Катастройка

Когда Михаил Горбачев пришел к власти, он понимал, что в советской экономике назрели серьезные проблемы. По валовым показателям СССР еще оставался второй экономикой в мире после США (а Украина — второй экономикой в СССР), но темпы роста падали третье десятилетие подряд, уровень жизни был гораздо ниже, чем в развитых капиталистических странах, а попытки подстегнуть народное хозяйство с помощью многомиллиардных инвестиций приводили к бессмысленному разбазариванию ресурсов на всевозможных “стройках века”. На бытовом уровне “зрелый социализм” ассоциировался с низким качеством потребительских товаров и — особенно в провинции — с тотальным дефицитом.

Провозглашенный поначалу Горбачевым лозунг “ускорения” был типичной для партийного руководства попыткой решить проблему с помощью мобилизационных методов. Их неэффективность выявилась очень быстро, и на первый план вышел лозунг “перестройки” — структурной трансформации плановой экономики, результатом которого, по замыслу Горбачева, должно было стать “обновление социализма”.

Курс перестройки был соткан из противоречий. Попытки оживить экономику за счет высвобождения энергии частной инициативы сопровождались судорожными действиями по удержанию контроля над командными высотами. В мае 1986 года было принято постановление правительства об усилении борьбы с нетрудовыми доходами, среди которых числилась и “спекуляция” клубникой, выращенной на собственном дачном участке, а в ноябре — противоположный по смыслу закон “Об индивидуальной трудовой деятельности”, открывший дорогу частной инициативе, но, правда, все еще запрещавший использование наемного труда. Вступивший в силу с 1 июля 1988 года закон “О коопе­рации в СССР” способствовал резкому росту негосударственных форм хозяйствования в сфере обслуживания и торговли — и в то же время привел к стремительному нарастанию дефицита потребительских товаров в государственном секторе: торгово‑закупочные коопе­ративы скупали потребительские товары на госпредприятиях и перепродавали их уже по более высоким коммерческим ценам. Попытка дать большую свободу государственным предприятиям (свободная продажа продукции, произведенной сверх госзаказа, отказ от плановых заданий) привела к обратному эффекту — в отсутствие товарных бирж, коммерческих банков и управленческих компетенций предприятия стали охотиться за госзаказом и превращать его в источник ренты. Принятый в 1989 году закон об аренде, который предоставил трудовым коллективам право арендовать имущество государственного предприятия, стал, по существу, началом теневой приватизации госсобственности в пользу “красных директоров”.

Интеграция советской экономики в мировой рынок началась в 1987‑м с создания совместных предприя­тий. Идея, оказавшаяся эффективной в Китае, в СССР не “пошла”, в том числе из‑за бюрократических препон (регистрация СП занимала 9 месяцев), поэтому следующим шагом правительства Николая Рыжкова стала фактическая отмена в 1989 году монополии государства на внешнюю торговлю.

Попытки совместить государственную собственность и административно‑­командную экономику с атрибутами капитализма — частным предпринимательством и рынком оказались несостоятельными. В последние месяцы 1989‑го в СССР начинается спад производства и республики пытаются искать выход из охватившего Союз кризиса самостоятельно. Вот характерная зарисовка экономических дебатов 1990 года, сделанная экономистом Евгением Ясиным. Советский премьер Рыжков упрекнул председателя Совмина УССР Виталия Масола в том, что республика срывает поставки для союзных нужд, продолжая настаивать, чтобы центр по‑прежнему снабжал ее всем необходимым.

“Масол возражал премьеру в форме, вряд ли возможной даже год назад, — пишет Ясин. — “Помилуйте, Николай Иванович, вы сами нас к этому толкаете. Вы не даете нам ничего из того, что мы просим. Что нам остается делать? Находим выход, как можем, у себя”.

Логическим завершением этого диалога стал распад СССР в конце 1991 года. Республиканские элиты пришли к окончательному выводу, что рассчитывать на центр нечего и нужно “искать выход” самостоятельно.

Георгий КАСЬЯНОВ