Однако одновременно с Францией протестные движения активизировались в Бельгии, Испании, Нидерландах, Сербии, Германии и других странах не только Европы, но и других континентов. Ситуация обостряется и из-за прогнозов о неотвратимости нового мирового финансового кризиса, что во взаимосвязи с обозначенными политическими потрясениями может иметь самые непредсказуемые последствия. О том, какими они могут быть, — наша новая беседа с экс-директором Национального института стратегических исследований, профессором Анатолием Гальчинским, научные интересы которого непосредственно связаны с аналитикой соответствующих процессов.
— Многие наблюдатели сравнивают протестное движение нашего времени, в частности выступления “Желтых жилетов”, с памятными событиями в Париже 1968 года. Насколько, по вашему мнению, правомерна такая постановка вопроса? И то ли еще будет, если действительно разразится новый виток мирового финансово-экономического кризиса?
— Угроза мирового финансового кризиса действительно актуальна. И речь идет не только о реализации соответствующей циклической закономерности, но и о перманентном обострении противоречий мировой экономики, беспрецедентном накапливании долговых обязательств. Накануне мирового экономического кризиса 2008 года, который по своей разрушительной силе приравнивается к кризису 1930-х годов, общий объем задолженности составлял 269% мирового ВВП, а по итогам 2017-го — уже 327%. Вряд ли есть необходимость комментировать эту ситуацию. Она очевидна.
Теперь — по существу вашего вопроса.
Давайте прежде всего уточним самое важное: события 1968 года в Париже не были локальными протестами. Один из ведущих ученых нашего времени, основатель американской школы социологии И.Валлерстайн называл их Всемирной революцией. По сути 1968-й стал переломным не только для Европы, но и для всей истории человечества, началом смены эпох. События в Париже действительно в каких-то аспектах разворачивались аналогично происходящим в наше время. Протесты студентов Сорбонского университета, требования “запретить запрещать”, “новации за пределами максимума”, баррикады, поджоги автомобилей, столкновения с полицией. К протестующим студентам присоединились профсоюзы. Всеобщая бессрочная забастовка.
brnan.cz
Такого же формата протестные выступления в других городах Западной Европы, в США и Японии, Мексике, Тунисе и Индии. Одновременно — крестьянские выступления в юго-восточных странах. Примечательно, что то же происходило и в странах бывшего соцлагеря — пражская весна, массовые демонстрации в Венгрии, ГДР, Польше. Неправдой являются утверждения, что якобы волна революции не коснулась Советского Союза. Активизация движения шестидесятников, в том числе и в Украине, опровергает эту позицию. Знаменитая статья А.Сахарова об интеллектуальной свободе, которая нелегально распространялась не только в СССР, но и в других странах социализма, была написана академиком в 1968-м. В связи с этим говорить об адекватности революции-68 и масштабов протестных движений нашего времени еще рано. Мы являемся, как я полагаю, свидетелями лишь начальной стадии соответствующих процессов. Как они будут развиваться дальше, покажет время.
— Но правомерны ли вообще подобные аналогии? Насколько уместно сравнивать содержательные аспекты событий пятидесятилетней давности и нынешних, которые на поверку могут оказаться лишь результатом очень умелого “внешнего” подогрева?
— Давайте для начала определимся с содержанием самого понятия “революция”. По словам нобелевского лауреата А.Камю, для революции “требования улицы являются только поводом. Дух протеста уловим лишь в его историческом воплощении”. Речь идет о понимании революции как атрибута истории, инструмента ее развития. Она осуществляется не по логарифму “хочу — не хочу”, а когда не остается другого выхода. И еще о важном. Революция не определяет конструкцию будущего. Разрушая старое, она завершает эпоху и на этой основе расчищает почву для формирования разноформатных, в том числе альтернативных, парадигм будущих преобразований.
