Евгений Уткин в разгар беспредела “лихих 90-х” создал высокотехнологичную компанию, капитализация которой в момент выхода на IPO в 2007-м составляла более 2 миллиардов долларов.
Ценности Уткина: свобода, созидание и служение. И когда он об этом говорит, ему веришь, потому что его деятельность — прямое тому подтверждение. Он является крупнейшим венчурным инвестором и меценатом. Уткин — сооснователь “Гогольfest”, Дома образования и культуры “Мастер Класс”, партнер “Джаз-Коктебель”, Jazz in Kiev. В отличие от подавляющего большинства украинских предпринимателей, все эти годы он не только делает деньги, он искренне пытается вытащить Украину из Гримпенского болота. Увы, желающих остаться в трясине больше. И наша беседа, начинавшаяся с экономических тем, быстро перешла к вопросам политики, культуры, образования, роли государства и общества, миссии страны. Состоялся разговор в канун Дня Достоинства и Свободы и в той или иной степени стал неким подведением промежуточных итогов Революции достоинства. Пока поводов для оптимизма немного.
Бизнес
— Евгений Владимирович, вы пережили не один кризис и не одну стагнацию, можете сравнить, оценить. На ваш взгляд, в чем причина нынешнего застоя, ведь, учитывая глубину последнего падения украинской экономики, мы должны были расти гораздо более высокими темпами?
— Любое большое дело начинается с мечты. 28 лет назад я создал свою первую компанию “Квазар-Микро”, которая стала пионером технологического бизнеса на постсоветском пространстве. Была мечта построить компанию, такую, как, например, Intel, инновационную, лидерскую, масштабную. Возможности, открытые перестройкой, окрыляли и наполняли энергией, которой хватало и на бизнес, и на учебу, и на отражение атак бандитов и “ментов”. “Совковая” система была в нокдауне, поэтому не мешала. Так продолжалось примерно до 1998 года, это была эпоха дикого, но “правильного” капитализма, с открытой конкуренцией, в которой побеждали более предприимчивые, рисковые и энергичные. И, несмотря на то, что “предприниматель” враждебно воспринимался и властью, и большей частью общества, доверия было гораздо больше. Доверия между коллегами по цеху, доверия с кредиторами, человечности на разных уровнях. Ведь обмануть можно только один раз, и, считай, ты уже ставишь крест на своей карьере. Поэтому предприниматель не может не выполнить своих обязательств. Банки кредитовали экономику, а обманы были только тогда, когда они поощрялись, но это уже коррупция, криминал. Рост экономики был бурный именно потому, что были доступ к финансовым ресурсам и относительная свобода предпринимательства. В конце 90-х государственная система оправилась, появились финансово-промышленные группы, которые определяли поведение власти, усилилось влияние России, ухудшились условия для конкуренции, на арену вышли рейдеры. Начало нового столетия запомнилось слиянием власти и нескольких крупных финансовых групп, тотальным давлением на малый и средний бизнес. Период после Оранжевой революции и до 2008-го ознаменован бурным ростом розничного бизнеса, рискового кредитования, открытием новых возможностей, отравленных полным отсутствием системного государственного строительства, беспринципностью и манипуляциями политиков. Кризис и приход откровенного криминала к власти отправили мечту в нокдаун. Сегодня же, после пяти лет войны вовне и ретушированного бездействия внутри страны, мечту обескровили.
— В свое время вы в поиске инвестиций пошли другим путем и вывели компанию на IPO. И это до сих пор в Украине воспринимается как полет в космос. Почему?
— В современном мире очень важно постоянно учиться и выходить за рамки своей капсулы, своего бокса, в которые тебя постоянно хотят затолкать обстоятельства, рутина, система. После того, как в 2001 году я поехал в свою первую бизнес-школу INSEAD (потом были IMD, Berkley, Wharton, IESE), открыл для себя, что земля круглая, что, кроме “постсовка”, есть огромный новый для меня мир, с глобальным рынком и глобальной конкуренцией. Тогда зародились мечта создания глобальной компании, желание играть в премьер-лиге мирового бизнеса.
