Чтобы понять энергорынок, не обязательно засовывать пальцы в розетку

Если нет рыночного спроса, значит, где-то есть нерыночное предложение.

Алонсо Арджуна

Прошло почти полтора года с момента, как был принят Закон “О принципах функционирования рынка электрической энергии Украины”. Этот базовый закон не только устанавливает аналогичные европейским правила работы, но и предлагает план действий, начать выполнять который следовало еще год назад.

Во всем мире реформаторы (в нормальном понимании этого слова) знают, что если вы планируете что-то изменить в устройстве системы, то первые шаги даются вроде бы легко. Но затем появляются препятствия, вроде бы не зависящие от тех, кто предложил реформу, и она отодвигается на все более и более отдаленный срок. И если не проявить волю, то сопротивление среды не преодолеть. А сила сопротивления сопоставима с масштабами предложенных изменений. Можно представить силу, желающую сохранить нынешний рынок электроэнергии Украины, стоимость продукции которого в 2014 г. составила более 115 млрд грн.

В истории с реформой энергорынка Украины было не столько воли, сколько “добровольно-принудительного”. Добровольность заключалась в том, что небольшая группа в управлении энергетикой страны и руководстве крупнейших энергокомпаний, европейские институты и эксперты понимали неотвратимость деградации и неэффективности работы существующей модели энергорынка и требовали ее замены. Эту группу поддерживала часть крупного энергобизнеса, который имел свое стратегическое видение выгодности евроинтеграционных процессов. Принудительность состояла в том, что Украина взяла на себя обязательства перед Европейским Энергетическим сообществом по имплементации Второго и Третьего энергопакетов.

Энергетические рынки не учитывают будущие процессы — они их формируют. Здесь и сейчас

Закон о реформе рынка электроэнергии был принят за месяц до Вильнюсского саммита 2013 г., на котором мог быть рассмотрен вопрос о Соглашении об ассоциации Украины с ЕС. Подписание соглашения об ассоциации, как подробно описывало ZN.UA, тогда не состоялось.

Но закон о кардинальной реформе энергорынка Украины, являющийся, собственно, частью реализации этого соглашения, вступил в силу. И, как ни парадоксально, но люди, выступавшие в роли архитекторов нового европейского рынка, оказались вне игры.

2014-й стал революционным годом для Украины, но на энергетическом поле страны, похоже, играли не “в Чапаева”, а в поддавки.

Немногим более года назад мною была написана статья о 13 основных принципах и возможностях, которые дает новый энергорынок (ZN.UA № 47 от 13 декабря 2013 г., “Новый рынок электроэнергии Украины: процесс, а не событие”). За полтора года практически ни одна из этих возможностей не использована. И не в чертовой дюжине дело. Даже такой, казалось бы, организационно-безобидный шаг, как создание координационного центра, не сделан до сих пор, хотя это должно было произойти в феврале прошлого года.

Основной причиной, затормозившей процесс реформирования, называют аннексию Крыма и военные события в Донбассе, и это, безусловно, нельзя сбрасывать со счетов. Но все эти события, скорее, вскрыли слабость существующей модели и работы энергорынка страны, а не подтолкнули к ее изменению.

Что представляет собой энергорынок образца марта 2015-го?

Чтобы ответить на этот вопрос, придется вернуться в 2014 г. Аннексия Крыма была первым ударом не только по целостности Украины, но и по ее Объединенной энергетической системе (ОЭС). Крым был энергодефицитным районом и потреблял из ОЭС Украины около 6,5 млрд кВт∙ч, тогда как его собственное производство электроэнергии, по данным 2013 г., находилось на уровне 1,1 млрд кВт∙ч. То есть более 5 млрд кВт∙ч поступали в Крым с материковой части Украины. Поскольку основным владельцем энергораспределительных активов (инфраструктуры) в Крыму была ДТЭК “Крымэнерго”, то год назад была предложена схема, когда ГП “Укринтерэнерго” (внешнеторговое госпредприятие, подконтрольное Минэнергоугольпрому) выступало поставщиком, а ДТЭК “Крымэнерго” — покупателем. По-видимому, такая схема работы не устраивала российское руководство, и ДТЭК “Крымэнерго” было объявлено национализированным, а Украине предложено заключить контракт с дочерним предприятием российского “ИнтерРАО”.

