Таблички вдоль трассы, на которых написано название населенного пункта и количество людей, которые здесь жили. А за ними — трава в человеческий рост и деревья, растущие прямо сквозь бесхозные дома. И гнетущее ощущение в воздухе. Словно пришел в дом только что умершего человека и боишься неуместным словом или жестом задеть звенящую тишину. Зона отчуждения — огромный памятник мирному атому, ставшему причиной самой крупной техногенной катастрофы ХХ века.
К Чернобыльской зоне отчуждения и сегодня, спустя три десятилетия после катастрофы, относятся как к чему-то постыдному, опасному, а потому и ненужному. Огромный кусок территории, превратившийся в кладбище деревень и полигон для доморощенных сталкеров. Авария на ЧАЭС унесла жизни десятки тысяч человек — и ликвидаторов, и тех, кому в один прекрасный апрельский день пришлось навсегда покинуть свои дома, отравленные радиацией. Жителям Припяти на сборы, кстати, дали два часа.
Смогла ли Украина извлечь уроки из этой трагедии?
Все эти тридцать лет государственную политику страны по отношению к Зоне можно описать как “мы пострадали ни за что, дайте нам денег”.
Украина ходила по миру с протянутой рукой и просила помочь хоть как-то минимизировать последствия аварии — сперва надеть на взорвавшийся реактор саркофаг, позже укрыть его под огромным конфайнментом — самым крупным передвижным объектом на планете. Арка, сооружение которой началось в 2012-м, обошлась почти в полтора миллиарда евро, а участие в ее строительстве приняли около 40 стран.
На церемонии открытия конфайнмента в ноябре прошлого года президент Петр Порошенко отметил: “Никто не мог подумать, что Чернобыль — не самая большая беда, которая выпала Украине. Мы строим конфайнмент в условиях войны, агрессии РФ”. Бесспорно, оба эти явления — трагедия, которая еще долгие годы будет бередить душу украинцев. Но из каждой трагедии обычно делают выводы. А какие выводы и из трагедии на ЧАЭС, и из российской агрессии сделала Украина?
Даже спустя 30 лет Зона отчуждения так и не превратилась в территорию, ресурсы которой можно конвертировать не только в траурные речи и повод для сбора средств. Нажились на Зоне разве что мародеры, растащившие добро, оставленное местными жителями, да товарищи, как-то “незаметно” распилившие на металлолом все, что можно было умыкнуть из зоны, и подобравшиеся уже и к объекту “Дуга” — уникальной радиолокационной станции. Никто не знает, сколько за 30 лет из Чернобыльской зоны вывезли леса, но умельцы говорят, что “фонящие” табуретки можно найти на мебельных рынках по всей стране. До сих пор вместо того, чтобы обернуть трагедию во благо, использовать ресурсы, возникшие после катастрофы, государство продолжает играться в бумажные проекты и подписывать бесконечные декларации о намерениях.
Чернобыльская зона могла бы стать мировым центром по изучению влияния радиации на окружающую среду, на стройматериалы, живую природу. Все эти тридцать лет ученые могли бы наблюдать за тем, как ведет себя бетон, подвергшийся облучению, и как меняется организм животных, пасущихся на загрязненных землях. Ведь вопреки опасениям о лавинообразном скачке мутаций, животные в Зоне не только прекрасно себя чувствуют, но и активно размножаются. Экологи отмечают, что позитив от отсутствия человека на этих территориях значительно превысил негатив от радиационного и химического загрязнения.
Биосферный заповедник на этих землях, кстати, начал работать лишь с апреля этого года — он занимает 2/3 территории Зоны отчуждения.
Председатель Государственного агентства Украины по управлению зоной отчуждения Виталий Петрук похвастался, что заповедник уже заключил соглашение с японскими учеными, которые изучают влияние на флору и фауну аварии на АЭС “Фукусима”. Внимание, вопрос: почему Украина предлагает дружить японцам, хотя на самом деле наши ученые должны были бы рассказывать жителям далеких островов о том, как справляться с радиацией? Ведь Зоне уже больше 30 лет, а авария на “Фукусиме” произошла всего шесть лет назад. За три десятилетия уникальные условия Зоны так и не были конвертированы в создание научных центров, лабораторий и исследовательских проектов. У страны, как обычно, денег нет, а иностранцев на режимные объекты у нас пускать как-то не принято. Пусть лучше рассыплется, но никому не покажем.