Мы должны учитывать и то, что революция всегда и во всех случаях предопределяется внутренними процессами. Внешние силы, как правило, пытаются использовать революционные действия в своих интересах, но не предопределяют и не могут предопределять их содержательную основу. Подобные стремления по своей сути просто несостоятельны.
Наконец, еще одна принципиально значимая позиция. Когда мы говорим о революции как атрибуте исторических преобразований, необходимо учитывать, что их системообразующим началом являются в первую очередь фундаментальные изменения в развитии человеческой личности. Речь идет о понимании исторического прогресса прежде всего как процесса развития человека, богатства человеческой личности, ее творческого потенциала, креативных возможностей. Так, Великая французская революция 1789 года была прежде всего революцией в сознании человека. До революции основная масса людей представляла подданных монарха (феодала). Революция сделала их гражданами республики со всеми вытекающими из этого не только институциональными, но и мировоззренческими преференциями. Именно в этом контексте французская революция стала детонатором соответствующих революционных преобразований не только всего Европейского континента, но, возможно, и всего мирового сообщества.
В аналогичном ключе оцениваются и революционные процессы 1968 года. Важная деталь: 1960-е годы в экономической истории Франции значатся как “золотое десятилетие”, — самые высокие среди западных стран темпы экономического роста; по уровню ВВП на душу населения Франция превосходила своих основных конкурентов — Великобританию, ФРГ и Италию. Быстрый экономический рост сопровождался впечатляющим снижением уровня безработицы и одновременно стабильным повышением реальных доходов. Приплюсуйте к этому и политический фактор — авторитетный президент — герой Франции де Голль. И при всем этом массовые протестные движения, положившие начало всемирной революции.
— У нас, помнится, Оранжевая революция 2004—2005 годов тоже разворачивалась в условиях рекордных за всю историю независимости темпов экономического роста, опережающей динамики реальных доходов. Что лежит в основе этих, казалось бы, аномальных процессов?
— Экономическая мотивация всегда была и будет оставаться одним из важнейших слагаемых революционных процессов. Это всем понятно. И тем не менее определяющим в революции 1968 года действительно была не экономика. 60—70-е годы прошлого столетия в истории человечества — это начало смены эпох, начало конца эпохи индустриализма и одновременно исходные преобразования постиндустриальной эпохи. Говоря о постиндустриализме, мы, как правило, акцентируем на принципиально новых технологиях, структурных преобразованиях, постматериальных мотивациях. Но ведь в их основе — новая личность. Основой индустриализма в его формационных определениях (капитализм и социализм) является системная личность, человек, детерминированный системой, homo-economics, человек-ресурс, человек-фактор производства. Постиндустриализм — это человек, вышедший за пределы системы, человек, утверждающий себя как самодостаточная личность. Революция-68 органически корреспондирует с реализацией соответствующих преобразований. Требования студентов Сорбонны — создание социально экономических и политических условий становления самодостаточной личности, творческой индивидуальности, человека с собственным “Я” — по своему духу стали фактически интернациональными. Это было, как писал Валлерстайн, выражением позиции протестующих, разочаровавшихся в возможности их решения методом реформ на государственном уровне. Системные преобразования послереволюционного периода (периода от революции-68 вплоть до наших дней) осуществлялись под знаком реализации этих требований.
— Вы точно не преувеличиваете значимость тех событий?
— Отнюдь. Необходимо учитывать, что интеллектуальным лидером революции-68 была Сорбонна — основанный еще в XII столетии Парижский университет, который всегда считался одним из мировых центров научной мысли. С университетом связана деятельность 51 нобелевского лауреата. В.Вернадский считал наиболее знаковым событием в своей научной биографии презентацию теории ноосферы в Сорбонне.