В 2003-м часть компании я продал крупной финансовой группе, и на базе “Квазар-Микро” мы построили международную компанию, которая в феврале 2007 года провела размещение акций на основной площадке Лондонской биржи, с капитализацией 2,3 миллиарда долларов. Штаб-квартира компании находилась в Москве, но ключевой была наша киевская команда. Получили уникальный до сих пор опыт создания международной высокотехнологической компании.
— Какое-то время вы работали в России. Вернулись почему?
— Пять лет я работал из Москвы. Не в, а именно из. Бизнес был в 30 странах, большая часть, конечно, в России, там рынок объективно больше. Хотя большинство идей все-таки рождались тут, в Украине. По сути, мы там зарабатывали, а сюда инвестировали. В Киев я вернулся в 2008-м, когда понял, что в несвободной стране нельзя построить современную глобальную технологическую компанию. Да и повеяло уже возрождением советской империи. Помню передачу Соловьева на канале “Культура”, когда на вопрос: “Кто главный враг России?” большинство ответило: “Украина”. Тогда мы с сыном Владимиром восприняли это как глупое недоразумение, но чуть позже, в 2008 году, после событий в Грузии, стало понятно, что ситуация меняется необратимо.
— Тем не менее, несмотря на ваш патриотизм, гражданскую позицию, ваши отношения с новой властью, уже после Революции достоинства, не заладились. Не нашли общих точек соприкосновения?
— У нас цели разные. В бизнесе я всегда был мотивирован на создание стоимости компании, а не на дерибан. На мой взгляд, сегодня основной дефицит — профессионализм, системность и концентрация ресурсов на главном. Говоря об экономике, бизнесе, после революции все силы должны были быть сосредоточены на трех индустриях.
Первая — военно-промышленный комплекс. Современный, модерновый ВПК мог бы стать локомотивом для всей экономики. Изучив опыт других стран, прежде всего Израиля, главнокомандующему было предложена модель частно-государственного партнерства. Основной фокус на применение современных технологий. Танк без современной электроники — это всего лишь мишень. В частности, речь шла о том, что бизнес берет на себя риски, связанные с проведением научно-исследовательских работ, созданием промышленных образцов, а государство обеспечивает заказ и финансирование производства, если испытания окажутся успешными и пройдут соответствующую сертификацию.
В итоге мы собрали коллектив самых крутых разработчиков со всего мира, создали десятки продуктов. Если измерять деньгами, то речь идет о десятках миллионов долларов инвестиций. Тысячи единиц уже готовой продукции мы передавали военным через волонтеров. Поддержки от государства мы не получили, потеряли моментум, который мог изменить кардинально весь ВПК и стать катализатором инноваций в других секторах экономики.
У меня есть совершенно конкретный пример вопиющего равнодушия, в лучшем случае, к нашим воинам. Одна из наших разработок — это средства защиты — шлемы и маски. Еще до войны мы занимались созданием технологий производства новых материалов, нанопорошков, композитов. Инвестировали миллионы долларов в научные разработки и экспериментальное производство. И эти знания нам пригодились уже для создания средств защиты, которые прошли испытания в соответствующем институте Министерства обороны Украины, получили сертификацию НАТО.
Стоимость таких шлемов на мировом рынке 1000 долларов за единицу, наша цена для украинского рынка — 250 долларов. На внутреннем рынке поставщиком армии является компания с очень сомнительной репутацией, укравшая у нас название нашего сертифицированного продукта и производящая каски из высокооктанового полиэтилена, степень защиты которых даже не приближается к уровню наших касок, цена же незначительно меньше. Шлем из газеты будет еще дешевле. Компания по каким-то далеким от логики причинам пользуется поддержкой руководства Минобороны. Более того, получив обвинения в завышении цен, мы уже больше года отбиваемся от возбужденных против нас уголовных дел. В плоскости судебных разбирательств, без нарушения моральных принципов, любое дело, особенно когда против тебя представитель системы, бесперспективно. Вот такое частно-государственное партнерство.
— То есть, несмотря на многократное увеличение финансирования, подходы в оборонном секторе не изменились?