Чего стоит этот контракт и каковы последствия его заключения — тема отдельной статьи. Здесь же хочу отметить, что потеря территории Крыма обернулась для украинской энергосистемы утратой активов и перспективной инфраструктуры, хотя и временно сохранила рынок сбыта продукции. В некотором смысле, была даже снята головная боль для диспетчеризации (оператора энергосистемы — НЭК “Укрэнерго”), связанная с работой солнечных и ветростанций в Крыму.

Крымские события весны 2014 г. и начавшиеся процессы децентрализации в Донбассе обнажили еще одну проблему работы ОЭС Украины — неравномерность распределения маневренных генерирующих мощностей и уязвимость зон добычи и поставки угля, тем более при ведении военных действий. К сожалению, на нехватку угля группы “А” (антрацитного угля, на котором работает большинство украинских ТЭС и который добывается в основном в Донецкой и Луганской областях) начали реагировать только в июле 2014-го, завезли импортный уголь лишь в ноябре. А скандал, который всему этому сопутствовал, похоже, не утих до сих пор, как и возбужденное уголовное дело против руководства ГП “Укринтерэнерго” и “Центрэнерго”.

На недавнем брифинге министр энергетики и угольной промышленности Украины Владимир Демчишин сказал, что, несмотря на все усилия, не смог организовать эффективную работу энергогенерирующей компании “Цэнтрэнерго”, и теперь ее следует приватизировать в надежде на то, что найдется более эффективный собственник, чем государство.

Но министр почему-то не предложил приватизировать госпредприятие “Укринтерэнерго”, хотя уровень работы его руководства при заключении контрактов с российским энергоэкспортным предприятием “ИнтерРАО” на импорт электроэнергии из Российской Федерации был предметом расследования специальной комиссии Кабинета министров Украины, точка в котором, похоже, не поставлена. А последствия инъекций российской электроэнергетической иглы будут ощутимы еще долго.

Тогда же, летом 2014 г., стало ясно и то, что обеспечение надежной работы ОЭС Украины в чрезвычайных условиях требует как законодательного регулирования, так и оперативного плана действий, включая военную (военизированную) защиту энергообъектов, альтернативные маршруты доставки топлива и т.д.

Официально такой план принят не был, хотя отдельные его элементы нашли отражение в приказах и распоряжениях органов исполнительной власти и местного самоуправления. Зато 13 августа 2014 г. Кабмином было принято постановление №372, которым во исполнение ст. 29 Закона “О принципах функционирования рынка электрической энергии Украины” был утвержден Порядок применения временных чрезвычайных мер по преодолению последствий длительного нарушения нормальной работы рынка электрической энергии.

Данный порядок предусматривал ряд мероприятий, которые могли проводиться в отношении оплаты, ограничения цен или условий экспорта-импорта электроэнергии. В 2014 г. Кабмин дважды издавал распоряжения о введении (продлении) чрезвычайных мер и уже дважды воспользовался этим правом в 2015 г., а срок их действия истек 25 марта.

Если даже не принимать во внимание то, что порядок используется во исполнение закона о новом энергорынке, который фактически не создан, то возникает вопрос, как будет реагировать правительство дальше. Ведь ни уровень платежей не повысился, ни топлива на складах не прибавилось, а срок введения чрезвычайных мер ограничен двумя месяцами. По сути, лимит оперативных мер (как и запасы топлива на складах электростанций) уже исчерпан, но конструктивных предложений по решению проблемы нет.

