Даже если она, власть, как сторонник метода “Дориан Грей наоборот” (полотно все вытерпит), этого пока категорически не принимает и не осознает. Режим-то не вечен.
Ведь если для журналистов категория “свобода слова” — это, прежде всего, возможность развития (которой, в общем, можно и не воспользоваться), то для политиков в отдельных случаях — это вообще единственная возможность спасения. Но это забегая наперед.
Ниже — обратный ход развития. От вывода.
Как обычно
Собственно, и не было сомнений, что рано или поздно публичное пространство всколыхнет очередной конфликт между тремя ветвями официальной власти и четвертой ветвью власти общественной (откуда считать, с головы или хвоста поезда — не знаю).
В современных украинских реалиях это норма.
Я про взломанную почту Сергея Лещенко и найденный в квартире Тараса Зозулинского жучок. Эти информповоды (независимо от их интерпретаций), актуализировав давнишнюю дискуссию об особенностях и возможностях/невозможностях журналистов заниматься своей профессиональной деятельностью, требуют очередного обращения к истокам вопроса.
Тема сложная, но важная и актуальная.
Глянцевая сторона вопроса
Разумеется, речь не идет об анализе конкретных фактов.
Хотя бы потому — что когда мы начинаем разбирать каждый отдельный случай (не эти, а вообще), разборки уводят нас далеко за рамки самой профессии (причем, как журналисткой, так и политической). Эти рамки нередко расширяются до обстоятельств, моральных принципов, личных отношений, собственности, ситуации в стране — Бог знает, чего еще.
В конечном счете, оказывается, что и не столь важно, кто был прав /не прав (за исключением ситуаций, когда речь идет о жизни конкретного человека). Потому что неотвратимость наказания (любой из сторон — представителя власти или СМИ), эффект разоблачения, даже если виновный проходит процедуру “публичного чистилища”, не избавляет страну от повторения подобных ситуаций. Да и первоначальный смысл, очищенный от всех последующих коммуникационных взаимосвязей, теряется напрочь.
Почти во всех случаях работает следующий алгоритм:
Стандартный сценарий-1. Про свободу слова. Медийный скандал на какое-то время выходит на первое место. Властью предпринимаются следственные действия (как вариант — псевдодействия или контрдействия). Со стороны журналистского сообщества при поддержке оппозиции создаются союзы, комиссии, комитеты, проводятся слушания, митинги, дебаты. Потом все затихает, независимо от результата разрешения конфликта (даже если результат и в пользу СМИ — эффект получается разовый). До очередного скандала.
Стандартный сценарий-2. Про влиятельность СМИ. Серьезный информповод (скажем, журналистское расследование на тему коррупции, злоупотреблений властью) привлекает всеобщее внимание. Внутри страны и за пределами. Дальше ровным счетом ничего не происходит. Власть не реагирует на разоблачения. СМИ не отвечает за клевету (а, по логике, если это не первый вариант, то, значит, второй). Постепенно событие в общественной памяти затирается. Все счастливы. До очередного информповода.
И так до бесконечности. То есть, парадокс повторного существования явлений постоянно воспроизводится.
Значит — что-то не так в изначальной постановке вопроса. Значит — потенциал темы тратится куда-то не туда и не на то. На эмоциональную (в лучшем случае, конъюнктурную — в худшем), а не рациональную сторону вопроса. Соответственно, не извлекается общий смысл. Как говорил товарищ Гегель, известное оттого, что оно известно, понятным не становится.
За этикеткой вопроса есть ведь и суть. За ней и пойдем.
Трудности перевода
Должна сказать, что написать адекватный (хочется надеяться) текст о сущности (явной и скрытой) взаимоотношений “власть — СМИ”, а по большому, глобальному счету, “политики — общество”, не очень то и просто.
Во-первых, потому что в какой-то степени я принадлежу к журналистскому сообществу, а, значит, — априори субъективна. Изначально — на стороне общества.
Во-вторых, потому что отношения между властью и СМИ выходят далеко за рамки медийного вопроса.
Если в политику был привнесен принцип “часть политики — часть экономики” (это про
неотделимость власти и бизнеса), то в медийной сфере нередко действует подход “часть журналистики — часть политики”.
Кроме того, фактор преобладания личного над общественным присутствует и там, и там.