— Кардинально ничего не поменялось. Да, денег стали выделять больше, но деньги эти выделяются по закрытым статьям, получить к ним доступ невозможно, и контролируются узкой группой интересантов. Более того, при “злочинній владі” министр обороны с российским паспортом Павел Лебедев в свое время издал распоряжение, регламентирующее настолько низкий уровень маржинальных надбавок к себестоимости, что не только невозможно получить необходимую для развития прибыль, но и элементарно не хватает для прозрачной оплаты труда квалифицированного персонала. Это правило нарушают сто процентов подрядчиков, соответственно, находясь на крючке. Два года назад я эту ситуацию описывал министру обороны, премьер-министрам — Яценюку и Гройсману. Но ничего не поменялось до сих пор. Об этом знают все заинтересованные стороны. Эту “кагэбистскую” уловку сохраняют как системную составляющую коррупции.
Да, наша армия стала одной из самых сильных в Европе, но исключительно благодаря порядочным армейским профессионалам, волонтерам и тем людям, которые “душу й тіло положили за нашу свободу”.
— Насколько проще стало бизнесу после Революции достоинства? Мы много говорим о западных инвесторах, частенько забывая поинтересоваться, а как себя чувствуют украинские?
— Сегодня масса возможностей для мелкого предпринимательства. Да, налоги высоки, законы строги, но это компенсируется их тотальным невыполнением. Чего только стоит анархия евробляхеров. И малый бизнес динамично развивается. Но если вы хотите создать компанию, для которой важна капитализация, если вы не хотите работать с кешем, а хотите повышать стоимость вашей компании, то это возможно только в нишевых секторах.
Второе перспективное направление — например, альтернативная энергетика. Энергетическая независимость Украины — это очевидный приоритет. И в современном мире за альтернативными технологиями будущее. Одна из наших компаний производит пеллеты из отходов древесины. Их цена в пересчете на теплоотдачу, зольность и экологический эффект меньше, чем закупаемого для производства тепла угля, кусающаяся стоимость которого компенсируется нашими с вами коммунальными платежами. Возможности производства биотоплива в Украине достаточны, чтобы обеспечить более половины производства тепла. Технологии совместного сжигания угля и биотоплива отработаны и применяются во многих странах Европы. Проработав год в шахте, рано потеряв отца шахтера, я знаю, что такое уголь, его добыча, шахтерские судьбы. Если взять карту распространения онкологических заболеваний и наложить на карту ТЭЦ, работающих на угле, совпадения ужаснут. Совместное сжигание угля и биотоплива кардинально улучшает экологическую картину, уменьшая при этом затраты. Соответствующие предложения, обоснования, результаты дискуссий и конференций переданы профильным министрам, премьер-министру, — не поддержано, бетонная стена.
— Вы активно занимаетесь венчурными инвестициями, сами что-то придумываете, находите новые направления. Как бизнесу искать новые идеи для развития?
— Новые идеи в современном мире рождаются на стыке индустрий, внутри экосистем, где наука, образование, корпорации, стартапы, инвесторы, регуляторы, потребители находятся в постоянном экспериментировании, дискуссиях, конкуренции и партнерстве. Очень важно формировать и опираться на свой домашний рынок, в котором сложились масштабные запросы и есть мотивация играть в долгую. В Украине таким домашним рынком может быть сельское хозяйство. Земля и люди — вот главные наши активы. Плодородная земля с применением технологий, точного земледелия, искусственного интеллекта, роботизации способна не только в разы увеличивать урожайность, но и дать возможность Украине стать мировым лидером, чемпионом в индустрии, которая недавно стартовала, — AgTech.
Сегодня проникновение технологий в сельское хозяйство в развитых странах менее 30%, в среднем по миру — единицы процентов. Огромные возможности для несырьевого высокотехнологичного бизнеса. Временное окно возможностей стать лидером очень короткое, в XXI веке скорость развития всего стремительна. Казалось бы, есть все компоненты — земля, агрокомпании, инженеры, разработчики, агромиллиардеры. Почему не стартуем? Нет частной собственности на землю, нет веры в государство, неактуально для собственников, — есть гораздо более простые возможности быстрого обогащения и “насущные” проблемы. Это не дикий капитализм, а какой-то пещерный. Кеш — их главная цель, а не капитализация бизнеса. Кеш не из прибыли, а откуда угодно — из бюджета, от соседа, от кредитора.
