Виталий Хомутынник: Кто людям помогает, тот тратит время зря

Виталий Хомутынник относится к категории людей,сделавших самого себя: с 15 лет он с нуля начал заниматься бизнесом, который к сегодняшним временам измеряется сотнями миллионов долларов. В общем, история успеха на лицо.

Вопрос — какой ценой. Последние 17 лет, то есть большую половину своей сознательной жизни, Хомутынник является депутатом Верховной Рады, а значит, все эти годы был под запретом ведения предпринимательской деятельности.

Свой финансовый рост Виталий Юрьевич объясняет удачными решениями личной менеджерской команды. И действительно: в прессе часто можно встретить официальные сообщения о крупных слияниях и поглощениях группы компаний “Каскад”, опосредованно контролируемой Хомутынником.

Сфера интересов беспредельно широка: от покупки 5% акций аграрной компании “Кернел” до продажи 12% уставного фонда трейдерской сети “ОККО”. Зачастую в сообщениях о проведенных сделках можно увидеть и святую святых — цену проведенной операции. К чему такая избыточная открытость?

Хомутынник находит ответ на этот вопрос в транспарентности своего бизнеса.

Есть еще одно преимущество: раскрывая бюджет финансовых операций, “Каскад” как-бы объясняет происхождение большого капитала своего бенефициара, который значимую часть политической карьеры провел внутри одной из самых коррумпированных ячеек государственного организма — налоговом секторе.

Об этом — более подробно во второй части интервью на ЭП.

В первой части — о том, как Хомутынник из молодого коммерсанта превратился в олигарха и оброс газовым бизнесом, для чего его “Відродження” объединилось с партией Ахметова, почему Хомутынник не хотел идти в парламент и почему все же пошел.

Чем владеет Хомутынник и кто его партнеры 

— Давайте поговорим о вашем официальном бизнесе. У вас есть инвестиционный фонд “Каскад”. В прессе этот фонд упоминается или когда он что-то купил, или когда он что-то продал. Зачем инвестиционный фонд делает это подчеркнуто публично? Зачем он об этом сообщает?

— Не думаю, что инвестфонд сам сообщает. Покажите мне хоть одну публикацию, где инвестфонд дал свой пресс-релиз, что они что-то продали или купили.

— Информация о том, что “Каскад” вышел из состава акционеров “Концерна “Галнафтогаз” была опубликована “Конкорд капиталом”, но “Конкорд” никогда не разместит такую информацию без согласия продавца пакета.

— Это же была немалая сделка, сумма в районе 70 млн долл. Это не рядовая сделка в масштабах Украины. Мы тогда продали около 15% акций “Галнафтогаза”.

— Почему вы считаете необходимым публиковать данные об этих сделках?

— “Каскад” создан в 1993 году. С тех пор он трансформировался сначала в ООО, потом в ЗАО, потом в инвестфонд. На каждом этапе у него были какие-то приобретения. Почему об этом не говорить, тем более, если это интересно?

— Говорят, “Каскад” публикует сведения о крупных сделках для того, чтобы объяснить происхождение неприличной декларации своего собственника, который в Украине известен как политик, а не как бизнесмен.

— Не совсем. Наверное, публичность моей декларации связана с тем, чтобы объяснять капитал. Я же не скрываю, декларирую большие суммы денег, которые получаю, и они отображаются в дивидендах как моя прибыль физического лица.

Это больше связано с тем, а могу ли я себе позволить что-то. Да, могу, потому что у меня есть достаточные доходы. А доходы откуда? Доходы от моих бизнесов, которые я получаю через инвестиционный фонд при распределении дивидендов. Если бы публичности бизнеса не было, я не знаю, какая бы ситуация была.

— Какие основные бизнесы у группы “Каскад”?

— Агропром. 50 тыс га земли, акции компании “Кернел”, хранение зерна и его переработка (”Николаевхлеб”). Девелоперское направление. В него входят торговые центры, но называть их не буду. Газовое направление. Газовое направление для инвестфонда понятное, перспективное и интересное.

