Маккейн, бывший кандидатом в президенты от республиканцев в 2008 году, но реальный шанс имевший только в 2000 году, уступив его Джорджу Бушу-младшему под влиянием истеблишмента партии, во всём представлял собой контраст действующему президенту. В юности, Джон Сидней Маккейн-третий, родившийся на базе подводных лодок “Коко-Моло” в зоне Панамского канала (в связи с чем, как и Обама, подвергался атакам конспирологов — мол, имел ли он право выдвигаться в президенты) пошел по следам отца и деда, адмиралов ВМФ США. В 1958 году он окончил Военно-морскую академию США, став лётчиком палубной авиации. Военная карьера Маккейна сложилась трагически — легендарный ветеран Вьетнамской войны, он был сбит советской ракетой над Ханоем в 1967, пробыл во вьетнамском плену (фактически, в концлагере, где считался важнейшим трофеем коммунистов) пять с половиной лет и был выпущен в 1973 году по условиям Парижского соглашения. Тем не менее, он продолжил службу и ушел в отставку только в 1981 году в звании капитана первого ранга.
В мир политики Маккейн прошел сквозь должность морского офицера связи при Сенате США. В 1982 году был избран в Палату представителей Конгресс, легко переизбрался, а в 1986 избран сенатором от Аризоны. После чего Маккейн переизбирался пять раз — в 1992, 1998, 2004, 2010 и, наконец, в 2016 году (который мог бы стать тотальным триумфом Республиканской партии, если бы не известные обстоятельства).
Иными словами, в Сенате США Маккейн проработал 26 лет, неизменно пользуясь уважением коллег и популярностью среди избирателей, причем с самых первых своих месяцев в законодательной власти часто идя против шерсти партийного и государственного руководства (в частности, он голосовал против отправки американских морпехов в Ливан — и оказался прав, миссия закончилась трагедией). Таким образом, Маккейн снискал славу неудобного политика, но при этом кристального патриота.
Во внешней политике он неизменно воплощал собой линию на недопущение возрождения советского тоталитаризма и необходимость подавления Западом любого режима, попирающего права человека. О том, что именно Маккейн был архитектором нового режима санкций против России и сторонником максимальной — дипломатической, экономической и военно-политической — помощи нашей стране против вернувшейся угрозы со стороны северо-восточного агрессора — за два дня сказано уже немало. Стоит обратить внимание, что в рамках определенной публичной линии противостояния нынешнему Белому Дому, глобальные американские телеканалы посвятили уходу сенатора Маккейна едва ли не суточную трансляцию, что показывает масштаб его фигуры как в национальном, так и в международном контексте.
Маккейн, несомненно, был крупнейшим моральным авторитетом партии и символом проведения большей частью ее элиты своей внешнеполитической линии (да и отличающейся внутренней политики — так, Маккейн был откровенным интернационалистом и фобиями, связанными с иммиграцией отнюдь не страдал). Отсюда важно понимать — изменится ли что-то в этой плоскости после него?
Во-первых, все-таки еще есть сенатор Грэм, и не он один. В ноябре, весьма возможно, что сенатское место от Юты займет еще один кандидат в президенты от республиканцев, и такой, который будет следовать традиции Маккейна — Митт Ромни. Но на некоторое время жесткий антироссийский и антиавторитарный драйв республиканской элиты — несколько ослабнет, сравнительно с таким драйвом у коллег-демократов в том же Сенате. Другое дело, что ситуация может сыграть и по-другому — величественная смерть Маккейна морально обяжет республиканцев разных течений объединиться вокруг целей, которые он ставил и добивался их достижения.
Во-вторых, контрастность фигур Маккейна и Трампа тоже окажет некоторое влияние на политический процесс — с одной стороны, эти несколько дней “либеральные” сети продолжат говорить о наследии сенатора, немного отвязавшись от Дональда Трампа, но с другой, сейчас явно развернется дискуссия о приоритетах, принципах, идеалах американского консерватизма. В частности о том, не следует ли ему вновь мигрировать от малоэффективной изоляции к неоконсерватизму, политические формы которому придавал Джон Маккейн, этому глобализму с американским мессианским, но в то же время и правозащитным лицом?
Стоит вспомнить, что позиция Маккейна в отношении злосчастной войны в Ираке, смысл которой так и остался непонятен обывателю (обладающему, при этом, всей полнотой власти) заметно отличалась от шагов администрации Буша-младшего. В более гуманную, скажем так, сторону.
