Виталий Кропачев: У вас плохие Ахметов, Коломойский, Пинчук или Фирташ. А как по мне — это государство дает возможность обходить закон

Виталий Кропачев — бизнесмен из города Тореза Донецкой области. В 2010 году он стал депутатом Донецкого облсовета.

В 2011 году на него было совершено покушение, которое сам Кропачев связывал с попытками структур Александра Януковича отобрать у него бизнес — логистический комплекс Снежноепогрузтранс и шахту “Красная звезда”.

Впервые упоминание о нем в контексте бизнесмена общегосударственного масштаба появилось в 2016 году. Журналист Дмитрий Рясной написал о нем, как о новом кураторе государственного угольного сектора со стороны окружения президента Петра Порошенко.

Основной аргумент в пользу такого статуса — трейдеры Кропачева постепенно стали основными поставщиками угля госшахт для государственной генерации Центрэнерго.

Кроме того, люди, работавшие рядом с ним, становились руководителями государственных угледобывающих объединений и поставщиками товаров и услуг для них. Кропачев объясняет это тем, что в угольной отрасли “каждый с кем-то когда-то работал”.

Отдельный вопрос — как Кропачеву удалось договорится с компанией ДРФЦ Александра Януковича о продаже трех обогатительных фабрик, приватизированных ДОФЦ в 2012 году?

После смены президента страны Кропачев, по его выражению, “не в силе”. Это отражается в его крайне негативном отношении к действующей власти.

В интервью БЦ расспрашивал Кропачева, как работали его активы, кто мешает его развитию сейчас и почему угольный сектор последнее десятилетие является “черной дырой” украинской экономики.

 

1. Об отношении к власти, админресурсе и истории бизнеса

 

- Почему при прошлом президенте ваш бизнес активно развивался, а при нынешнем — сошел на нет? Ведь это наглядное доказательство того, что деньги в энергетике зарабатываются лишь пи наличии админресурса.

— Не согласен. Работать в ситуации, которая сейчас происходит в энергетике — заниматься чистым воровством.

Какой кластер не возьми — государство полностью бездействует.

Возьмем НЭК Укрэнерго. При предыдущем президенте, в 2018 году, эта компания генерировала прибыль 2,6 млрд грн.

Сегодня, за три квартала 2020 года, у этой компании почти 30 млрд грн убытков.

- Так в чем причина? При прошлом президенте, в 2019 году, в три раза выросли мощности “зеленой” генерации, которая должна финансироваться из тарифа Укрэнерго. Если поднять этот тариф до необходимого “зеленым” уровня — рухнет экономика.

— Дайте две недели управления. Я лично знаю, как все исправить. Ничего сложного в этом нет.

- А что бы вы сделали, если бы управляли ситуацией? Подняли бы тариф Укрэнерго?

— Зачем говорить о том, как я бы сделал?

Сегодня пришли к власти дилетанты, которые управляют дилетантскими способами. В этом вся проблема.

Они загнали угольную отрасль непонятно куда. И не могут из этой ситуации выйти. Они постоянно пытаются под кого-то подстроиться или прогнуться. А там должен быть министром независимый человек.

- Юрий Витренко, который в конце 2020 года назначен исполняющим обязанности министра энергетики, может стать таким человеком?

— Я думаю, что нет.

- Если вернуться к админресурсу…

— Что касается якобы наличия у меня админресурса. Сейчас всем кажется, что мы не работаем. Но я точно так же “не работал” при Викторе Януковиче.

- Скажем так, до 2014 года, о вас не было слышно.

— Это то, что касается информационного сопровождения деятельности.

Возьмите любой регион. В каждом есть определенные люди…

- …Условные элиты, которые контролируют потоки.

— Вы говорите: “контролируют потоки”. Мы говорим: “работают в направлениях, в которых они понимают”.

Так вот, я не вижу изменения своего регионального статуса. Раньше я работал в Торезе. После начала войны переехал в Киев. Но я занимаюсь тем же бизнесом, которым занимался раньше.

Наше предприятие в Торезе было довольно крупным. И оно до сих пор числится на у нас на балансе, хотя оно осталось на захваченной территории.

- Что это было за предприятие?

— У нас была шахта “Красная звезда” с обогащением и большой логистический комплекс. Мы купили его в 2004 году. В нем 170 км железнодорожных путей. Оно обслуживало три города.

В основном комплекс работал на перевозку угля: шахта — обогатительная фабрика. Но не только. Возили ГСМ, строительные материалы.

Сейчас построить километр жд-пути стоит 2 млн евро. Соответственно, там только путей больше чем на 300 млн евро, не считая локомотивов, подвижного состава и прочего.

- Куда вы сбывали уголь шахты “Красная звезда”, когда работали в Торезе? Продавали на ТЭС?

— Не обязательно. Я с Центрэнерго с 1998 года работал, если вы об этом.

