Brexit: призраки индустриального прошлого и вызовы реформ для Украины

Отнюдь не приуменьшая значимости нынешних проблем излишне бюрократизированного и зарегулированного Евросоюза среди мотиваторов отрицания британцами евроинтеграции, все же нелишним будет взглянуть на проблему в историческом контексте. Дело в том, что в Brexit-2016 удивительным образом всплывают призраки, казалось бы, давно забытых противоречий индустриальной “молодости” Объединенной Европы, очень актуальных и для сегодняшней Украины.

Детализованные данные референдума свидетельствуют, что за выход Британии из ЕС проголосовали преимущественно представители рабочего класса без высшего образования, старше 50 лет и проживающие на территории современных и действовавших ранее угледобывающих округов Уэльса и северо-востока страны, для которых угледобыча до 1995 г. была приоритетной отраслью. Можно предположить, что неприятие Евросоюза основывается на ассоциации этой частью населения страны начала реструктуризации угольной отрасли (а следовательно, слома их традиционного уклада и снижения уровня жизни) со вступлением в ЕС и последующей институциализацией этого объединения. Именно эти избиратели оценивают изменения экономики и общественной жизни за последние 30 лет как негативные. Они также считают, что членство в Евросоюзе замедляет рост экономики Великобритании, так как в ЕС принимаются директивы и законы, не отвечающие экономическим и политическим интересам населения страны. В результате молодое, активное, более предприимчивое и успешное поколение британцев стало заложником ностальгических рефлексий консервативно настроенных граждан Соединенного Королевства старшего возраста, благополучие которых формировалось в безвозвратно ушедшем индустриальном прошлом страны.

Интеграционные процессы в Европе в 70—80-е годы ХХ в. развивались в условиях, когда индустриальная экономика в развитых странах стала утрачивать свои доминирующие позиции, что сопровождалось перенакоплением в этом секторе основного и человеческого капиталов, особенно явно — в базовых отраслях промышленности. В сфере энергетики интеграционная политика концентрировалась на создании условий развития и эффективного использования возобновляемых источников энергии и сведения к минимуму неконкурентоспособных мощностей по добыче угля, полном прекращении субсидирования угольной отрасли. Кроме этого, в рамках своей энергетической политики Евросоюз закладывал условия создания экономики, которая бы потребляла минимум энергии и одновременно являлась более перспективной, устойчивой и конкурентоспособной в перспективе.

В этих условия дальнейшая разработка угольных месторождений осуществлялась с доминированием инновационных, экологически чистых технологий добычи и использования угля, то есть с переходом угольной промышленности на новый технологический уклад. Как следствие, страны ЕС, владеющие достаточными запасами угля (Германия, Франция, Польша и др.), были вынуждены консервировать производственные мощности, сокращать объемы добычи в соответствии с политикой ЕС и внедрять новые технологии с целью обеспечения его конкурентоспособности на внутреннем и внешнем рынках с учетом постоянно растущих экологических требований.

Несмотря на то, что социально-экономические проблемы многих старопромышленных регионов Европы были принципиально решены на основе интенсивных процессов замещения базовых отраслей промышленности более высокотехнологичными, развития сферы услуг и финансового сектора, в общественной ментальности эти регионы и сегодня продолжают нести отпечаток своего старопромышленного прошлого.

Для Великобритании, вступившей в ЕС в 1973 г., угледобывающая промышленность была одной из старейших базовых отраслей экономики, которая долгое время, несмотря на технологические изменения в энергетической сфере, считалась стратегической, поскольку была основой обеспечения энергетической независимости и экономического процветания страны. Основным фактором, определяющим необходимость интенсивной реструктуризации угольной отрасли Великобритании, стало появление новых технологий. Развитие атомной энергетики в 60-е годы прошлого века изменило приоритеты энергетической политики в Европе и привело к снижению доли производимой на основе угля энергии с 50% в 60-е годы до 30% — в 70-е. Немаловажную роль сыграли и увеличение на энергетическом рынке предложения нефти и газа, а также усиление конкуренции со стороны производителей более дешевого угля из Китая, США и Австралии.

