царят война, диктатура, да и просто бытовое скотство. В той же России, где их десятки тысяч — формально даже безо всякой войны. В Чечне. В оккупированных ОРДЛО и Крыму. Можно найти истории и намного страшнее, чем надина, и их тоже будут десятки и сотни тысяч. Но тут уже срабатывает фактор ограничения: выбранный пример не должен быть слишком сильно искалечен и обезображен. Он должен сохранять хотя бы минимально приемлемый для публичного показа вид, дабы не травмировать зрителей и слушателей, и не лишать их способности спокойно спать по ночам. Кроме того, такой пример должен быть способен после всего пережитого им, просто по состоянию здоровья, душевного и телесного, выступать в роли общественного мегафона, озвучивая в необходимых случаях требуемые точки зрения и спичи.
Едва ли Надя, не окончившая по независящим от нее причинам последний класс средней школы в иракском захолустье, самостоятельно пишет тексты своих выступлений на английском языке. Но даже если она пишет их сама — что это меняет? Ее усилия правозащитницы — я о них тоже ничего не слышал, и Гугл, увы, мне здесь не помог — но, допустим, что они были, и Надя спасла не только себя, убежав из сексуального рабства и добравшись до Германии, где получила статус беженца, но и кого-то еще, хотя бы одного — так вот, ее усилия правозащитницы уже отмечены двумя премиями: Андрея Сахарова и Вацлава Гавела. При чем тут Нобелевская премия мира? Правильно ли приписывать решающий вклад в фокусировании внимания на чем бы то ни было мегафону, даже если в роли мегафона выступает переживший “типичную трагедию” человек?
Словом, впечатление от обоих награждений складывается довольно странное. Хотя, надо признать, что обе персоналии подобраны во-первых, политкорректно — Африка и Азия, а, во-вторых, с тонким знанием психологии, так что мало кто рискнет высказать такие сомнения вслух. Ведь не поспоришь с тем, что Муквеге действительно чертовски много работал, и в очень тяжелых условиях, а Мурад действительно настрадалась. И всегда можно пристыдить сомневающегося.
Но Нобелевская премия, по самому ее замыслу, присуждается за достигнутый результат — и не просто за результат, а за результат выдающийся, мирового значения, и, при этом, прямо связанный с укреплением мира, то есть, того состояния общества, когда в нем нет войны. Покажите мне этот результат, достигнутый хотя бы одним из лауреатов НПМ-2018. Я его не вижу.
Впрочем, изучение списка номинантов, к сожалению, не выявляет и альтернатив. В списке есть мученики, проявившие большую стойкость. Тот же Олег Сенцов - назову его потому, что все читатели знают, о ком идет речь. Есть функционеры, достигшие каких-то чисто формальных, но по факту не имеющих практической ценности результатов в укреплении мира — прогнозируемая в качестве награжденных пара Дональд Трамп — Ким Чен Ын была именно такова. В нем нет только миротворцев-победителей. Нет тех, для кого НПМ и была задумана изначально. При таком списке номинантов честнее всего было бы не присуждать премию вовсе.
А что с награждениями за прошлые годы? Что ж, там бывало по-разному. Лауреат НПМ-2017 — Международная кампания за запрещение ядерного оружия — и что же, где реальные успехи? Лауреаты НПМ-2016 и НПМ-2015 Хуан Сантос, президент Колумбии — за заключение перемирия с FARС и Квартет национального диалога в Тунисе за “решительный вклад” в создание демократии в стране после “Жасминовой революции” в 2011 году - тут, по крайней, мере какая-то объяснимая логика в награждениях была. НПМ-2014 — Малала Юсуфзай и Кайлаш Сатьяртхи — и к ним ровно те же вопросы, что и к номинантам нынешнего года.
Пройдя по списку награждений НПМ еще дальше, можно выделить и закономерности отбора в последние десятилетия, а также несколько категорий награждаемых. Первая, и сама редкая категория: физические лица и организации, награжденные в соответствии с заявленным статусом премии.
Вторая, тоже редкая, но встречающаяся чаще — деятельность, не подпадающая под статус премии, хотя, несомненно, вполне реальная и достойная.
Наконец, третья, самая многочисленная категория, включает в себя все виды номенклатурных награждений. Тут и политики, которым хотели сделать приятное, и “живые примеры”/”люди-мегафоны”, выхваченные из толпы и вознесенные в назидание этой толпе, но не сделавшие ничего реального, и организации, которые нужно было поощрить и подбодрить.
Так было не всегда — но постепенно, год за годом, логика награждений стала именно такой. И если вторая категория награждений просто размывает смысл НПМ, то третья — откровенно опошляет и обесценивает саму ее идею.