Адекватными по своему уровню были и протестные требования студентов Сорбонны, первыми вышедших на протестные акции в Париже. Уже упомянутые нами лозунги протестующих “запретить запрещать”, “новации за пределами максимума” акцентировали на новом качестве развития общества, развитии за пределами “существующего максимума”. По словам профессора Сорбонны Ж.Баландье, соответствующие требования означали “разрыв с доминирующими ценностями”, “удаление в свое индивидуальное “Я”, “возрождение микролокальности”. Как пишет известный немецкий ученый Р.Дарендорф, автор книги “Размышления о революциях в Европе”, состоявшийся в 1960—1970-е годы разворот Европы в сторону реализации достоинств человеческой личности как первоосновы общественного прогресса произошел во многом под воздействием революции-68. 1968 год, пишет он, символизирует в этом триумф социал-демократии. Несмотря на все естественные в разных странах различия, Европа стала социал-демократической. Социал-демократическим по своей специфике стал и европейский капитализм.
Не склонен абсолютизировать эту точку зрения. Здесь есть много позиций, которые требуют уточнений, и, тем не менее, роль революции-68, в первую очередь Сорбонны, в реализации отмеченных преобразований не может недооцениваться. В порядке post factum приведу две примечательные позиции: после майских выступлений студентов Сорбонский университет был фактически расформирован. На его месте было учреждено 13 независимых университетов разных профилей. И еще. В апреле 1969-го де Голль досрочно оставил пост президента. Читателю, наверное, известны эти далеко неординарные факты, поэтому оставим их без комментариев.
— Но все-таки каким образом все это увязывается с характером протестных движений наших дней, их эскалацией?
— Пока еще рано делать обобщающие выводы. Все, как мы уже говорили, только начинается. И тем не менее логическая взаимообусловленность между событиями революции-68 и процессами нашего времени достаточно очевидна. Имею в виду взаимозависимость в реализации системных решений перехода от человека, детерминированного отношениями структуры, к человеку, который требует права на свою индивидуальность, собственное мировосприятие и адекватные действия. Протестные выступления наших дней акцентируются на расширении социальной базы соответствующих преобразований. Уже обозначено несколько линий решений в этом. “Желтые жилеты” — это в первую очередь движение “забытых людей” — жителей периферии и сельской местности. Как утверждают социологи, трещина между городским и сельским населением, прежде всего в вопросах образования и медицины, а также ряда других социальных преференций, остается и в наше время разделительной линией социальной структуры стран Запада. В итоге чувство отверженности соответствующих слоев населения.
— Но почему тогда они молчали раньше, и все началось именно сейчас?
— Созревали. Хотя, как утверждают социологи, низшие слои общества чувствуют необходимость перемен более остро, но они социально пассивны, разобщены. Заслуга “Желтых жилетов” прежде всего в том, что они “разбудили забытых”. Периферия проснулась. Это существенным образом наращивает потенциал протестующих. А ведь это ситуация не только Франции. Предпосылки углубляющейся интернационализации движения “Желтые жилеты” основываются на этом. С этим нельзя не считаться. Э.Макрон, равно как и другие лидеры стран Запада, это хорошо понимают.
Вторая линия формирующихся протестов — небывалый подъем гендерного движения в странах Востока. Знаковыми в этом являются соответствующие процессы в Индии. Только один пример. По оценкам индийской полиции, в конце прошлого года в многокилометровой (460 км) живой цепи протестующих южных штатов в поддержку гендерного равенства принимало участие от трех до пяти миллионов человек. И еще иллюстрация. В своем выступлении на Давосском форуме-2019 премьер-министр Японии Синдзо Абэ заявил, что одним из важнейших резервов нового подъема японской экономики является максимальное использование трудового потенциала женщин, существенное повышение уровня их участия в трудовой деятельности. На этой проблеме ранее никогда не только в Японии, но и в других странах Востока не акцентировалось.
Третья линия — давно ожидаемое пробуждение Южной Америки. Если события в Венесуэле будут развиваться адекватно преобладающим в мировой прессе оценкам, то они могут стать действенным импульсом соответствующего пробуждения. Я неоднократно был в странах континента, даже награжден чилийским орденом и, как мне представляется, достаточно глубоко ощущаю, насколько масштабным является потенциал свободы соответствующих стран. Его реализация — также вопрос нашего времени.