В-третьих, вряд ли сегодня имеет смысл говорить о том, что смерть Маккейна указывает на закат глобалистской политики США в стилистике 1990-х и 2000-х. Подросло новое поколение — такие, как помощник госсекретаря по Европе и Евразии Уэсс Митчелл, просто у него более тревожный, менее оптимистический взгляд на ближайшее будущее. Того света веры в неизбежную победу добра на злом, как у Маккейна, причем победу достигнутую скорее моральным превосходством — у нового поколения неоконсерваторов нет. Оно более осторожное, жесткое, агрессивное и недоверчивое, поскольку вышло из 2000-х и 2010-х, когда постсоветское пространство и Ближний Восток явили миру свои язвы, ревизионизм, реакционность и нетерпимость. Не всех в Америке сегодня можно легко убедить в том, что эти патологии необходимо оперировать, а если и надо, то американскими руками. Запад находится в периоде великого переосмысления, и в этом смысле важно, что о Маккейне — и его современниках, побратимах, единомышленниках (таких, как Кондолизза Райс, например, или о несколько ушедших вправо в дискуссии о смысле национальных интересов — как Джон Болтон) в ближайшие недели и месяцы будут говорить много. Даже своим гордым и драматическим уходом капитан Маккейн, как видим, доставил на идеологическую передовую боеприпасы для объективных сил доброй воли.
В-четвертых, от того, что Маккейна теперь нет — никак не станет легче врагу цивилизованного мира — России. Возможно, даже наоборот, поскольку “палестинская” реакция стран-изгоев стимулирует американский истеблишмент действовать, и действовать даже более агрессивно, нежели системно мысливший Маккейн. Грядет новое обострение в Сирии, разворачивание предпоследнего веера санкций, над которыми работал сенатор, а вот европейских союзников РФ “понимать теперь станет некому. Для вменяемого меньшинства в Москве как раз было бы лучше, чтобы в Вашингтоне все еще оставался хоть кто-то, перед кем можно было бы капитулировать. И даже, возможно — с сохранением лица. Таких фигур теперь стало на одну меньше, причем в эндшпиле, когда фигур на доске остается в принципе очень мало. Примечательно, что реакция российских дипломатов — по крайней мере, многих — довольно ровная, похоже, они понимают, что уход Маккейна — плохие новости. С той стороны океана остались единицы — из тех, кто готов дать России маленький шанс отступить.
Наконец, в-пятых, Украине станет несколько тяжелее — мы помним, что Маккейн сыграл важную роль и в событиях Революции Достоинства, он не упускал случая продемонстрировать наличие несгибаемой американской поддержки украинскому делу. Душевности в отношениях с корпусом Республиканской партии может и впрямь поубавиться. Это, впрочем, означает лишь то, что Украине придется еще тщательнее готовить свое домашнее задание, углубляя и продвигая тот прогресс, за который болел Джон Маккейн, и который на днях в Киеве отметил Джон Болтон (причем, стоит надеяться, что увидеть новейшее американское оружие и подготовленных при помощи США военнослужащих на параде в Киеве успел увидеть и сам Джон Маккейн). Думается, украинское руководство предпримет все необходимые шаги в сфере увековечивания памяти сенатора Джона Маккейна в нашей стране.
Но главное — это неуклонное следование пути присоединения к военно-политическим и экономическим структурам западного мира и бескомпромиссное противостояние хворям отсталости и варварства, которые вновь пытается навязать нам мафиозный синдикат на востоке, падение которого, впрочем, неизбежно. Единственный американский политик, который увидел в глазах Путина не то, что его более удачливый политический наперсник Буш, а буквы аббревиатуры “КГБ”, а затем прозорливо назвавший Россию обычной бензоколонкой — достоин памяти настоящих побед. А также уважения к своим урокам со стороны нации, в делах которой он принимал столь неподдельно искреннее участие и становление которой опекал непосредственно. Вторая такая страна — это Грузия, и в этом случае Маккейн фактически дожил до перехода диалога НАТО и Тбилиси на уровень, который нельзя было и представить 10 лет назад, когда сенатор и кандидат в президенты грудью встал на ее защиту от российской агрессии. Джон Маккейн покинул этот мир в тревожный час — но оставил цивилизации свою веру в неминуемый триумф света над мраком. За это его и будут помнить.