А вообще — много продавали на экспорт. В Турцию, в Болгарию.

В Торезе добывалась антрацитовая группа угля с низким содержанием серы. Там сера была от 0,8% до 1%. Это очень востребованный ресурс — золото, а не уголь.

БЦ: сейчас содержание серы в украинском угле (Западный Донбасс) составляет около 3%. Стандарт содержания серы для экспорта в страны ЕС — не более 2%.

- Что сейчас с этим комплексом? Он работает на захваченной территории?

— Я не знаю. Не слежу за этим. Это как отрезанный ломоть.

- Почему у вас возникли проблемы с бизнесом в период президентства Виктора Януковича?

— Была та же самая история, как и сейчас. Пришли, сказали: отдавай. Как сейчас приходят и говорят: отдайте Краснолиманскую.

2. О государственной политике в угольной отрасли и дотациях госшахтам

- Вы стали заметны на общенациональном уровне при министре энергетики Владимире Демчишине, который работал в 2015 — 2016 годах. Как вы познакомились с Демчишиным?

— Это был разбор моей критической статьи по поводу Демчишина. Он сам пригласил меня. Встретились, поговорили. Он спросил мое мнение. Вполне нормально слышал других людей.

- Кто, по-вашему, из министров энергетики последних лет был наиболее эффективным?

— На мой взгляд — Игорь Насалик.

- Насколько мне известно, он в последние полгода своей работы даже в министерстве появлялся редко.

— Я не сужу журналистов, пекарей или министров. Я высказываю свое субъективное мнение. Я сравниваю с тем, как было и как стало.

В каденцию Демчишина ничего хорошего в угольной отрасли не происходило. Опять же, правильно было бы назвать это время каденцией Арсения Яценюка (был премьером в 2014 — 2016 годах — БЦ).

Яценюк давал команды, опираясь на определенную промышленную группу. Говорил: “уничтожайте государственную угольную отрасль”.

- Вы говорите о том, что Яценюк не хотел выделять дотации госшахтам?

— Вопрос в развитии. Не было никаких перспектив.

Я говорил с министром, указывал ему на это. Он отвечал: если нет денег, как мы можем что-то планировать, финансировать проходки, закладывать новые лавы?

- Последние лет 10-15 мы наблюдаем картину, когда государственный угольный сектор каждый год потребляет большое количество дотаций из госбюджета. Эти дотации достигли пика при Януковиче. В 2013 году было выделено 16 млрд грн дотаций — $2 млрд по тогдашнему курсу.

В то же время, добыча угля госшахтами с каждым годом падает. Соответственно — растет себестоимость добычи одной тонны, растут убытки. Зачем повторять одно и то же действие, надеясь, что результат будет другим?

— С чего началась проблема государственной угольной отрасли? Первая стагнация началась в 1995 году. Началась она по простой причине — не было реализации угля. Был профицит.

- Начала останавливаться промышленность — упало потребление электроэнергии — меньше нужно угля для тепловых электростанций.

— Частично — так. Плюс, сыграл немаловажный факт. Мы начали переводить свои котельные (производство и поставка централизованного отопления — БЦ) с угля на природный газ.

На тот момент, когда уголь стоил $110 за тонну, а эквивалент газа по калорийности — $50, это был идеальный вариант. По калорийности мы выигрывали — сто процентов.

Но никто не смотрел на 5, 10, 20 лет вперед. Все делали ситуационно. Давайте заведем газ для отопления — там будет сидеть один оператор.

Но дальше у нас высвобождаются шахтеры, работники обогатительных фабрик, котельщики. Много рабочих мест было потеряно.

Это был первый фактор, который подкосил угольную отрасль. Было потеряно много времени.

Потом к власти пришел Янукович. Действительно, в отрасль были вложены колоссальные средства. И это сыграло свою роль. По крайней мере у нас на востоке — отрасль начала оживать. Работа реально делалась.

Возможно, где-то были проблемы с освоением. Я свечку не держал.

- Вы имеете в виду, что возможно часть этих инвестиций украли? Но мы уверены, что украли очень много.

— Я могу сказать, что в предприятие нашего города (ГП “Торезантрацит” — БЦ) были вложены колоссальные деньги.

При всей моей нелюбви к Януковичу, предприятие действительно заработало.

Отрасль — циклична. Чтобы она работала, постоянно нужно инвестировать, делать проходку, запускать новые лавы.

В чем основная проблема? Два года мы даем деньги, а потом прекращаем. Нам остается полгода дофинансировать, чтобы предприятия вышли на нулевую рентабельность, а отрасль прекращают финансировать.

К концу 2019 года госпредприятия угольной промышленности могли выйти на нулевой баланс.

Сегодня возможность госинвестиций в развитие угольной отрасли весьма туманна. Никто не хочет вкладывать.