4 июля 2014 г. Верховная Рада приняла в первом чтении законопроект “Об особом периоде в топливно-энергетическом комплексе”. Большая его часть касается работы газотранспортной системы и трубопроводного транспорта, а также диспетчерского управления и защиты энергообъектов. Удивительно, что летом прошлого года депутаты понимали актуальность законодательного урегулирования этих вопросов, но так и не приняли закон в целом. А осенью уже шли бои и с кровью терялись шахты, ТЭС и ТЭЦ… (К слову, в Российской Федерации закон о защите энергетической инфраструктуры существует уже несколько лет, все объекты имеют специальные паспорта, для них определен уровень защиты, в бюджете закладывается соответствующее финансирование.)

Чьи интересы представляет регулятор энергорынка?

Тогда же произошло еще одно событие, которое не могло не повлиять на судьбу энергорынка. В разгар военной операции на Востоке Украины, ухода из-под контроля части ТЭС и захвата шахт, в преддверии осенне-зимнего отопительного сезона президент Украины 27 августа 2014 г. издает указ о ликвидации национального регулятора энергорынка — НКРЭ, а через две недели подписывает новый указ — о создании Национальной комиссии, осуществляющей регулирование в сферах энергетики и коммунальных услуг (НКРЭКУ).

До сих пор вызывают вопросы не только легитимность упразднения НКРЭ и создания нового регулятора президентским указом, но и, главное, не так правовая (пока что), как профессиональная сторона и место регуляторного органа в системе власти. Если еще два года назад именно регулятор был двигателем реформ на энергорынке, то после его ликвидации и создания нового органа руководству последнего пришлось оперативно менять регуляторную базу отнюдь не для проведения реформ.

Как показали события последних дней и месяцев, приоритетами регуляторной деятельности стали “обнуление” расчетов с генерирующими станциями и поставщиками электроэнергии, находящимися в зоне АТО, активная кампания против высоких тарифов для “зеленой” энергетики и установление новых тарифов для потребителей природного газа, электроэнергии и коммунальных услуг. Что касается последнего, то новая НКРЭКУ так и не смогла своевременно выполнить условия ст. 269 Соглашения об ассоциации между Украиной и ЕС, предусматривающие, что прежде чем объявлять регулируемый тариф на электроэнергию или природный газ, нужно утвердить и опубликовать методологию его расчета. Формально НКРЭКУ вроде сделала шаг в этом направлении.

Но на практике — результат нулевой. Отсутствие закона о регуляторном органе (пусть это будет НКРЭКУ), размытость его полномочий, слабость финансовой и профессиональной базы ставит под сомнение не только эффективность текущей работы, но и перспективу проведения реформ в энергетике. И дело даже не в отдельных людях, а в задачах, которые перед ними ставятся. Эти задачи пока далеки от реформаторских. Разве что под словом “реформа” кто-то понимает передел собственности, устранение политических и экономических конкурентов.

***

Но в 2014-м все-таки были и позитивные для энергетики события. Во-первых, активизировалась профессиональная общественность, гласность не позволила скрыть наиболее резонансные дела. Во-вторых, была начата работа по изменению Энергетической стратегии Украины, в основе которой принципы, заложенные в Соглашении об ассоциации между Украиной и ЕС и коалиционном соглашении. Недавно был презентован проект новой Энергостратегии Украины до 2020 г., подготовленный экспертами Центра Разумкова при поддержке международных энергетических организаций и институтов, ЕС, Всемирного банка и др. Ранее был презентован проект Энергостратегии до 2035 г., который разрабатывался по заказу Минэнергоугольпрома.

Основное место в новой Энергостратегии-2020 отведено энергоэффективности и энергосбережению, сближению с ЕС, созданию конкурентного и прозрачного энергорынка, защите и развитию инфраструктуры. Чем быстрее такой документ будет принят, тем больше шансов наверстать упущенное время и двигаться вперед.

Внутренние проблемы энергорынка можно вылечить его внешней открытостью

Что является одной из основных проблем сегодняшней украинской электроэнергетики? Проблемой, о которой стараются не говорить вслух ни политики, ни даже сами энергетики? Это реальная конфигурация ОЭС Украины, ее существующие, а главное — будущие границы. Не политические, а физические. Где заканчивается команда диспетчера и где начинается невозможность влиять на оплату за отпущенный товар?