Хотя начало реструктуризации угольной отрасли Великобритании приходится на 60—70-е годы, когда количество угледобывающих предприятий сократилось вдвое, именно экономический кризис начала 80-х привел к необходимости ее радикальной реструктуризации, а в массовом сознании стал следствием европейской интеграции и общеевропейской политики в области энергетики.

В этот период (1980—1985 гг.) началось интенсивное закрытие шахт и высвобождение рабочих, сопровождавшееся их массовыми забастовками. А результатом реструктуризации угледобывающей отрасли стали ликвидация нерентабельных предприятий и сокращение численности занятых в отрасли более чем на 90%. Наиболее ярко отрицательные социально-экономические последствия реструктуризации угольной отрасли проявились в моноотраслевых регионах Великобритании — Мерсисайде и Уэльсе, где в структуре экономики территорий отсутствовали какие-либо другие промышленные производства. Высокая моноспециализация промышленного сектора обусловила весь комплекс проблем, с которыми столкнулись угледобывающие территории в ходе реструктуризации. Это, прежде всего, сложная экологическая обстановка, неудовлетворительное состояние земель, слабая развитость инфраструктуры, специфическая, узконаправленная квалификация высвобождаемых рабочих, которая препятствовала поиску работы в других отраслях, отток высококвалифицированных специалистов, высокий уровень безработицы, общее снижение уровня жизни и рост социальной потерянности населения. В Йоркшире и Мидленде, в большей степени, чем в других старопромышленных территориях, зависящих от обрабатывающей промышленности, последствия реструктуризации отрасли были менее тяжелыми.

Проблемы, возникшие вследствие реструктуризации угледобывающей отрасли Великобритании, решались в условиях государственного ограничения влияния рыночных механизмов на экономику старопромышленных районов путем реализации программ создания новых рабочих мест, переквалификации и активизации предпринимательских инициатив среди высвобождаемых шахтеров, стимулирования развития старопромышленных территорий на основе диверсификации местной экономики с привлечением иностранных инвесторов и крупных местных предпринимателей.

В этот период именно Евросоюз оказывал активную финансовую помощь старопромышленным регионам Великобритании. Около 40% полученных ею от ЕС средств было использовано на развитие предпринимательства, а 30% — на развитие старопромышленных территорий. Впоследствии именно развитие территорий стало основным стимулом привлечения иностранных инвестиций в развитие инновационных промышленных технологий в экономике этих регионов. Более половины рабочих мест было получено благодаря созданию новых предприятий в промышленном и банковском секторах, сфере услуг. Значительная доля новых рабочих мест пришлась на государственное управление, здравоохранение и образование.

Конкурентоспособность старопромышленных территорий повышалась также с использованием государственных грантов предприятиям на совершенствование организации производства и технологий с акцентом на венчурном финансировании малых инновационных фирм.

Ключевым результатом реструктуризации угледобывающей промышленности Великобритании стало изменение экономической структуры старопромышленных регионов в сторону снижения доли производственного сектора и увеличения доли сферы услуг. Эта модель экономики получила название “модель экономики услуг” и из европейских стран в классическом виде присуща лишь Великобритании. В структуре же промышленного производства угледобывающих регионов существенно снизилась доля сектора добычи полезных ископаемых, легкой промышленности, увеличились доли химической отрасли (в т.ч. производства неметаллических минеральных продуктов) и машиностроения (в т.ч. производства транспортного оборудования). А основу современного развития промышленности страны определяют высокие технологии.

В структуре занятости старопромышленных регионов Великобритании также произошли изменения, характерные для постиндустриализма. После 1970 г. наблюдалось сокращение занятости в промышленном секторе, квалифицированные специалисты стали преобладать над рабочими, выросла доля занятых в сфере деловых и социальных услуг. В целом расширилась сфера приложения высококвалифицированного труда (за счет роста наукоемкости промышленной продукции, научных исследований, деловых услуг), женского труда (за счет роста сферы здравоохранения, образования, индустрии туризма и отдыха) и значительно сузилась ниша низкоквалифицированного труда.