Убытки госгенерации Центрэнерго хотят скорректировать за счет государственного угольного сектора. Хотя раньше Центрэнерго имело прибыль и перечисляло деньги в госбюджет, которые отдавались шахтерам.

Цикл закрывался сам по себе. Мало того, что налоги все заплатили, еще и закрыли дырки в бюджете.

И сейчас повторилась ситуация 2014 года. Государственный сектор экономики 2 года усиленными темпами бежит на развитие. А потом ему не хватает каких-то 8-9 месяцев, чтобы реализовать этот потенциал.

Опять денег нет. Сидите, ничего не делайте.

- Может, просто этим должно заниматься не государство? Есть много вопросов к ДТЭК Рината Ахметова, но его шахты эффективны и прибыльны. А рядом госшахты — неэффективны и убыточны.

— Группа Ахметова — это мануфактура. Они производят металл, из него делают шахтное оборудование, поставляют его на свои шахты, шахты добывают уголь — поставляют на свои же ТЭС. Те производят электроэнергию и поставляют своим меткомбинатам.

Это вертикаль, в которой есть возможность искать прибыль на каждом звене этой цепи.

Вот вам и ответ на все вопросы. Эффективность государственного сектора может быть такой же, если будет вертикальная интеграция.

- Вы будто вообще не видите проблемы воровства и коррупции в государственном угольном секторе. Постоянно появляется информация, о том, что госшахты закупают оборудование, товары и услуги по завышенным ценам.

— Как происходят закупки? Через Prozorro, согласно законодательству. Какие тогда могут быть вопросы?

- Prozorro — не панацея от коррупции. Она просто увеличивает прозрачность закупок.

— Тогда возникает вопрос, в чем причина того, что это позволяется? Это вечный вопрос, который я пытаюсь объяснить журналистам.

У вас Ахметов плохой, Коломойский, Пинчук, Фирташ. Для вас все они плохие.

А как по мне — нет. Как по мне, государство дает возможность находить лазейки, чтобы обходить закон. В этом вся проблема.

Если государство завтра не даст возможность манипулировать на рынках — электроэнергии, оборудования, госзакупок — то все станет на свои места.

Мы, люди которые работают в этом государстве — мы работаем в рамках закона, который используем так, как нам позволяет государство.

- Вытекающий отсюда логичный вопрос — почему государство позволяет? Потому что те люди, которых вы перечислили, имеют огромное влияние в нем. И используют его для того, чтобы не дать ситуации поменяться.

— Это называется: слабость государства.

3. Об участии в создании батальонов теробороны

- Почему после начала войны вы выбрали украинскую сторону? Это связано с тем, что во время Януковича оказывалось давление на ваш бизнес?

— Мое мнение: родину не продают, Донбасс — это Украина. Независимо от власти. Что сегодня, что тогда.

Если сегодня или завтра в Украине находится власть, которая мне не нравится, то это не значит, что я буду признавать, что Крым — российский, или Торез стал российским, или, там, абхазским.

Для меня это принципиальные вещи.

- Как произошло, что вы стали одним из создателей роты МВД “Торнадо”, бойцы которой, включая командира — бывшего жителя Тореза Руслана Онищенко, были осуждены в 2017 году за насилие и мародерство?

— Я к роте “Торнадо” никакого отношения не имею. Я имею отношение к созданию батальона “Шахтерск” (часть бойцов батальона “Шахтерск” позже перешла в роту “Торнадо” — БЦ).

Давайте расскажу. А то люди сами себе надумают и создают из этого информационное поле.

В 2014 году был создан батальон “Шахтерск”. В его создании участвовали Олег Ляшко, Антон Геращенко, Арсен Аваков и я.

Этот батальон влился в ряды МВД и осуществлял соответствующие функции, которые были на него возложены. Хорошо или плохо он это делал — не мне судить.

- Как вы участвовали в его создании? Выбирали кадры или просто помогали деньгами?

— На тот момент в батальон пришли люди, как и в любом другом подобном батальоне, которые, возможно, были не с идеальной биографией и характеристикой.

Но на тот момент никто не выбирал. Не думали о чистоте биографии. Думали, как вернуть под контроль Украины оккупированные территории.

Вот таким образом появился батальон “Шахтерск”. Впоследствии, когда по нему появились вопросы, появились уголовные производства, я выступил с предложением, чтобы менялась концепция.

По моему мнению, такие формирования должны были перейти в Вооруженные силы Украины.

Что касается моего участия в создании “Торнадо”, то его не было вообще. Еще на стадии вопросов к действиям батальона “Шахтерск”, я прекратил все отношения с ним.

Почему? Потому что над ними не было контроля со стороны МВД. Для меня бесконтрольность стала причиной прекращения всех этих моментов.

С чем была связана бесконтрольность? Опять же — разрозненность управления и неразбериха. К этому можно относится плохо. Но тогда так было. Все формировалось на основе того, кто кого знал, какой опыт имел.