Культура
— Вы принимаете активное участие в культурной жизни Украины, столицы. Почему? Ведь с точки зрения бизнеса, от этих инициатив, скорее всего, убытков больше, чем прибыли?
— Во-первых, для меня ключевые ценности — свобода и созидание — были неизменны, а вот самореализация и служение на разных этапах жизни менялись местами, то одна из них доминировала, то другая. В начале пути — самореализация, последние годы — служение. Служение — это когда ты открываешь кому-то двери в новый мир, помогаешь в обретении свободы, созидания и самореализации кому-то другому. И здесь я нашел себя в искусстве, культуре, образовании. Не как денежный мешок (вернее, не только), а и как соавтор, ассистент, спарринг-партнер.
Во-вторых, я понял, что только культура с большой буквы “К”, то есть образование и искусство, в итоге способны изменить к лучшему это общество и мир, в котором мы живем. Для культуры нужна энергия, а она у нас есть в избытке. Украина, особенно Киев, по своему энергетическому запасу уникальна, как это ни парадоксально. В том числе благодаря драматической истории и постоянным внешним вызовам.
В-третьих, современный предприниматель не может создать ничего долгоиграющего и путного без постоянного образования и гармоничного развития себя, команды, людей вокруг.
В этой сфере долгое время чувствовал себя первопроходцем (я о служении), от государства не смог добиться ничего, ни при какой власти. “Гогольfest”, Дом “Мастер Класс”, Jazz in Kiev, New Era Orchestra, Bouquet. Kiev Stage — проекты, которые круто получились, и где я был полезным.
Я на сто процентов уверен, что мы не потеряли бы Крым, а оккупация Донбасса была бы невозможна, если бы государство занималось культурой. Но никакой внятной гуманитарной политики в Украине никогда не было, только шароварщина.
— Власть глуха, но все ли ваши задумки, инициативы находят отклик в обществе?
— В вакууме даже отклик сложно получить. Когда Януковича избрали президентом, я решил устроить тут культурный террор — Андрей Жолдак поставил спектакль “Жизнь с Идиотом” по новелле Ерофеева. Главный герой был абсолютной копией Януковича, а сам спектакль очень натуралистично передавал все те ужасы и мрак, которые вместе с Януковичем пришли. Я тогда подумал, что вот сейчас-то творческая интеллигенция всех поднимет, город перевернется, все поймут, какую жуткую ошибку совершили. Но в итоге спектакль даже никто не заметил, кроме небольшого числа эстетствующих киевлян.
Кардинально ситуация поменялась со времен Майдана. Вот недавно мы провели фестиваль высокого искусства Bouquet. Kiev Stage. Сложная музыка, непростые дискуссии, конец лета — огромный отклик публики, около 10 тысяч зрителей. Здорово. В Киеве и по Украине в целом на порядок увеличилось количество событий, фестивалей, концертов, мастер-классов. Есть много хорошего уровня, с переполненными залами. Люди соскучились по красоте и праздникам.
— На ваш взгляд, работа нынешнего Министерства культуры и других гуманитарных ведомств принципиально изменилась? Нам удался культурный прорыв?
— “Гогольfest” — самый знаменитый фестиваль страны, с 11-летней историей, который в 2009 году собрал 650 тысяч зрителей. Влад Троицкий породил еще несколько мегапроектов. “Гогольfest” — катализатор современной городской культуры, а своей площадки нет до сих пор. Уже 11 лет работает наш Дом “Мастер Класс”, осваивая без поддержки города уже вторую локацию. Понятно, что это все очень далеко от того, чем занимаются наши Министерство культуры и департамент Киеврады.
Понимаете, нет публичного, внятного, проговоренного ответа на вопрос: зачем существует Украина как страна? В чем ее миссия? За 28 лет никто даже не попытался на этот вопрос ответить. Лозунг “Армія. Мова. Віра” — это XII век какой-то, а не миссия.
Эту армию и эту страну спасли волонтеры и добровольцы, а не президент или начальник генштаба. И в ней жизнь бойца не является приоритетом.