— Расскажите подробнее о газовом бизнесе.

— У меня все в декларации есть. Там легко увидеть.

— Сколько акций у вас в компании “Укрнефтебурение”?

— Я все не могу помнить. Не помню, я все компании свои не помню.

— Вы не готовы признавать себя бенефициаром “Укрнефтебурения”, потому что была сложная история с покупкой?

— Нет, нормальная абсолютно история с покупкой. Никаких вообще вопросов.

— Почему вы стесняетесь этой компании?

— Когда я выйду из политики, можем сделать отдельное интервью чисто по бизнесу. Сегодня есть какая-то определенная политкорректность. Я как народный депутат не должен заниматься бизнесом. Я же вам рассказываю столько, что может создаться впечатление, будто я им занимаюсь.

Скажем так: газовый бизнес для меня является одним из приоритетных наравне с агробизнесом. У меня достаточно большие позиции по украинским рамкам в газовом бизнесе. Планы тоже достаточно большие.

— Будете покупать еще?

— И покупать, и развивать. Я вижу в этом хороший потенциал. Пока Украина не насытится своим газом, у нас есть хороший потенциал для развития этого бизнеса. Тут мы обречены на то, чтобы украинский бизнес вытянул.

Посмотрите на “Укргаздобычу”. Они пиарятся все время, все у них хорошо, у них растут зарплаты, они себе миллионные зарплаты ставят, а добыча у них растет в десять раз меньше, чем у частного газодобытчика. Посмотрите на ДТЭК. Они растут в год на 30-40%, может, на 50%, а государственная компания — до 10%.

— Интересно ли вам купить отдельные лицензии “Голден деррик”?

— У нас в фонде есть команда, которая занимается этим направлением. Она анализирует весь рынок. В том числе и те компании, о которых вы говорите. Она анализирует разные лицензии, разные возможности. Сейчас этого нет, но завтра может быть. Газовое направление является одним из приоритетов фонда.

— То есть это решение примет Шахновский?

— Именно, у него достаточно полномочий для того, чтобы принимать решения в рамках покупки или продажи каких-то активов. Со мной он может советоваться, но моего операционного контроля в фонде нет.

— Лицензии “Голден деррик” — это сплошной greenfield, неосвоенная зона. На их разведку нужны крупные суммы. Где вы будете их брать?

— У меня есть Cascade Investment Fund — регулируемый по международному законодательству фонд, который может привлекать и инвестировать деньги. Фонд даже сейчас инвестирует в ряд зарубежных активов не только деньги группы.

Он привлекает какие-то деньги клиентов и инвестирует их. Поэтому я не исключаю, что если будут какие-то большие инвестиции, большие сделки, то можно будет привлекать посредством фонда партнеров.

— Расскажите о ваших отношениях с Павлом Фуксом.

— Мы с ним дружим, а темы разговоров могут быть разные.

— Как правильно оценить вашу роль в отношениях с Коломойским? Вы равные партнеры в газовом бизнесе или вы младший партнер?

— Я не знаю точно, в каких бизнесах Игорь Валерьевич присутствует, а в каких — нет. Я не понимаю, где он партнер, где не партнер. Во-первых, у меня с ним есть исторически дружеские отношения. Во-вторых, если говорить о партнерстве, то только равные. Точно я не младший партнер, не говорю, где. Вообще в принципе.

— Значит, у вас примерно равные доли в “Укрнефтебурении”.

— Я не говорю о нефтебурении. Мы с ним равные партнеры, но поскольку он старше по возрасту и опытнее, я к нему отношусь как к старшему товарищу.

— Вам комфортно быть бизнес-партнером с человеком, который в любой момент может принять любое решение?