Предложения по созданию таких центров от иностранных партнеров были — Зона на сегодня огромная лаборатория под открытым небом, а мирный атом трудится над производством электроэнергии во многих странах мира. Которым после Чернобыля тоже страшно. Но, как говорится, не срослось. А в это время ученые говорят, что под зоной могут находиться значительные запасы водорода, который сегодня называют “топливом будущего”. И мечтают, что Зона превратится в место возрождения инновационной энергетики. Но, как говорится, за заповедник “спасибо” скажите.
До сих пор на бумаге остаются и проекты по строительству солнечных электростанций на пустующих территориях зоны, хотя разговоры и меморандумы подписываются не первый год. Несмотря на то, что на значительной территории Зоны отчуждения фон уже нормальный и землю вполне можно использовать в хозяйстве, границы зоны с 1986-го не пересматривали.
Туризм в Зоне тоже налажен так себе — за прошлый год здесь побывали с экскурсиями всего 32 тысячи человек. Официальные экскурсии проводит только одна организация, за поездку на день в составе группы нужно заплатить около $100 (иностранцам дороже). Многие предпочитают проникать в Зоне нелегально, хоть за это по закону и грозит штраф. Ведь вот он — описанный тысячами фантастов мир после ядерной катастрофы прямо в центре Европы. Пышущая всеми красками природа, среди которой притаилась невидимая глазу опасность — радиация разбросана по Зоне пятнами, шаг в сторону — и можно схлопотать огромную дозу радиации.
И научные лаборатории, и солнечные электростанции, и туризм — это деньги. Те самые, которых Украине всегда не хватает. Но ситуация с Зоной схожа с другой нашей бедой — в Украине самые богатые черноземы, а картошку из Египта возим.
Неумение конвертировать трагедии не только в память и страх, но и в перспективные разработки, исследования и деньги превратилось поистине в национальный рок. И вместо того, чтобы превратить Зону в технопарк, появляются идеи превратить ее в огромную помойку — мэр Львова вон уже предложил свозить в Чернобыль многострадальный львовский мусор.
Голодомор, Чернобыль, война на Донбассе — все это примеры того, как трагедия народа остается законсервированным ужасом, который надо тщательно обходить стороной.
Помнить, грустить, но не ворошить. Ведь если евреи смогли донести миру, что Холокост был трагедией всего человечества, украинцы сами себе не могут доказать, что голод 33-го -страшная реальность, а не придуманный ненавистниками совка миф. И война на Донбассе до сих пор остается камнем преткновения в самой Украине — что уж говорить об остальном мире.
Кстати, о войне. В 2004-м было принято решение о строительстве в Зоне отчуждения Централизованного хранилища отработавшего ядерного топлива (ЦХОЯТ) для украинских АЭС. Но строить его до сих пор не начали. То власть не та, то денег нет, то с документацией проблемы, то землю не дают. Проект до сих пор на стадии проектной документации. И каждый год “Энергоатом” платит около $200 млн на вывоз отработанного топлива. Кому? “Росатому”. Война войной, а хранить отходы где-то надо. Их, кстати, после строительства ЦХОЯТ надо будет вернуть из России обратно.
О Чернобыльской трагедии снято множество фильмов, написаны тысячи книг, статей и блогов. “Чернобыль — боль души моей” — один из самых популярных рефренов в дни памяти о жертвах катастрофы. И если оставить во главе угла исключительно скорбь, то уже через год-другой вслед за болью души можно будет говорить о Чернобыле утраченных возможностей.
Когда-то надпись на стене Лычаковского кладбища гласила: “Посредине планеты среди туч грозовых смотрят мертвые в небо, веря в мудрость живых”. Речь там, правда, шла о погибших во Второй мировой. Но глядя на пустые дома в Зоне отчуждения, покрытые пылью детские игрушки и развесистые деревья, растущие прямо из окон, хочется верить, что живым все-таки хватит мудрости сделать жертву тысяч людей, пострадавших от аварии, не напрасной.