Я не стыжусь за те годы жизни и за восприятие реальности, которая тогда была.

- В “Торнадо” влились часть бойцов из “Шахтерска”. Кроме того, там были выходцы из Тореза. Потому вас и вспоминают в этом контексте.

— У меня на том этапе бы разговор с одним из замов министра внутренних дел. Я четко сказал: вы меня извините, можете делать “Торнадо”, “Шторм”, “Ураган” или еще что-то — это ваши дела. Я свой шлейф отношений с “Шахтерском” закончил.

Там были люди из моего родного города, поэтому этот шлейф тянется за мной. Будто я принимал в этом активное участие. Но ничего общего с реальность это не имеет.

4. Об обогатительных фабриках

- В 2012 году компания Александра Януковича ДРФЦ приватизировала 5 Центральных обогатительных фабрик (ЦОФ). После 2014 года две из них остались на неконтролируемой территории. А в 2018 году ваша компания УкрДонИнвест выкупила три оставшиеся фабрики: ЦОФ Россия, ЦОФ Украина и ЦОФ Комсомольская.

Результатом этих сделок стало то, что в собственности государства остались шахты, а все обогатительные фабрики перешли в частную собственность. Государство потеряло контроль над сбытом угля, который невозможно продавать без обогащения. Что вы об этом думаете?

— История с приватизацией случилась без моего участия. Мне тяжело комментировать.

Когда мы проводили сделку о покупке ЦОФов, проверяли чистоту активов.

- За сколько вы купили эти три фабрики?

— На сколько я помню, цена вопроса была: 250-300 млн грн.

- Это дешево. Менеджеры Януковича понимали, что не смогут нормально работать в Украине, поэтому продали фабрики?

— Я высказал им предложение. После длительных переговоров оно было принято. Мы их купили.

Что касается работы ЦОФ, все кричали, что мы обогащаем государственный уголь дорого — по 145 грн за тонну.

С приходом новой власти — и при первом, и при втором премьере (имеются в виду Алексей Гончарук и Денис Шмыгаль — БЦ), цена обогащения на Мирноградугле составляет 325 грн за тонну.

БЦ: уголь госпредприятия Мирноградуголь обогащает ЦОФ Богучарская, которая входит в группу “Энергоимпекс” донецкого бизнесмена Андрея Орлова. Также в его группу входят ЦОФ Дзержинская и ЦОФ Селидовская.

И никто об этом не говорит. Сегодня все об этом молчат.

- Ваши фабрики сейчас работают?

— Нет. Одна работает, остальные стоят.

Это связано лишь с тем, что некоторые заместители министра энергетики делают все для того, чтобы эти фабрики не работали.

- Можете назвать фамилию?

— Конкретно это Александр Зорин.

- Возвращаясь к проблеме отсутствия у государства обогащения своего угля: никто из министров энергетики не предлагал вам отдать, или продать, или обменять фабрики, купленные у ДРФЦ?

Например, в 2015 году, при содействии министра Демчишина, контроль над ЦОФ Червоноградская на западе страны перешел от Натальи Королевской к Андрею Венгрину.

— С Демчишиным у нас не могло быть такого разговора, потому что тогда я не был собственником фабрик.

С Насаликом у нас был один разговор: я хотел обогащать дороже, а он — дешевле. Поэтому вопрос от меня был один. В случае адекватной цены, а я считаю что 145 грн/т — адекватная цена, я предлагал чтобы весь объем угля госшахт направлялся на меня.

Со стороны Насалика шло встречное требование. Он говорил: “Вам нужен уголь? Тогда инвестируйте”. И мы это делали. Выкупали у госшахт уголь с предоплатой.

Фабрики никогда в жизни никому не создавали проблем. По крайней мере — за время нахождения в мой собственности. Мы всегда находили общий язык с шахтами и даже шли на компромиссы со своей стороны.

Больше всего мы работали с шахтой “Южнодонбасская-3” и объединением “Селидовуголь”. Оттуда и пошел миф, что я какой-то “смотрящий” за государственным угольным сектором.

Но “Селидовуголь” сегодня мне должен 74 млн грн. Мы за первое полугодие 2019 года выдали госшахтам 1,6 млрд грн предоплаты за уголь.

- Этот уголь вы купили, чтобы поставить на Центрэнерго?

— Да. При этом, срок отгрузки был на два месяца позже оплаты. Мы всегда были заинтересованы в больших объемах угля.

Мне необходимо было 0,5 млн тонн угля в месяц, чтобы загружать мощности по обогащению. Конечно, таких объемов никогда не было. Но он постепенно увеличивался. Доходило до 220 тыс. тонн по месяцу.

Для этого нами была выработана схема “трейдер”, когда мы выкупали уголь для перепродажи. Сколько зарабатывал трейдер? Не много. Маржа составляла 2 доллара на тонне.

