Европейский парламент рассматривает проект Директивы о копирайте, которой планируется нанести очередной удар по посягательству (массовому, что уж греха таить) на интересы держателей авторских прав и патентов. Согласно этому документу обязанность обеспечивать безопасность загружаемого пользователями контента, защищенного копирайтом, ложится на сервис-провайдеров, которые должны принимать меры. Речь идет в основном об установке автоматических фильтров, которые будут давать от ворот поворот тем, кто посягнет на закрытый копирайтом продукт, расположенный на сервере.
В общем, ответственность за защиту интересов держателя прав несет предоставляющий сервис. Он должен повесить защиту, следить за ее эффективностью, а также отчитываться перед правообладателями о том, какие меры он принял, чтобы их интересы не пострадали.
Возражения в адрес подобных форм защиты давно сформулированы и пережеваны. В первую очередь это доказанная неоднократно неэффективность фильтров. А кроме того, никому пока что не приходит в голову обязать вагоновожатого следить за тем, чтобы в его трамвае не провозили краденые чемоданы. Сервис-провайдер примерно в том же положении. Но его обязывают.
Почему? Ответить довольно легко: потому что интернет — относительно молодая технология, пугающе мощная. О своем испуге некоторые политики не стесняются говорить вслух, они понимают (или скорее догадываются)? что за этой технологией не просто будущее, а колоссальные возможности по изменению мира и человека. Концепция копирайта — это еще одно поле боя элит старого и нового мира.
Никак иначе не объяснить то упорство, которое старые элиты выказывают в защите явно устаревших форм и концепций. Бороться со свободным распространением информации в интернет-пространстве в старом стиле: контролем, запретами, фильтрами, назначением ответственных и т. п., — это подписываться в своем бессилии.
Почему бы ЕС не принять какой-нибудь закон против таяния ледников? Или не запретить строгой директивой китам выбрасываться на берег? Почему бы им не побороться против атлантических циклонов и арктических антициклонов? Но вот не борются. Тут чиновники догадываются, что естественные процессы директивами не остановить и даже не замедлить. Но при этом они совершенно уверены, что справиться с социальными процессами им под силу. Если не отменить-остановить, то хотя бы сдержать.
А, казалось бы, самое время подумать о том, как жить в новом мире. Где и как искать компромисс между заинтересованными сторонами. Ведь о том, что действующая концепция авторского права устарела, устали писать и говорить еще в прошлом веке. Все сильно изменилось с тех пор, когда были “книга”, “кинокартина” и “музыкальный альбом”. Теперь есть такое слово “контент”, и его не перепишешь. До сих пор мы говорили о рынке объектов авторского права, материальных предметов, на котором книга (да простят меня интеллектуалы) почти не отличается от зубной щетки. Теперь отличается: зубную щетку с интернета не скачаешь. Нематериальные объекты авторского права получили возможность стать товаром, не облачаясь в физический предмет.
Те, кто продавал эти предметы — бумажные, виниловые, магнитные, оптические и т. п., столкнулись с тем, что их товар, превращаясь в контент, начал утекать сквозь пальцы, вымывая при этом прибыль.
Что ж, это обидно — столько лет выстраивать рынок, на котором можно конвейерным способом изготавливать и продавать за большие деньги трусы Бритни Спирс, а в самый пик продаж получить свинью в виде широкополосного интернета. Превратить кино, литературу, музыку в попсовый потребительский товар, введя понятие “формат”, вырастив под него покупателя, зарядив штамповочные машины, наводнив рынок ширпотребом и раскрыв пошире карман, и увидеть, как деньги утекают во внезапно открывшиеся бреши.
Рынок очень хорошо поработал над тем, чтобы нематериальные предметы стали материальным товаром с конкретной ценой. И рынку за это, на самом деле, большое спасибо. Потому что за созданием нематериального закрепилась характеристика товара, то есть того, что должно быть оплачено. Труд музыканта или интеллектуала получил статус, собственно, труда с денежным эквивалентом. Но обратная сторона медали состоит в том, что условия игры на рынке диктуют не те, кто непосредственно создает нематериальный продукт, а те, кто переводит этот продукт в материальный предмет и превращает в товар. Текст — в книгу, сценарий и игру актеров — в экранное действо, живое исполнение музыки — в альбом. Если между автором и реципиентом есть материальный носитель, то основной выигрыш достанется тому, кто продает этот носитель.