До сих пор правительство ведет деятельность по возрождению старопромышленных регионов на основе идентификации локальных потребностей с учетом необходимости обязательного повышения технологического уклада производств, в т.ч. и за счет запланированного развития угольной отрасли до 2020 г. путем разработки около 40 новых карьеров и создания новых угольных электростанций на основе использования новейших “чистых” технологий добычи и сжигания угля.

Однако тенденции изменения сути и характеристик человеческого капитала, присущие постиндустриализму и проявляющиеся в растущих потребностях повышения квалификации работников, изменении условий и сферы приложения их труда, не нашли должного отражения в условиях жизнедеятельности высвобожденных работников старопромышленных регионов Великобритании. Не принесли желаемого результата госпрограммы по переквалификации высвобождаемых из угольной отрасли работников, осуществляемые параллельно с ее реструктуризацией. В силу специфики квалификационных характеристик лишь незначительное количество уволенных шахтеров воспользовались госпрограммами финансирования малого бизнеса. Распространение получила программа поддержки миграции бывших шахтеров за пределы регионов. Однако ею воспользовались лишь наиболее мобильные работники, имеющие высокие шансы на успех в новых экономических условиях. А преимущественная часть оставшихся в старопромышленных районах после реструктуризации угольной отрасли шахтеров, не обладающих какими-либо конкурентными преимуществами, воспользовались программой досрочного выхода на пенсию. Как следствие, практически 40% высвободившихся работников угольной промышленности перешли в разряд экономически неактивных, независимо от возраста и трудового стажа в угольной промышленности, и только 20% нашли работу в отраслях, не связанных с базовыми. И в настоящее время уровень безработицы в старопромышленных регионах Великобритании превышает среднее значение по стране, при этом уровень мужской безработицы существенно превышает уровень женской.

Таким образом, можно предположить, что неудовлетворенность политикой ЕС, выраженная в результатах референдума, возможно, стала следствием неинклюзивности структурных изменений в экономике старопромышленных регионов Великобритании. Резкий поворот к развитию постиндустриальных видов деятельности и отказ от индустриального прошлого выбросили за борт массу не слишком образованного и от этого социально нелабильного, зато многочисленного экономически активного населения старопромышленных регионов. Попытка масштабной переквалификации не нашла должной поддержки у высвобождаемых из промышленного сектора работников, не привела к формированию у них профессиональных навыков и знаний, востребованных в постиндустриальной экономике, и значительные объемы экономически активного населения претерпели вынужденное понижение социального статуса.

Сложившаяся ситуация в целом является классической для старопромышленных регионов, которые, независимо от их национальной принадлежности, по определению относятся к аутсайдерам в глобализационных процессах. Ведь их структурная инертность, сформированная в большей мере на основе перенакопления специфического физического, человеческого и социального капиталов, тормозит формирование новых комбинаций ресурсов, способных породить определенные преимущества этих регионов в современных экономических условиях. Это позволяет констатировать характерную именно для старопромышленных регионов “эндогенную депрессию”, основанную на локальной ограниченности рациональности поведения экономических субъектов, которая тем сильнее, чем длительнее был период развития на индустриальной основе.

Вместе с тем структурная модернизация старопромышленных регионов Германии пошла по иной, “индустриальной” модели. Сокращение занятости в промышленном секторе не достигло столь значительного уровня, как в Великобритании. В реструктуризации экономики старопромышленных регионов приоритет отдавался укреплению именно промышленной деятельности на модернизованной технической базе и формированию среды, способствующей созданию и использованию новых технологий в производственном процессе на основе масштабного внедрения постиндустриальных характеристик развития общества. С середины 80-х годов прошлого столетия в Германии осуществлялась поддержка инновационной активности в старопромышленных регионах, и особое внимание было уделено переориентации промышленной деятельности на новые, перспективные индустрии.