Из этого платились все налоги. Никакого кеша не было.

5. О “смотрящем Кропачеве”

- Почему такую модель “трейдер” строил частник, а не государственные компании?

— А сейчас государство может построить хоть какую-то схему? Например, в координатах Фонд госимущества — Минэнерго — Центрэнерго?

Они сидят на ж..пе и не знают, что им делать. Они полные дилетанты.

Еще раз подчеркну. Откуда пошли слухи о “смотрящем Кропачеве”? Просто мы всегда были заинтересованы в больших объемах угля.

На тот момент мы готовы были давать деньги наперед с одной целью: чтобы госшахты быстрее вводили лавы в эксплуатацию и увеличивали объемы отгрузки.

- В феврале 2018 года вышло расследование BIHUS.info, в котором глава Независимого профсоюза горняков (НПГУ) Шахты 1/3 “Новогродовская” (входит в ГП “Селидовуголь”) Сергей Павлов напрямую заявил (06:33), что вы контролируете предприятие. Как вы это объясните?

— Мне постоянно тычут в лицо этот профсоюз. Да я не знаю этого профсоюзного деятеля, никогда в жизни его не видел.

Я даже не был на этом предприятии. Мне незачем там быть. Я их не заставлял работать на меня или еще на кого-то.

Логика моего бизнеса простая. На тот момент цена угля для госшахт, установленная министерством, составляла 2500 грн за тонну.

Гострейдер “Держвуглепостач” (ДВП) покупал у них уголь по 2400 грн/т. А мы платили шахтам 2425 грн/т. На 25 грн на тонне дороже. Продали на те же ТЭС, заплатили все налоги.

Чем эта схема реализации угля через моих трейдеров была убыточна для государства? Ничем.

Нас обвиняют, что мы развалили ДВП. Но это такой же посредник между Цнтрэнерго и шахтами. Денег у него нет. А мы давали шахтам деньги вперед.

Понятно, что было много игроков, которые не были заинтересованы в увеличении добычи госшахт. Тот же ДТЭК. Они отгружали определенный объем своего угля на Центрэнерго. И когда мы убрали их с этих объемов, им это не понравилось.

- Ваши предприятия поставляли оборудование, товары и услуги на ГП “Селидовуголь”?

— Никогда в жизни. На “Селидовуголь” оборудование поставляла китайская компания Sany, с которой у нас создано совместное предприятие.

- НАБУ публиковало информацию, что фирмы, связанные с вашим холдингом УкрДонИнвест, поставляли товары и услуги на государственные угольные объединения.

— Что значит “связанные”? Если мы едем с вами в одном трамвае, и в нем произошло убийство — это не значит, что все мы убийцы.

Еще раз: мы инвестировали в госшахты, покупая уголь по предоплате. Взять “Шахту им. Сургая”. Она была никакая, пока мы не дали туда 800 млн грн. После этого она стала считаться перспективной.

Они, кстати, до сих пор не выполнили свои обязательства по отгрузке угля, должны нам 70 млн грн.

- А вас не беспокоит, что деньги, которые вы “инвестировали” в госшахты, могли быть разворованы их менеджментом через госзакупки?

— Если постоянно думать, что все воруют, не хотят закладывать новые лавы и создавать рабочие места, то можно ничего и не делать.

- На какой стадии сейчас расследование НАБУ относительно причастности ваших компаний к закупкам госшахтами товаров и услуг по завышенным ценам, в рамках которого в 2018 году у вас проводились обыски?

— Пока не тревожат. Я не знаю, что там происходит. Если меня вызовут на следственные действия по этому факту, я обязательно расскажу вам.

- На какую сумму вы купили угля у госшахт в 2016 — 2019 годах?

— Миллиардов на десять гривен.

6. Об угольной компании “Краснолиманская”

- В 2017 году вы купили частное ООО “Краснолиманское” у Игоря Гуменюка и Сергея Кузяры, которое в 2003 году получило лицензию на разработку угольных пластов на территории госпредприятия УК “Краснолиманская” за 24,5 млн грн.

Кузяра в интервью мне говорил, что “Краснолиманское” могло успешно работать, если бы не политическое давление. Почему они согласились продать вам этот актив?

— Главный бенефициар этой компании — Игорь Николаевич Гуменюк. Продать шахту — это было его решение. С 2014 по 2017 год правовая система не работала, так как должна была.

Я так понимаю, на тот период времени он морально устал от всех этих судов и заявлений. Он принял для себя решение выйти из этого бизнеса и сконцентрироваться на своем основном бизнесе — Rixos Group (оператор санаторных и гостиничных комплексов в Украине, Турции и других странах — БЦ).

- Вы не рассматривали возможность приобрести у Гуменюка Донбассэнерго, до того, как тот продал его Максиму Ефимову, чтобы обеспечить сбыт угля?