Вера? Я вообще категорически против вмешательства государства в религиозные дела. Это глубочайший цинизм — поднимать перед выборами этот вопрос. Тем более человеком, который точно не является моральным авторитетом. Это не должна делать безыдейная и жадная власть. Она не должна прикасаться к святому. И больше всего обескураживает толпа, аплодирующая этому вмешательству, совершенно не понимающая, насколько это кощунственно.
Мова? Вместо того чтобы сделать в Киеве мировой центр славянской культуры, где могли бы найти приют лучшие умы и таланты, вынужденные выехать из России, мы подняли вопрос “мовы”. Зачем? Есть единый государственный язык, есть закон, определяющий это. Зачем спекулировать на этой теме? Она при нынешнем положении вещей даже в топ-50 задач власти войти не должна. Как они хотят сохранить “мову”, если ее носители уезжают из страны миллионами? Выпускники самых крутых украинских университетов не связывают свое будущее с Родиной.
На этом фоне поражает отношение к своим героям и авторитетам. В Украине есть гении, о которых никто не знает. Встречаясь со студентами, я интересуюсь у них, кто знает Валентина Васильевича Сильвестрова, Александра Дубовика, Флориана Юрьева, Сергея Круценко? 99% не знают. Студенты Могилянки, университета имени Тараса Шевченко, УКУ, КПИ не знают живых украинских гениев. Зато мы улицы переименовываем. Витрины меняем, называя это реформами. Суть за этими витринами не изменилась.
Из позитива. Сегодня с осторожным оптимизмом наблюдаю за деятельностью Украинского культурного фонда. Развитие искусства, формирование новых трендов в нем всегда предвосхищало и часто определяло процессы развития общества.
Политика
— Возможно, причина в том, что у общества был запрос на стремительные перемены, а власть, не желающая ничего менять или не умеющая этого, нашла самый простой способ — вывеску сменить. У вас ведь был запрос на перемены?
— В политике, как и в бизнесе, обмануть можно только один раз. Но потом изобрели телевидение не как бизнес, а как монопольный инструмент манипуляций, а затем освоили Facebook, fake, deep fake.
Помню Оранжевую революцию, когда утром я летел в Москву, а поздно вечером возвращался в Киев на Майдан. Ее я воспринимал как шанс для принципиальных изменений в системе. Оранжевая революция была для меня глотком воздуха свободы. Была надежда, что что-то изменится. Я действительно с большим уважением относился к Виктору Андреевичу как к человеку и президенту. Но вручение “Пидрахую” ордена... Я как любой человек, увлеченный технологиями, — за разрыв шаблонов, но это было слишком.
Янукович, на мой взгляд, был самым понятным и, как это ни цинично, не самым плохим президентом. Потому что для всех было очевидно, что он бандит, и управлять страной он будет как бандит, что делало его решения предсказуемыми, а главное, избавляло от всяческих иллюзий. Циничные инвесторы работают с любой властью, лишь бы она была понятной. Янукович был именно таким, — консолидированные решения парламента, правительства, Банковой. Как это ни парадоксально, нынешняя ситуация гораздо хуже того периода.
Во время Революции достоинства опять появилась мечта, мечта построить счастливую современную страну. Мы с сыновьями все ночи провели на Майдане, мы и многие другие были свидетелями чуда. Мы показали миру новый тип правления, без лидера, такой себе политический краудфандинг. Это явление наверняка еще будет изучаться, заговорить его не удастся. Хотя возможности, открывшиеся после Революции достоинства, нивелированы действующей властью полностью.
— У вас есть рецепт этих перемен?
— На мой взгляд, задачи власти после Революции достоинства были (и актуальны сейчас) абсолютно простые в формулировке и, конечно, чрезвычайно сложные в исполнении — сломать “совковую” систему в себе, в государстве и в обществе. Начать с себя, бескомпромиссно. На должности президента, премьера, министра, депутата взять на себя ответственность служить украинскому народу и Украине. Без гибридных моделей, слепых трастов, терок и подковерных игр, честно, открыто, регулярно сверяя часы и координаты с громадой, а не только с советниками и помощниками. Следующий этап — переход к сервисной модели государственной машины, призванной обеспечить для общества всего лишь три потребности: свободу, справедливость и безопасность. Все остальное отрегулируют рынок, общество, громада.