На самом деле, в этом посредничестве заинтересованы обе стороны. Автору нет нужды самому заниматься продакшном — у него остается время творить. Читателю нет нужды перелопачивать горы новинок — издатель облегчит поиск адресной рекламой и четким позиционированием товара. Но все имеет свою цену: посредничество и матобеспечение начинает стоить слишком дорого двум другим участникам процесса. Для автора это оборачивается измельчанием гонорарных ставок и сокращением творческой свободы — ты либо “следуешь формату” и “попадаешь в мейнстрим”, либо уходишь в “нишу”, или вовсе работаешь “в стол”. Для реципиента это означает рост цены при падении качества и сокращение возможностей выбора, поскольку “формат”, то, что облегчает позиционирование на рынке, — это клише.
Главенствующая роль материального носителя — единственного места встречи автора с реципиентом — определила главенствующее положение в этом триумвирате паблишера. Нынешняя концепция авторского права отражает именно его позицию и его интересы. Авторское право не особенно защищает автора — после передачи прав паблишеру финансовые связи автора с его творением сильно ослабляются. Иногда до нуля. Но учитывая тот факт, что издатель по-прежнему остается тем единственным легитимным звеном, которое связывает автора и реципиента, а финансовое благополучие издателя — залог тиражей, гонораров и самой жизни рынка, авторы обычно поддерживают издателей в их борьбе с пиратством.
Но творческим рынком история не исчерпывается. В этой же области —авторских и смежных прав — лежит и патентное право. Патенты — это вам не копирайт на очередной блокбастер или альбом Тейлор Свифт. Тут вопрос обостряется тем, что патенты нередко стоят на пути развития целых областей технологии, а сами содержания патентов иногда бывают просто удивительными. Классический пример — патентный спор между “Эпплом” и “Самсунгом” за “прямоугольник с закругленными углами”, который “Эппл”, как оказалось, запатентовала в качестве формы смартфона и не собирается никому уступать. И ладно бы только “Эппл”, это хотя бы реальный производитель. Есть целые патентные фирмы, которые патентуют все, что можно, но ничего не создают, свои прибыли они получают от выплат со стороны нарушителей их прав. Суды, конечно, требуют издержек, но, судя по всему, игра стоит свеч.
Вопрос о патентах хочется решить одним ударом — когда речь идет, скажем, о лекарствах или вообще о техническом прогрессе. Хрестоматийным можно считать пример знаменитого изобретателя Джеймса Уатта, который был очень озабочен сохранением своих патентных прав на паровой двигатель, сумел выиграть невероятное количество судов по своим патентам и остаться единственным легитимным производителем паровых машин. Что сильно затормозило развитие этого направления технологии. Кто знает, если бы не патентное рвение Уатта, возможно, стим-панк получил бы больше шансов воплотиться в реальности, а не только в фантастических романах.
Но рубить с плеча было бы ошибкой: если человек или компания не сможет получать ощутимого вознаграждения за свои интеллектуальные или творческие труды, какой смысл работать? В той или иной форме авторское и патентное право сопровождало всю историю развития технологий. Оно было “секретом фирмы” или “тайной цеха”, великой загадкой великого мастера или результатом сделки с дьяволом. Лак Страдивари, пурпур финикийцев, дамасская сталь, секретные рецепты кондитеров, поваров, хлебопеков — в общем, вересковый мед, секрет которого следовало сохранить даже ценой пыток и жизни собственного ребенка. На этом фоне нынешняя концепция копирайта едва ли не самая мягкая форма защиты авторского права в истории человечества.
Беда в том, что и она устарела. Она больше не устраивает довольно большую часть участников, преимущественно потребителей. Видящих в патентном праве угрозу техническому прогрессу, а в копирайте на “объекты культуры” — просто надувательство. Но и в числе авторов, уверяю вас, много сторонников пересмотра правил игры. Вообще, нынешняя концепция авторского права начинает идти вразрез с общественной моралью, которую какое-то время можно сдерживать законами и директивами, но недолго и с сомнительной эффективностью. Просто потому, что, с точки зрения технологии, такие законы — вчерашний день.
День нынешний — это переходный период, когда технологии позволяют обходить запреты и находить для себя моральные оправдания разной степени обоснованности. Это эпоха пиратов и все более тщетной борьбы с ними — просто потому, что пиратство слишком многих устраивает и у слишком многих находит поддержку, а те, кто с ним борется, как правило, обладают поддержкой только со стороны крупных правообладателей-лоббистов. День завтрашний наступит, когда созреет необходимость в новом компромиссе между тем, что возможно, и тем, что допустимо. Когда возникнут и распространятся сервисы, удобные для всех участников рынка и в первую очередь для реципиента. Пиратов не побороть директивами. Но их можно побороть рыночными методами. Когда продажа нематериальных объектов и сам рынок нематериального станет повседневностью, он сможет сильно потеснить сегмент материальных аналогов.
Умберто Эко призывал “не надеяться избавиться от книг”. Верьте ему. Рынок материальных носителей не рассосется. Он просто перестанет быть единственной возможностью купить информацию.