Конечно, Норвежский Нобелевский комитет вправе в отдельные годы не присуждать премию вообще — но это уже скандал. Как это — не нашлось достойных кандидатов? Почему в прошлые годы они находились, а сейчас не нашлись, да вот же они, нисколько не хуже прошлогодних.
Здесь срабатывает банальная ловушка, когда опустить планку — легко, зато поднять ее обратно, на прежнюю высоту, почти невозможно. Впрочем, лауреаты НПМ столетней давности сейчас могли бы и не получить ее вовсе. Давно ли премию присуждали белым мужчинам европейского происхождения? А с другой стороны — много ли вы найдете сегодня фигур масштаба Вудро Вильсона или Фритьофа Нансена? Ну хоть одну — найдете?
Наконец, едва ли сами члены Норвежского Нобелевского комитета хотят что-то менять в сложившейся системе награждений. Они ведь совсем не бесстрашные викинги, а лишь их измельчавшие потомки, проросшие на свои должности из той же вяло-корректной европейской номенклатуры, в окружении которой комитет и функционирует. И, будучи лояльными продуктами этой системы, они ведут отбор по ее номенклатурным правилам. Которые вовсе не являются тайной и поддаются уяснению при изучении списка награжденных за несколько лет, но в которых реальные заслуги если и учитываются, то лишь в последнюю очередь.
В основном же правила эти сводятся к тому, что нужно раздать премий всем поровну: черным, белым и желтым, левым и правым, африканцам, европейцам, азиатам, и выходцам из обеих Америк, молодым и старым, мужчинам и женщинам, и чтобы никто не ушел обиженным — или, по крайней мере, чтобы всегда можно было сказать, что вот, пожалуйста, посмотрите по списку очередников: в прошлом году мы уже награждали товарища из вашего района. Особенно мило выглядят парные награждения: Бегин — и Садат; Мандела — и де Клерк (тут можно вспомнить, как развивались события в ЮАР после отмены апартеида, и как начинал свой путь в политику Мандела — но это отдельная тема); Перес, Рабин — и Арафат. Здесь можно только порадоваться тому, что у нобелевского комитета все же хватило рассудительности и вкуса не наградить вместе с Хуаном Сантосом еще и FARC.
Возможно, на чей-то вкус такое равенство и смотрится мило и мимимишно. Но у него есть один недостаток: Нобелевская премия мира, по своему первоначальному замыслу, предназначалась для героев. Для титанов и демиургов, с грохотом проносящихся по небу, изменяющих ход светил и сворачивающих горы, достигая невозможного. И, опять-таки, не абы ради чего достигающих, а именно и только в интересах укрепления мира. А героизм — он такой, он не делится поровну и не бывает политкорректным. Он потому и героизм, что вываливается из общего ряда.
Кстати, очень уж мирным и политкорректным антивоенный героизм тоже быть не может. Просто потому, что против него сражаются вовсе не мирные и политкорректные силы. И еще — бывший террорист и поджигатель войны, вся заслуга которого сводится к тому, что он отказался от своего прежнего образа действий, все-таки еще далеко не борец за мир, ровно так же, как отказ от людоедства еще не делает вчерашнего людоеда гуманистом.
Но такой герой — всегда достаточно агрессивный, чтобы закошмарить поджигателей войны, заставив их отказаться от своих планов, и достаточно внесистемный, чтобы сломать стереотипы и найти новый путь — потому что если бы работали старые пути, то он вообще был бы не нужен, просто не вписывается в современные критерии награждения. К тому же, их уже и почти не осталось, таких героев. Их время ушло, сменившись шелестом тихих и очень вежливых номенклатурных крыс, мир которых живет в другом измерении, перпендикулярном тому миру, в котором была выдумана НПМ, и почти с ним не соприкасающемся.
Что же с этим делать? Может быть, просто объявить мораторий на награждения НПМ, хотя бы лет на пять, а потом начать с чистого листа? Может, после такой паузы все-таки удастся ежегодно находить настоящих героев, достигших настоящих результатов? А то ведь так можно, как в известном анекдоте, и до мышей.... донаграждаться? Или, если все совсем уже плохо, публично признать, что ежегодная Нобелевская премия мира себя изжила, и награждать ей можно только в исключительных случая?
Впрочем, будет реалистами — никакого моратория, разумеется, не будет. Нобелевская премия мира продолжит обессмысливаться год за годом, теряя престиж и значимость, до самых до... Хотя, с другой стороны, маленькие и тихонькие мышки тоже очень милы. Особенно если они живут где-нибудь далеко от вас, и не портят вам продукты.
