Дела глобальные
Можно прогнозировать, что будущий кризис не будет реализован в классической парадигме перегрева потребительских рынков и разрушения финансовых пузырей в сегментах базовых активов. Даже если законы цикличного развития экономики продолжают действовать, их этиология становится все более нестандартной и интерпретация причин кризиса вызывает все больше контраверсионных оценок. О каких новых ингредиентах кризиса идет речь?
Во-первых, новый кризис будет разворачиваться на фоне перехода мировой экономики к новому, шестому технологическому укладу. Это означает, что нас ожидает не так кризис спроса, как кризис предложения, когда обрываются базовые глобальные технологические цепочки, а мировая торговля умирает в объятиях протекционизма и заградительных пошлин. В условиях отмирания активной ткани мировой производственной кооперации каждая страна или конгломерат экономик будут проводить политику локальной закрытости рынков, для того чтобы пройти период финансовой турбулентности с наименьшими потерями и лучше за счет соседей и/или конкурентов.
Очевидно, что кризис 2008-го проходил на фоне апофеоза глобалистики и функционирования традиционного хозяйственного уклада. Таким образом, минимизация последствий кризиса требовала применения стандартного пакета монетарной амортизации в виде снижения базовых процентных ставок мировыми регуляторами и насыщения рынков капитала дополнительной эмиссией (политика количественного расширения).
Еще один фактор эксклюзивности будущего кризиса — мир погрузился в режим отрицательных или нулевых процентных ставок, во всяком случае существенная часть мировой экономики: Япония, Швейцария, еврозона. В режиме снижения базовых ставок находятся и США. На практике это означает, что ширина так называемого монетарного маневра опасно сужена. Если взять Штаты, то монетарная коррекция ставок вниз во время кризиса начала 1990-х началась с отметки в 8—9%, кризис доткомов в начале нулевых активировал монетарный маневр с 6%, а накануне глобального кризиса 2008-го точка отсчета вниз стартовала с 5% и ставка ФРС очень быстро опустилась до нуля. Нынешнее монетарное смягчение началось с крайне низких позиций (2,5%), которые были в два раза слабее предыдущих параметров “кризисных ворот”. Это означает, что нулевой процентный уровень может не сформировать адекватную монетарную платформу стимулирования экономического роста и США придется не только уйти “на точку ноль”, но и применить пакет отрицательных ставок.
Здесь мы уже заходим в сферу влияния современной монетарной теории, то есть в мир, где развитые страны, особенно те из них, которые эмитируют резервные валюты или являются участниками валютного союза, представленного резервной валютой (евро), получают возможность частично замещать бюджетно-налоговые механизмы по формированию ресурсной базы для развития экономики дополнительными долговыми инструментами, которые открывают почти безлимит для развития социального и инфраструктурного капитала, неограниченно повышая внутреннюю капитализацию экономики. Фактор прибыли здесь уже не играет своей изначальной роли, а на первый план выходит простое соотношение затрат и получаемых выгод в виде новых активов, будь-то объекты инфраструктуры либо человеческий капитал. Инфляционные риски данного механизма компенсируются способностью государства по трансформации избыточной ликвидности в новые материальные активы и социальный ресурс.
Ключевыми элементами данной абсорбции ликвидности, а также каналами для ее заброса в реальный сектор экономики становятся банки. Так что эпицентр будущего кризиса вновь будет находиться в банковском секторе. Новая экономика, которая зародится после кризиса, получит такой же новый технологический уклад, так называемую НБИК-конвергенцию (нано-, био-, информационные и когнитивные технологии). В то же время глобальная финансовая система также обречена на глубокую перезагрузку, в результате чего появится новый формат финтеха. Эти тенденции уже активированы: за последние пять лет удельный вес онлайн-банкинга в системе вырос на 13%. Мировой финансовый ландшафт меняется, и классический банкинг будет постепенно сдавать позиции новым технологиям. Согласно прогнозам McKinsey of Banking в июле 2019 г. большая часть опрошенных фирм-респондентов готова доверить свои финансовые потребности крупным компаниям, таким как Amazon (65%) и Google (58%). Это подтверждает и динамика инвестиций: глобальные вложения в финтех в 2018 г. выросли на 29%, а с 2014-го — на 46%. “Классика” здесь также пока в проигрыше: 35% бюджета обычных банков уходит на инновации. С одной стороны, это беспрецедентно много, а с другой — финтех тратит на инновации 70% своих расходов.
Новая визия
McKinsey обратила внимание на несколько тактических аспектов и рисков, которые лишь подтверждают стратегические тренды и глобальные тенденции.
Прежде всего современные банки постепенно утрачивают способность к генерированию прибыли, что и неудивительно, учитывая глобальное снижение ставок по всему миру. В результате примерно треть банков могут просто не пережить очередной кризис, так как, кроме материнского капитала, у них недостаточно сформированы так называемые “подушки безопасности” (промежуточные буферы капитала). Если проанализировать такой показатель, как рентабельность материального капитала, или RoTE, то, по данным отчета, банки на развивающихся рынках показали его снижение с 20% в 2013-м до 14,1% в 2018-м, то есть попали в фазу убывающей маржи. На развитых рынках данный индикатор колеблется в диапазоне от 6,8 до 8,9%, но в целом это меньше среднего значения за последние десять лет — 10,5%.