В-третьих, потому что политико-медийные отношения в Украине — это своеобразный концентрат процессов, происходящих в политическом и общественном пространствах, стране в целом.
Фото: obozrevatel.ua
В резиденции Президента удалось погостить “избранным” журналистам
Мейнстримные медийные темы, как правило, отображают основные тренды и вписаны в базовый формат политических дискуссий, внутригрупповых и межгрупповых линий противостояния, характерных для конкретного исторического периода страны.
Скажем, в первые годы независимости, в период президентства Кравчука, когда топ-темой была
независимость Украины как факт, противостояние “коммунисты-националисты” задавало тон всем публичным дискуссиям.
В первое президентство Кучмы, когда только-только стали появляться институты государства, субъекты политики, олигархи, публичная энергия концентрировалась вокруг противостояния “реформаторы-олигархи”.
Второе президентство Кучмы как период нарастания оппозиционных настроений и апогей оппозиционных элит (Майдан) — это формат “власть-оппозиция”.
Постмайданный период, раздираемый внутригрупповыми конфликтами, можно описать как конкуренцию “власть-власть”.
Ну и, начиная с 2010 года, время президентства Януковича, когда именно коммуникация становится важнейшей составляющей удержания легитимности режима (режим, правда, не очень это понимает), базовое противостояние описывает формат “власть (политики) — общество”.
Соответственно, отделить медийные проблемы от политических не всегда доступно. Как и политические — от экономических. Ну а экономические, в свою очередь, — от личных бизнесовых.
Матовая сторона вопроса
Во многом, существующее состояние дел объясняет фактор недоразвитости элит и базовых институтов государства и общества.
Проблема, характерная для всех постсоветских стран, переживающих период “безвременья”.
Это когда ни туда ни сюда.
Когда между прошлым, настоящим и будущим нет смысловой связи.
Когда отсутствие государственнической идеологии, политической культуры сочетается с наличием невнятной системы управления, устаревшей моделью экономики, странной кадровой политикой, в целом слабыми институтами.
Когда по ряду вопросов в истории государства нет традиций, прецедентов, на которые можно было бы опереться в процессе выработки и реализации решения, будь-то в политике, экономике или культуре.
Отсутствие же каких-либо ценностных ориентиров (в России это, к примеру, литература), внятных правил игры, а также критериев эффективности работы в масштабах страны приводят к постоянной “текучести” полномочий в реале.
В свою очередь, представители СМИ нередко, проникая внутрь политического процесса, претендуют на изначально чужую роль.
Фото: Макс Левин
Четкого распределения ролей нет ни в одной из ветвей власти
Или — сами становятся субъектом конфликта, превращаясь в полноценного политического игрока. Или — выступают, прежде всего, с точки зрения гражданской позиции (а ведь гражданская и профессиональная позиции — это не одно и то же, последняя налагает определенные правила).
Дискуссии про свободу слова сегодня ведутся так, как будто она нужна каким-то отдельным представителям политикума и общества, и зависит от моральности того или иного политика. Все, что касается права на свободу на постсоветском пространстве,- практически всегда на грани личного подвига.
Хотя европейская демократическая практика — это не вопрос моральности/неморальности. Это не вопрос на уровне личностей. Это вопрос развитых институтов, соответственно, институциональных гарантий свободы.
Еще один негативный фактор — это ограниченность подхода к проблемовосприятию.
Как правило, все вопросы вокруг права на свободу, в своем итоговом измерении сводятся к набору нескольких стандартных шаблонов, по типу схемы Карла Шмитта “друг-враг”. Как будто весь смысл и состоит в том, чтобы постоянно озвучивать эти шаблоны.
Или это шаблон из области внутренней политики — “злочинна влада” vs “все остальные честные”. Или это шаблон из области внешней политики — Запад (как цивилизация, носитель демократических норм-процедур) vs Россия (как варварство, источник авторитарно-полуавторитарных тенденций).
Поверхностно эти подходы, конечно, верны. Не поверхностно — очень упрощают понимание ситуации, еще хуже — подменяют предмет обсуждения вообще.
Фото: Макс Левин
Журналисты порой становятся участниками общественных акций
Понятно, что власть, обладая ресурсами, имеет больше мотивов “закатать” всех в прокрустово ложе своих представлений о жизни. Но только надо добавить — любая власть. Все без исключения украинские политики используют СМИ как лестницу, которую тут же отбрасывают, как только поднимаются по ступенькам наверх. В этом смысле, “коллективный Вася” из оппозиции не сильно лучше “коллективного Пети” из власти.