— Сделка по продаже Гуменюком Донбассэнерго состоялась еще при Януковиче. У меня не было такой возможности.

- Имеете в виду продажу Андрею Черному (Андреас Церн) и Роберту Беншу? Это были реальные бенефициары компании?

— Думаю, что нет. Но не мне это судить.

Что касается обеспечения сбыта “Краснолиманское”, то раньше шахта не поставляла уголь для ТЭС. Она поставляла марку “Ж” (жирный) для коксохимической промышленности.

Она начала поставлять уголь газовых марок на ТЭС после начала боевых действий в 2014 году, когда появился дефицит угля в энергетике.

- В 2020 году, насколько я понимаю, добыча вашего ООО Краснолиманское практически остановилась. Какой объем ваше предприятие добыло в 2019 году?

— Порядка 1,2 — 1,3 млн тонн.

- Почему ООО “Краснолиманское” в начале 2019 года отказалось отчитываться Минэнерго об объемах добытого угля?

— Мы отдавали всю отчетность. Не знаю, откуда появилось такая информация. Даже при Насалике министерство было очень разношерстной организацией. Возможно, там кто-то что-то перекручивал. Это ихние проблемы.

Зачем нам это скрывать?

- Вы говорите, что в 2020 году госпредприятие УК “Краснолиманская” “отжала” у вас ООО “Краснолиманское”. Это же смешно, учитывая, что изначально частная компания “отжала” пласты у госшахты.

— Давайте определимся, как это было. В 2003 году были выделены пласты под конкретное предприятие. На этих пластах никто не работал.

Надо было подписать договор с госшахтой на возможность спуска людей и делать проходку.

- Почему эти же пласты не были выделены госшахте, которая могла сама их разрабатывать?

— У них и сегодня есть пласты, которые можно развивать.

- Почему же они не развивают?

— Потому что нужно вложить порядка 3 млрд грн.

- Почему тогда Гуменюк с партнерами в 2003 году не купили госшахту целиком, вместо получения лицензии на пласты рядом с ней?

— Я не могу говорить за других. Сейчас описание этой модели звучит так, будто частная компания “арендует пласты у госпредприятия”. Нет никакой аренды. Есть лицензия (специальное разрешение, которое выдает Госгеонадра — БЦ) на отдельные пласты.

В этих пластах была произведена проходка за свои деньги, завезены свои конвейера. И на своем оборудовании добывался уголь.

А госшахта лишь оказывала услуги — транспортировки, банного комплекса, вентиляции и т.д.

За все время работы частной компании, госшахта Краснолиманская никогда не была убыточной. Она была прибыльной за счет частника.

Потому что частник компенсировал все затраты по обслуживанию. И плюс — платил 3% от стоимости услуг дополнительно.

Поэтому нельзя говорить, что из госшахты что-то высасывали. Никогда в жизни этого не было.

- Если бы у вас была возможность купить целостный имущественный комплекс ГП УК “Краснолиманская”, вы бы купили?

— Да.

7. О поставках угля на госкомпанию Центрэнерго

- Как вы относитесь к инициативе Центрэнерго и Фонда госимущества передать все госшахты в Центрэнерго, чтобы построить вертикально интегрированную компанию?

— Я бы серьезно отнесся к этой инициативе после того, как увидел бы, что Центрэнерго начала работать с прибылью, а не так как сейчас.

Пока что это выглядит так, что они хотят еще что-то угробить. Более бестолкового руководства Центрэнерго, которое работает последние полтора года, я не видел за всю свою жизнь. Это самые глупые люди, которых только могли собрать.

- Почему глупые? Просто работают в интересах Игоря Коломойского, ферросплавной группе которого нужна дешевая электроэнергия за счет госкомпаний.

— Даже в этой ситуации работать можно по-разному.

- Где сейчас Олег Коземко, который руководил Центрэнерго с 2015 по 2019 год? В прошлых интервью вы говорили, что общаетесь с ним не только по работе, но и дружите. Была информация, что он выехал за рубеж.

— Он сейчас в Украине.

- А где Игорь Кононенко, знаете?

— Без понятия.

- Расскажите о своем последнем договоре с Центрэнерго о поставке угля в 2019 году, после которого вы в суде требуете от госкомпании 1,4 млрд грн. Как была заключена сделка? На каких условиях?

— Шахта имеет свойство долго раскачиваться. Кода она вышла на пиковую добычу, нам нужен сбыт. Когда в 2018 году Минэнерго подняло цену угля госшахт до 2800 грн за тонну, Центрэнерго обратилось ко всем угледобывающим предприятием с предложением снизить цену.

Они посчитали, что цена 2800 для них не приемлема с учетом тарифа на производство электроэнергии.

Мы ответили им так: мы видим 2 млн тонн угля реализации по году. Давайте заключим такой договор: вы выкупаете весь этот объем в течении года, а мы даем скидку.