Отличительной чертой реструктуризации старопромышленных регионов Германии было активное развитие индустрии экологических технологий. Основой ее возникновения послужило ужесточение требований по охране окружающей среды к предприятиям базовых отраслей промышленности. Именно тогда промышленные предприятия были вынуждены инвестировать в научно-исследовательские разработки “чистых” промышленных технологий. Возросший спрос на экологические технологии породил предложение — на этой основе появились высокотехнологичные отрасли, направленные на разработку новых экологических материалов и производство очистных сооружений.

Результатом преобразований старопромышленных регионов в Германии стала новая основа их развития, позволяющая говорить о неоиндустриализации. Она имеет следующие основные характеристики. Во-первых, превращение решения конкретной проблемы (в случае Германии — экологических проблем) в конкурентное преимущество региона; во-вторых, высокий уровень спроса на разработку новых технологий, высокая доля исследований и научных разработок в структуре экономики региона; в-третьих, увеличение числа квалифицированных специалистов, занятых в промышленной сфере старопромышленных регионов.

Такой подход не вызвал мощной социальной сопротивляемости реформам, характерной для старопромышленных регионов Великобритании, поскольку способствовал гораздо более полному применению высвобождающегося в ходе реструктуризации человеческого капитала.

Нынешние перипетии на Туманном Альбионе вызывают интересные ассоциации с событиями последних лет в Украине.

Украина также стала заложницей структурной инертности, присущей старопромышленным регионам, которыми в первую очередь являлись Донецкая и Луганская области. Низкая инновационная активность в промышленности, отсутствие законодательно закрепленных попыток диверсифицировать экономику таких регионов и продолжение их развития на основе эксплуатации преобладающей в промышленной структуре металлургической и угольной промышленности привели к неизбежному накоплению проявлений структурного кризиса. Депрессивные процессы развивались в результате спонтанного действия глобальных факторов депрессии “старых” отраслей промышленности при практическом отрицании необходимости реструктуризации официальной промышленной политикой. В результате уже в 90-е годы сформировалась навязчивая потребность сохранить стабильность сформировавшейся на тот период промышленной структуры любой ценой, что обеспечило почву для манипулирования человеческим капиталом.

Предвидя вероятную утрату привычных способов получения дохода при структурных изменениях экономики, население старопромышленных регионов панически боялось таких изменений и готово было согласиться на устойчивый минимум в рамках действующей структуры промышленности. Такой настрой умело использовался местной элитой для сохранения status quo и обеспечения собственного процветания на основе экстенсивного использования традиционной экономической структуры региона. А неизбежное снижение отдачи устаревающих отраслей компенсировалось подпиткой человеческого капитала за счет циничной эксплуатации памяти о былом индустриальном величии Донбасса.

Хотя объемы угледобычи резко сократились уже в 80-е годы ХХ в., что соответствовало мировым трендам развития старопромышленных регионов, все свои несчастья население Донбасса связало не с объективными причинами, а с распадом Советского Союза. Катастрофическое и неконтролируемое падение объемов промышленного производства в регионе в первые годы независимости позднее имело серьезное влияние на формирование отношения населения Донбасса к независимой Украине, а впоследствии — и к европейскому вектору ее развития, что было положено идеологами гибридной войны в основу разжигания сепаратистских настроений — своего рода Brexit'а по-украински.

Таким образом, если в европейской практике для обеспечения структурных преобразований в старопромышленных регионах активно воздействовали именно на человеческий капитал как самую инертную составляющую, стимулируя его к уходу из базовых отраслей, в Украине в течение десятилетий сознательно обеспечивали сохранение его включенности в производственные процессы на традиционной основе. И именно обесцененный, брошенный государством человеческий капитал старопромышленных регионов сегодня закрепляет модель дальнейшей эксплуатации их угасающей устаревшей экономической структуры и иррациональным образом тормозит постиндустриальные и неоиндустриальные сдвиги, обрекая все население Украины на роль заложников индустриального прошлого.

Елена СНЕГОВАЯ, к.э.н. (Институт экономики и прогнозирования НАН Украины)