Не могу не коснуться и отношений ЕС и Великобритании. Всегда был и остаюсь противником Brexit. Но хорошо понимал раньше и понимаю сейчас, что соответствующие события в рамках действующих, во многом исчерпавших свой конструктивизм, преференций ЕС необратимы. Показательным в этом является то, что, вопреки официальной позиции парламента и правительства, соответствующее решение, геополитические последствия которого невозможно переоценить, принято с учетом позиций каждого принимавшего участие в референдуме англичанина. Революция в отношениях человек—общество, если о подобном действительно идет речь, по большому счету начинается с этого — с гарантированной возможности человека не опосредованно, а прямо и непосредственно реализовать свою позицию в вопросах и подобного уровня.
— Но процессы, о которых идет речь, осуществляются в рамках действующих институций, и в них еще не слишком просматривается новое качество требований социальных преобразований. Или все ограничивается месседжем “доделать начатое”?
— Современный мир — это совершенно иные реалии. Это прежде всего иная экономика. В 1970-м ВВП на душу населения Франции составлял 16,1 тысячи долларов, а в 2017-м — 43,7 тысячи. Непредсказуемое ускорение информационной революции, развития робототехники, планетаризации человеческой личности, — в этой ситуации просто продолжить начатое без акцентов на то, что мы называем новым качеством общественных преобразований, в принципе невозможно.
— Давайте уточним эту позицию, — она должна быть понятной читателю.
— Если мы согласимся с определением нынешнего этапа развития общества как переходного периода — периода уходящего капитализма и формирования исходных преференций посткапитализма, то многое становится очевидным. Переходная эпоха по своей сути революционна. Отрицание капитализма — это не только отрицание его системообразующей функции в развитии исторического процесса, но и отрицание соответствующей миссии Запада, отрицание Запада как эпицентра глобальных трансформаций. Как утверждают политологи, это одновременно и отрицание мирового лидерства США, начало постамериканского мира.
В данном случае ни малейшим образом не ставится под сомнение величайшая историческая миссия капитализма. Эпоха уходящего капитализма — это, с одной стороны, эпоха его самоотрицания, эпоха, когда, как писал Шумпетер, достижения капитализма делают его излишним. С другой — эпоха положительного (творческого) отрицания, при котором дееспособные атрибуты капитализма не исчезают. Они опускаются в основания происходящих преобразований и таким образом сохраняют свои ценности.
Но при всем этом мы не можем (не имеем права) не учитывать нынешние реалии. Исчерпав свои адаптивные возможности, капитализм теряет способность адекватно реагировать на вызовы современности, — прежде всего на процессы, связанные с развитием человеческой личности, ее возрастающей самодостаточности, на новации научно-технического прогресса, формирование сетевого общества, на совершенно новые реалии глобализации. Решение наиболее острых проблем современности — проблем бедности, беженцев и экологии, как это становится все более очевидным, остается за пределами возможностей капитализма. Синтезирующим показателем соответствующей неадекватности, как мы об этом уже говорили, является катастрофическое накопление долгов — более чем трехразовое превышение ими мирового ВВП. 217 триллионов долларов по итогам 2017 года — это почти на сто триллионов (!) больше, чем десять лет назад. Выводы очевидны. По оценке основателя Давосского экономического форума профессора К.Швабса, авторитет которого в современном мире не может ставиться под сомнение, капиталистическая система не вписывается в действующую модель современного мира и в этом смысле “больше не актуальна”. Мы обсуждали эту проблему в наших предыдущих беседах.