Почему только за 22 дня марта 2015 г. допущено превышение лимита на 45,8% по электроэнергии и 81,7% по мощности в Луганской области и 24,9 и 27,9% соответственно — в Донецкой? Почему в проекте плана развития ОЭС Украины до 2024 г., недавно опубликованного оператором Объединенной энергосистемы — НЭК “Укрэнерго” и Минэнергоугольпромом, предусмотрено снижение производства электроэнергии в Украине в 2015 г. всего на 0,7%, хотя показатели первых месяцев этого года приближаются к 8%? Почему стабильным в течение десяти лет (37—39%) оставляют показатель производства электроэнергии на ТЭС, хотя в феврале этого года Минэнегоугольпром утвердил список из 19 электростанций, находящихся в зоне АТО, включая Старобешевскую и Зуевскую ТЭС, которые суммарно производили до 16% всей электроэнергии тепловой генерации? Почему в проекте энергобаланса с 2015 г. нет импорта, хотя он фактически осуществляется?

Я не единственная, кто задает эти вопросы. Сегодня даже далекому от энергетики, но близкому к военным человеку ясно, что станции, находящиеся в зоне АТО, не вернуть так быстро, как хотелось бы. И если по топливу для ТЭС есть пусть и дорогая, но альтернатива, то, отказавшись от 10 млн кВт∙ч этих станций, отрезанных военными действиями, мы либо должны рассчитать заново энергобаланс, сократить потребление, составить график отключений на зиму 2015—2016 гг., либо продолжить контракт на импорт электроэнергии из РФ, бодро рапортуя о дешевой электроэнергии и “скромно” умалчивая о том, во что она обходится даже России.

Да, для уменьшения финансовой нагрузки на остальной энергорынок проще отказаться от проблемной зоны, тем более что платить за электроэнергию населению в зоне проведения АТО практически нечем. Сложнее просчитать последствия. Или даже не просчитать, а повлиять на них. Энергетический рынок не учитывает будущие процессы. Он их сам формирует, в режиме реального времени. То, что сейчас будет потеряно, может быть потеряно безвозвратно.

Если глубоко погрузиться в проблемы энергорынка, обязательно можно найти неприятности. Но, преодолев этот барьер, можно отыскать решение

Нарастающая проблема неплатежей, нехватка мощностей, дефицит топлива — путь, как говорят мои коллеги, к энергетическому дефолту. Уже рисуются бартерные схемы, и кто-то подсчитывает бонусы от незабытой прокурорами вексельной карусели. Тяжел не сам дефолт, а выход из него. И простых рецептов здесь нет. Хотя и сложных тоже. Все вообще-то уже описано, что-то принято, но мало что исполнено.

Необходимо принять украинский “энергетический пакет” законов, включая закон о регуляторе, изменения в закон об энергорынке, отдельный закон об альтернативной энергетике, включающий производство не только электроэнергии, но и тепла, закон о ко- и тригенерации и др. Провести институциональные изменения в министерстве, энергорынке, “Укрэнерго”, начать процесс разделения функций облэнерго (на передачу и сбыт электроэнергии), не забыв при этом о потребителях и проблеме подключения к сетям. Форсировать строительство ГАЭС и ЛЭП, освобождая “запертые” мощности атомных станций. Работать с инвесторами, убеждая, что главное сейчас — не цена объекта, а гарантия его работы. Во главу угла ставить энергоэффективность и энергосбережение.

А еще нужен лидер, который не побоится взять на себя ответственность, получив необходимые полномочия для проведения кардинальных реформ (и не только в энергетике).

Война отнимает много энергии, но чтобы остановить ее и победить, энергии нужно еще больше. Один из источников такой энергии — в реформированном рынке электроэнергетики.

Светлана ГОЛИКОВА