В результате был заключен жесткий контракт на 7 или 8 месяцев, составленный Центрэнерго. В нем от нас требовалась поставка угля в объеме 200 тыс. тонн в месяц.

- Зачем руководителю госкомпании заключать такой долгосрочный контракт в преддверье запуска оптового рынка электроэнергии с июля 2019 года? В результате запуска рынка отменялся регулируемый тариф для ТЭС, согласно формуле импортного паритета (Роттердам+). Кроме того, цена угля на мировых рынках дешевела.

— Для этого существуют любые формы переговоров. И такие переговоры были проведены с новым руководством Центрэнерго на предмет падения цены угля (в июле 2019 года Центрэнерго возглавил Владимир Потапенко, действовавший в интересах Коломойского — БЦ).

Мы приходили, был диалог. Мы предлагали снизить цену. Но они тогда отказались. Если люди идут на отказ и тем самым убивают нашу экономику, зачем мы будем с ними церемониться? Есть подписанные договора. С ними мы пошли в суд.

- По нашей информации, в середине 2019 года Центрэнерго покупало уголь везде, где могла: в РФ, российский уголь через Беларусь, у госшахт, у ДТЭК. Цена, не считая госшахт, составляла 2100 — 2300 грн за тонну. Вы готовы были поставлять дешевле?

— Готовы были продавать дешевле. Но им дали команду не покупать у нас — они не покупали.

Мы нынешнему руководителю Центрэнерго Александру Корчинскому раз 20 отправляли коммерческое предложение по закупке угля. Он говорит: есть команда — не брать.

Зато они на ТЭС газ сжигают безбожно.

- У вас какой-то личный конфликт с Коломойским?

— Да нет. Порядка двух лет, до избрания президентом Владимира Зеленского, мы нормально общались.

- Что же изменилось? В чем конфликт?

— Да нет никакого конфликта. Все становятся великими, пытаются общаться по-другому.

8. О несостоявшихся сделках и проектах

- У вас был интерес к покупке шахт гособъединения “Селидовуголь”: 1/3 “Новогродовская”, “Россия” и “Украина”. Одноименные ОООшки по этим шахтам были созданы еще при Януковиче. Они получили лицензии на разработку пластов?

— Да. Они получили пласты так же, как в случае с “Краснолиманской”.

Были переговоры по покупке мною этих компаний. Но сделка не состоялась.

- Почему?

— Не сошлись. Был процесс, мы делали анализ этих предприятий. Но не договорились.

- В конце концов эти фирмы выкупила группа Максима Ефимова, которому принадлежит контрольный пакет акций в Донбассэнерго. Они работают по той же схеме, что и вы на “Краснолиманской”?

— Совершенно разные схемы. Они арендуют оборудование у госшахт. На Краснолиманской мы работаем на собственном оборудовании.

Мне тяжело давать оценку. Насколько я знаю, там правоохранительные органы открыли уголовное производство из-за следующей ситуации.

Если ООО “Краснолиманское” покрывает все затраты, связанные с жизнедеятельностью госпредприятия, то ООО 1/3 “Новогродовская” покрывает только собственные затраты.

Думаю, в будущем это станет большой проблемой для частной компании и для руководства “Селидовугля”.

- Какой была себестоимость добычи угля на “Краснолиманской” в 2019 году?

— Невозможно сказать. Это связано с тем, что в 2019 году плавающая реализация не давала возможности все это высчитать.

И 2018 год не был показательным. Объясню почему. Мы рассчитывали “раскачать” шахту к концу 2020 года. По нашим планам, в марте 2021 года мы должны были выйти на пик добычи. И соответственно — на максимальное снижение уровня себестоимости.

Мы видели, что в этом случае себестоимость добычи должны была составить 1200 — 1300 грн за тонну на рядовой уголь (не считая стоимости обогащения — БЦ).

- Зачем вы приобрели часть территории Запорожского алюминиевого завода (ЗАлК)? Что вы хотите делать с этим объектом?

— Мы хотели построить завод. У нас были партнеры под этот проект. Хотели расчистить территорию и заново построить завод по производству алюминия.

- А кто эти ваши партнеры?

— Это не принципиально. Один из них — это китайская компания. Но в этой стране никому это не интересно.

- А какой объем инвестиций предполагался?

— $630 млн.

- Что помешало реализации проекта?

— Глупость. Там нужны определенные действия со стороны Фонда госимущества. А самое главное, первый руководитель страны должен понять, что это нужно.

Это серьезный проект. Поэтому решения должны приниматься на уровне государства.

Есть фамилии, которые сейчас не в фаворе. Мая фамилия относится к этому списку. Поэтому все проекты, которые я сейчас буду предлагать — их никто не будет рассматривать.

- Что сейчас происходит с вашим совместным предприятием (СП) с китайской Sany, которая производит шахтное оборудование?