Нужно понимать, что речь идет не о красной (прокоммунистический) и даже не о социал-демократической риторике. Речь идет о закономерности постиндустриального общества, которое утверждает свои ценности за пределами формационных образований — не только социализма, но и капитализма. Показательным в этом является то, что научные новации в обоснованиях рассматриваемой проблемы принадлежат последовательному стороннику капитализма, либералу по убеждениям, выдающемуся американскому ученому П.Дракеру. В 1993 году была опубликована его книга “Посткапиталистическое общество”, в которой анализируются соответствующие процессы. Западное общество, пишет ученый, формально оставаясь капитализмом, фактически перестает им быть. Эти же процессы аргументируются и на страницах других авторитетных изданий. В 2015-м увидела свет работа известного английского политолога П.Мейсона “Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему”. Ее основной тезис — мы вступаем в посткапиталистическую эру. Интересующие нас истоки зарождающихся движений, их содержательные преференции располагаются, скорее всего, в этой плоскости.
— К чему все это может привести? Давайте попытаемся хотя бы пунктирно обозначить сущностные определения происходящего.
— Вначале о главном — о содержательной основе посткапитализма, его формирующихся началах. По Дракеру, альтернативой капиталистического общества является общество знаний. Первая глава его упоминавшейся книги так и называется — “От капитализма к обществу знаний”. Правомерный вопрос: почему альтернативой? Речь идет о таком уровне развития, когда знания превращаются не только в основной фактор производства, но и в доминирующую (по Э.Тоффлеру, революционную) форму богатства общества. При капитализме основным производственным ресурсом, равно как и основной формой богатства, является капитал; в обществе знаний — знания.
Соответствующим образом меняется статус человека. Как непосредственный носитель знаний, он перебирает на себя функцию не только субъекта (как при капитализме), но и объекта производственного процесса. Посткапиталистическое общество реализует формирующиеся функциональные институты как общество, в котором человек позиционируется не только в качестве определяющего ресурса, но и одновременно непосредственной цели развития.
Это касается не только мировоззренческих доминант зарождающегося общества, но и содержательной стороны его функциональных структур, — прежде всего системных изменений в экономике. Традиционная экономика товаров трансформируется в мегаэкономику, целевая функция которой прямо и непосредственно акцентируется на вопросах расширенного воспроизводства богатства человеческой личности, ее творчески-креативного потенциала. Такая экономика, естественно, теряет многие глобально-унифицированные определенности. Разворачиваясь вовнутрь общества, она максимальным образом индивидуализируется, превращается в “инклюзивную экономику”, “экономику эндогенного роста”.
Адекватным образом меняется содержательная сторона глобализации. Глобализация не отрицается вообще, как это провозглашается в наше время на разных уровнях. Отрицается обслуживающая движение капитала действующая парадигма экономической глобализации. Соответствующая модель глобализации теряет функцию первенства. Ее альтернатива — эгоцентристская (социоцентристская) глобализация, глобализация планетаризации человеческой личности.
Перечень подобного рода качественных преобразований можно продолжить. Все они уже давно вышли за пределы сугубо научных предположений, включены в том или ином контексте в повестку дня осуществляемых преобразований. Нравится это кому-то или нет, мир действительно разворачивается в сторону человека. И это не рецидив, как стало модным утверждать, популизма, это объективная реальность, с которой нельзя не считаться.
Проблемным в этом является вопрос, располагает ли общество достаточным потенциалом реализации соответствующих процессов естественным образом на эволюционной основе? Сомнения по этому поводу формируются с учетом мировоззренческих преференций. Действующая в наше время управленческая элита сформирована в своей основе на мировоззренческих началах уходящего в прошлое капитализма и в связи с этим далеко не во всем воспринимает мировоззренческие преференции формирующегося общества, о котором мы говорим. Это естественным образом сужает возможности сугубо эволюционных преобразований, осуществляемых государством системных реформ и одновременно расширяет пространство революционных действий. Обсуждаемая в начале нашей беседы проблема возможной актуализации движения “Желтых жилетов”, его углубляющейся интернационализации должна оцениваться и в этом контексте. Это важно, ведь понять современный мир без учета рассматриваемых нами процессов невозможно.