Консалтеры выделяют несколько признаков так называемого “позднего цикла” развития, среди которых — снижение прибыльности финансовых операций и медленный рост кредитных портфелей, динамика которых уступает даже анемичным темпам экономического развития. В частности, в 2018 г. кредитные портфели банков увеличились лишь на 4,4%, в то время как номинальный ВВП вырос на 5,9%. Если сравнить это с уровнем кредитного проникновения в Украине, получим еще более пессимистичную картину: рост кредитования в прошлом году составил 8% (а если вычесть рефинансирование старых кредитов и выдачу потребительских займов, то получим и отрицательное значение) при дефляторе ВВП 15%.
Низкий спрос на кредиты в условиях почти нулевых кредитных ставок лучше всего характеризует системный кризис современного технологического уклада. Существующая товарная линейка почти уперлась в потолок роста, а новые виды товаров могут появиться лишь с активацией нового технологического уклада, путь к которому лежит через кризис, так как любая подобная системная перезагрузка чревата отмиранием целого кластера устаревших отраслей и резким падением темпов динамики роста в тех традиционных сегментах экономики, которые переживут этот переход.
Процитируем аналитиков McKinsey: “Безусловно, в течение этого десятилетнего восстановления были и некоторые спады, но на этот раз широта и глубина замедления сигнализирует о том, что мы вступили в заключительные этапы экономического цикла. Чтобы укрепиться перед набирающими силу встречными ветрами, банки должны внимательно изучить свое положение в конкурентной среде и оценить как ограничения, так и возможности, возникающие в конце цикла”.
В отчете предпринята и попытка классифицировать банки по уровню проблемности.
Это “лидеры рынка”: 20% банков контролируют почти 100% добавленной отраслевой стоимости, генерируемой финансовой системой мира. Они обслуживают широкий спектр рынков с развитой географией проникновения. Их задача на период кризиса — реинвестировать финансовые ресурсы в инновации и сохранять эффект масштабирования до начала нового цикла роста.
Вторая группа — “устойчивые” банки, которые составляют 25% системы. Они не доминируют в глобальном масштабе, но сохраняют региональное лидерство, в том числе и на сложных рынках. Их ключевая цель — сохранить клиентскую базу и сформированную экосистему клиентских операций и взаимосвязей, в том числе с помощью выпуска новых продуктов.
Следующая группа — так называемые “последователи”. Эти 20% не обладают региональным лидерством, но отличаются позитивной динамикой развития. У таких финучреждений осталось очень мало времени для выхода в безопасный сегмент. Они должны действовать быстро, в частности, оперативно видоизменять реализуемые бизнес-модели и максимально сокращать операционные издержки.
Наконец, четвертая группа — “сложные” банки. Они составляют 35% общей системы, и если эффект масштабирования удерживает на плаву “лидеров рынка”, то в данной группе срабатывает обратный принцип субмасштабирования, то есть утраты рыночных позиций, что в условиях сложных рынков создает предпосылки для точечных дефолтов. Обладая неэффективными бизнес-моделями, у них лишь один путь к спасению — слияние или поглощение “устойчивыми” банками.
Как было указано в отчете, сейчас банки зашли на последний перед кризисом “пит-стоп” и у них еще есть шансы усилить индивидуальную резистентность ко внешним финансовым шокам.
Данный анализ — это не сухое теоретизирование. Аналитики McKinsey абсолютно справедливо выделили цитату, согласно которой их задача не создавать зависимости для прогнозов на будущее, а правильно читать настоящее. Ключевой фактор успешного рыночного анализа — это определение места нынешней экономики в структуре глобального цикла развития. От этого зависит и моделирование необходимых условий развития, и оценка системных рисков будущего.
Устойчивость банков в зависимости от масштаба бизнеса существенно зависит от уровня оцифровки финансового сектора. Чем глубже проникновение цифровых технологий, тем эффект от масштаба более ощутим.
Для этого в отчете проанализировано изменение рентабельности в зависимости от типа рынка и уровня концентрации.
К цифровым продвинутым рынкам отнесены такие страны, как Австралия, Швеция, Дания. Разрыв показателя С/А между тремя крупнейшими банками страны и “нижнего квинтиля” существенен, то есть именно крупные банки являются инноваторами и повышают свою доходность. В “дефрагментированных рынках” наблюдается как рост разрыва (РФ), так и сужение (США), что говорит о снижении эффекта от масштаба за счет раздробленности рынка капитала. К этому типу отнесена и Германия. На азиатских рынках также наблюдаются различные тенденции, как в плане укрупнения (Китай), так и в контексте раздробленности (Индия). Это объясняется высокими затратами и необходимостью наращивать капитал для поддержания широкой филиальной сети с физическим доступом клиентов (Индия).
Украина в этом плане выглядела бы в аналитическом отчете белой вороной с госсектором в размере 60%, в котором госбанки — наиболее крупные, но при этом не являются ни образцом рентабельности, ни примером качественной бизнес-модели, ни источниками инноваций и развития цифрового сервиса. Так всегда бывает, когда банковскую систему “очищают” от банков, а не от проблемных активов.
С другой стороны, время еще есть: данные отчета говорят о том, что кризис в США может не наступить ни в 2020-м, ни в 2021 г.