— Если шахты не покупают оборудование, что там может происходить? Ничего. Все стоит.

- Как вы относитесь к поправкам в законопроект №3739 о включении шахтного оборудования в список обязательных для локализации товаров при госзакупках? Похоже на то, что эта норма на руку производителю горного оборудования Corum Рината Ахметова и направлена против вашего СП с Sany.

— Ничего страшного в этом нет. 35% — 40% локализации мы создадим очень легко. Все для этого готово. Как только будет сбыт, сразу же будет локализация. Это как автомобиль — завелся и поехал.

То, что я не нравлюсь ДТЭК (Corum входит в ДТЭК — БЦ), как конкурент — это понятно для всех. На протяжении многих лет не было завоза добычного оборудования. Его не пускали сюда.

Из госшахт выходило много денег, которые шли на “Горные машины” (прошлое название Corum — БЦ).

- Вы также анонсировали проект по строительству крупного ветропарка. Что с ним сейчас, учитывая огромные долги перед “зелеными”?

— Ничего пока. Давайте так: “зеленый” тариф должен быть адекватным. Когда он будет устанавливаться на основе конкуренции (имеется в виду проведение аукционов — БЦ), тогда можно будет заходить в этот бизнес.

Технологии становятся лучше с каждым днем и удешевляются. Мое глубокое убеждение — должен быть рынок. И он должен принести снижение “зеленого” тарифа для ВЭС.

- Развивается ли ваш газдобывающий бизнес — “Межрегиональная газовая компания” (МГК) и “Реконструкция технологических скважин” (РТС)?

— Там очень маленькая добыча.

9. Об отношении к персонам и о государственной стратегии

- В прошлых интервью вы рассказывали, что встречались с главой парламентского комитета по энергетике Андреем Герусом (фракция “Слуга народа”). Что вы обсуждали?

— Какие обсуждения могут быть с проходимцем? Я считаю, что он сделал для энергетики плохого больше, чем кто бы то ни было.

Да, за последние 10 лет он заработал себе статус “ахметоборца”. Что он сделал продуктивного, с точки зрения законодательства, для того чтобы обуздать аппетиты ДТЭК? Ничего.

- А что бы вы сделали, чтобы улучшить ситуацию в энергетике и в угольной отрасли — в частности, если бы у вас были полномочия?

— Первое что нужно сделать — принять программу реформирования угольной отрасли. Не разработать — она уже давно готова. А принять и начать ее реализовывать.

- Как вы оцениваете эффективность премьера Дениса Шмыгаля? Он же возглавлял Бурштынскую ТЭС в ДТЭК, должен понимать проблематику энергетики.

— Вообще ничего не понимает. Мне кажется, не только в энергетике, или угле — он вообще много в чем не понимает.

Мне кажется, и директор ТЭС — это для него слишком высокая должность.

- Те стратегии реформирования угольной отрасли, которые озвучивались с 2014 года, предполагают закрытие или консервацию более 10 госшахт — почти треть из оставшихся. Вы с этим согласны?

— Не обязательно. Я считаю, что нужно делать технический аудит. Все зависит от объемов реализации. Если судить по пустым складам ТЭС Центрэнерго, у нас должна быть безумная реализация угля.

А у нас разговоры, в основном, идут вокруг экологии. Якобы шахты нужно обязательно закрывать.

А почему Польша не закрывает свои шахты и теплоэлектростанции? Они, наоборот, наращивают добычу.

С каждым годом технологии развиваются. Появляются новые системы отчистки воздуха.

У нас же нет стратегии. Если решили оставить 20 шахт, то под них должно быть финансирование, сбыт. И за каждый пункт стратегии кто-то должен отвечать персонально.

И самое главное, чтобы этот вектор не менялся от перемены власти.

- Почему государство должно инвестировать в добычу? В большинстве стран это делают частные инвесторы.

— Я не против. Давайте распродадим. А дальше приходит конечный потребитель — как Центрэнерго к нам — и говорит: а мы не хотим брать ваш уголь.

Еще при Януковиче была идея: давайте все продадим за 1 гривню. Через год вы же, журналисты, будете рассказывать, что все это было украдено за копейки.

Кроме того, не весь бизнес социально-ответственный. Кто-то придет на шахту, посчитает необходимые инвестиции и решит порезать ее на металлолом. А тысячи шахтеров потеряют рабочие места.

Есть и политический фактор. Я еще в 2014 году говорил: приграничные шахтеры с нашей стороны должны быть как сыр в масле. Чтобы с той стороны смотрели и понимали, где хорошо.

- Чего не хватает Украине, чтобы стать богатой страной?

— Мое глубокое убеждение — у нас всегда было много популизма. Никогда не хватало профессионализма и трезвого взгляда на вещи.

Если коротко — не хватает профессионалов, людей, которые независимо от политического окраса будут делать свою работу.

Сергей ГОЛОВНЁВ