В экономике должно быть два-три направления, в которых Украина может быть чемпионом мира. Не чемпионом Восточной Европы или Винницкой области, а чемпионом мира.
Но в этом срезе Украина сегодня — это несколько финансово-промышленных групп, сотни сплоченных пильщиков под “куполом”, на Банковой и на Грушевского. Их предпринимательство не туда направлено, они не изобретают новые технологии, продукты, бизнес-модели, они, за редким исключением, изобретают способы обмана и воровства у государства. Способы воровства у бедных, погибающих людей.
Деолигархизация закончилась тем, что сейчас у нас в стране один ярко выраженный олигарх — президент. Президент, который, 20 лет занимая различные посты в государстве, сам себя продолжает называть бизнесменом. На мой взгляд, институт президентства давно себя изжил. Я в него не верю. За 28 лет мы так и не поменяли “совковую” систему, просто заретушировали.
В нашей политике под двусмысленным лозунгом “Геть від Москви!” целенаправленно повторяются российские сценарии и модели. Вместо того чтобы взять то золото, которое мы добыли во времена Майдана, и строить что-то новое, мы снова копируем “совок”, который демонстрирует Россия.
Разве мы сможем так победить? Тем более в гибридной войне, в которой побеждать надо, не только защищая каждый квадратный сантиметр территории, но и прежде всего в умах своих граждан и мирового сообщества.
— Это довольно сложно, потому что цели элит и цели обычных граждан совершенно разные, как и их мировоззрение.
— Да просто надо людей сделать счастливее. Когда я работал в Москве и приезжал в Киев ненадолго, то попадал в другую страну, здесь люди улыбались, они были счастливы. Нам необходимо создать сильную новую экономику, вернуть счастливых людей. Дать им возможность реализовываться, развиваться. Чтобы о стране говорили позитивно. Чтобы к владельцам украинских паспортов относились с уважением, как это непродолжительное время было после первого и второго Майданов. Если этого не вернуть, война не будет выиграна.
Нам нужно вернуть стране субъектность. Сейчас Украина не субъект. Когда я слышу, что МВФ сказал нам увеличить тарифы, я в ужасе от тупости произносящих это. Есть переговоры, и цель МВФ в ходе этих переговоров точно не повысить нам тарифы. Пути возврата кредита, вот и все. Субсидии — это же позор. Дайте людям возможность зарабатывать, чтобы они могли сами оплатить свои счета. Дайте им удочки — доступ к финансам и возможность создавать рабочие места. Банковская система не должна обслуживать финансово-промышленные группы, она не должна быть в отрыве от реальной экономики. Я из тех людей, которые не хотят заниматься только поставкой сырья, а хотят реально что-то сделать в Украине, что давало бы добавочную стоимость. Сегодня таких возможностей нет. Подавляющая часть украинской экономики — сырьевая, в том числе и ИТ. Только ресурсные центры. Это прямой результат государственной политики, вернее, ее системного отсутствия.
— У вас нет разочарования, желания все бросить, уехать? Вы ведь не этнический украинец?
— Если бы у меня была возможность все это повторить, я поступил бы точно так же, проголосовал бы за Независимость, поддерживал бы оба Майдана. Все-таки самое главное, что мы получили, — это свобода. Просто мы эту свободу еще не до конца осознали. Не поняли пока, что это очень мощное оружие. Мы получили возможность созидания, хотя пока инструментов для этого недостаточно. Наши граждане получили возможность для самореализации, пусть даже не в Украине. Волонтерское движение показало масштабный пример служения, бескорыстного, порой героического. Увы, эта ценность пока не присуща большинству власть имущих. Надо менять их чаще, выбирать правильных, анализировать и не забывать награждать своим выбором по их делам.
И потом, у нас есть еще один ценный ресурс — хорошие люди. Самая востребованная профессия в мире будущего — хороший человек. Все автоматизации и роботизации будут вытеснять людей из рутинных профессий. Но спрос на хорошего человека будет оставаться всегда. Особенно в мире, где градус недоверия, безверия и цинизма зашкаливает.