Равно как и верно, что в западных странах гораздо больше демократии, чем на постсоветском пространстве. Другое дело, что механическое соединение институциональных образцов цивилизованных стран с постсоветскими институтами и реалиями дает гремучую смесь. Оттого, что в середине 90-х в Украине стали массово копировать партии на западный манер (в 1994 году состоялись первые многопартийные парламентские выборы), они не стали полноценными политическими организациями, причем до сих пор.
Новая форма не пристраивается к старому содержанию. Нужны некие демократообразующие основания, основы основ, созданные внутри самой страны. В свое время была надежда, что постмайданная власть займется формированием цивилизованной среды внутри страны — политической, экономической, медийной. Но по-факту Ющенко, как президент, развернулся не в сторону европеизации, а, скорее, — постсоветского образца национализма.
Ну и что совсем контрсовременно — так это отсутствие профессиональной дискуссии.
Настоящей журналистской дискуссии, без примеси политики, о проблемах профессии практически нет. Хоть в публичном, хоть в непубличном пространствах.
Как, кстати, и нет по-настоящему политической дискуссии между политиками.
Не хватает профессионального разговора, внутримедийного.
О чем? Да о чем угодно. О новых форматах в СМИ, субъективной авторской журналистике, понятии влиятельного СМИ, причинах, почему журналисты уходят в смежные профессии, о взаимоотношениях с собственником, внутрикорпоративных конфликтах. Как минимум. Почему-то, это считается либо неинтересным, либо неприличным. В общем, лишним и ненужным.
Стандартные границы типичной медийной повестки — публичные скандалы и темы в рамках выше обозначенных шаблонов.
Фото: Макс Левин
Работники <<Газеты по-киевски>> протестуют против закрытия издания
А ведь, в той же России, где уровень контроля над СМИ, вообще над всем и всея, на порядок выше, чем в Украине, контекст медийной дискуссии на несколько порядков выше украинского, практически “Тысяча и одна ночь”. Что касается политического дискурса, то здесь все более-менее понятно.
Сказывается тот факт, что процесс возникновения субъектов в бизнесе опередил процесс возникновения субъектов в политике.
Мало кто из политэлиты по-настоящему интересен — своим мировоззрением, взглядами, видением относительно чего бы то ни было.
Типичное поведенческое состояние политиков по отношению к публичному пространству — это либо “схрон” (укрывание информации, характерное больше для власти), либо “слив” (организованный скандал, характерный больше для оппозиции), либо “впадание в монолог” (отработанная риторика, как все хорошо/плохо, характерная всем политикам, тональность зависит от пребывания во власти или в оппозиции).
Отсюда — убежденность, что офлайн и онлайн в стране — это две прямо противоположные реальности, хотя именно достоверное восприятие и преподнесение происходящего это и есть тот самый ориентир алмазной прочности, который позволяет трезво оценить масштаб проблем и, соответственно, задач.
Отсюда — убежденность, что только комплиментарный стиль в журналистике — самый правильный, а главное эффективный, по отношению к власти.
Отсюда — политические дискуссии вокруг фамилий, а не возможных вариантов будущего.
В общем:
Проблемы качества, подлинности — и в политике, и в журналистике — в Украине с годами не исчезают. Они только видоизменяются.
При этом политики значительную часть проблем “валят” на журналистов (клевета, предвзятость, “джинса”), журналисты — на политиков (любой корень зла — от власти).
Фото: Макс Левин
Для журналиста, считает автор, главной задачей должен быть высокий уровень материала
Выхода нет
Или?
Возможно, надо исходить из самой постановки проблемы. Ведь правильно поставленный вопрос — уже залог успеха.
Я бы для начала задала по одному вопросу — отдельно для журналистов и отдельно для политиков.
Для журналистов:
Что опаснее для профессии — давление властей или низкое качество материалов, и с чем надо больше бороться?
Для политиков:
Что еще может помочь человеку, оказавшемуся в тяжелом положении, кроме как по-настоящему независимые СМИ (деньги-то не всегда работают)?
Вывод — в начале текста.
Олеся ЯХНО