— Я уже не помню, когда говорил с ним про бизнес. Мы общаемся на абсолютно разные темы, но не про бизнес. После того, как у него произошли события с замораживанием активов, я с ним о бизнесе вообще не говорил.

Это даже в какой-то степени неэтично говорить на эту тему. У нас достаточно тем и желания друг с другом общаться, кроме каких-то бизнес-вопросов.

— У вас в декларации написано, что вы одолжили 410 млн грн. Кому?

— Да я не знаю. Шучу. Я не хочу говорить. Понятно, что я знаю. Я могу сказать, что это самые близкие люди, но я не скажу, кто это, потому что это может быть еще и вопрос безопасности тех людей.

О том как вернуть деньги из банка-банкрота и любимой игре 

— В 2016 году у нас вышла статья о том, как ваша команда возвращает депозиты из ликвидируемого банка. Прокомментируйте ее, пожалуйста. Как вам удалось забрать депозит из Брокбизнесбанка, когда в него уже была введена временная администрация?

— В тех банках, где я держал деньги либо компании, к которым я имею отношение, каким-то образом из многих ситуаций выкручивались, но не везде.

Где-то деньги были потеряны. У нас 80 банков легло, какие-то компании определенные суммы потеряли. У меня в Приватбанке были деньги, в Брокбизнесбанке были деньги, в Укргазбанке были деньги. У меня во многих банках открыты счета. По декларации это видно.

Как их выводили или переводили, я не совсем помню и компетентен, потому что у меня есть бухгалтера или финансисты, которые оперативно занимаются отслеживанием, какие у банка есть проблемы, где лучше условия, где хуже.

В тот период, например, Альфабанк начало штормить, у меня там были депозиты. Мои сотрудники сами принимают решение, куда эти депозиты переводить.

— Ваши сотрудники не могут поднять трубку и сказать временному управляющему Брокбизнесбанка, чтобы он отдал 200 млн грн.

— Почему? У них есть все полномочия, чтобы общаться с топ-банкирами. Зачем мне общаться с руководителем банка? У меня есть счета в “OTР банке”, в “Райффайзен банке”. Я не знаю, кто там руководитель.

— Но с собственником группы “Биокон” Александром Яворским, у которого был кредит в Брокбизнесбанке и с которым у вас произошел этот специфичный взаимозачет, вы общались?

— Это мой товарищ.

— По поводу взаимозачета?

— Я не общался. Мои сотрудники общаются со многими, в том числе с ним, с банком. Я с ним общаюсь по поводу гольфа. Он президент гольф-клуба, а я же хочу возглавить Федерацию гольфа Украины.

— У нас много полей?

— У нас четыре поля, к сожалению, это мало, но есть большой потенциал. В гольфе мы динозавры. Из 35 тыс полей в мире 17 тыс — в Америке, там 10% населения играет в гольф. Это десятки миллионов. Это интересный спорт. Я сам люблю этот спорт и я хочу в Украине его развивать. Когда выйду из политики.

— Во время игры в гольф можно поговорить, например, о том, как забрать деньги из банка или какие газовые лицензии купить у Фукса.

— Это неинтересная тема вообще, скучная. Есть много более интересных творческих тем, на которые можно общаться. Гольф — это пять часов на природе, с товарищами, друзьями или партнерами. Обсуждать какие-то миллионы при игре в гольф — это будет влиять на твою технику игры.

— В 2016 году компания “Укрнефтебурение” хотела купить Одесский припортовый завод, а потом передумала. Два вопроса в одном: зачем она хотела купить это предприятие и почему передумала?

— Я не принимаю решения в операционном бизнесе, в том числе в “Укрнефтебурении”.

— Но это стратегическое решение. Выше уровня наблюдательного совета.

— Я не хочу комментировать то, что связано с бизнесом. Я когда выйду из политики, я вам дам отдельное интервью про бизнес.

Что такое депутатский мандата для Хомутынника, и почему он защищал “преступника” 

— А почему вы не хотели в парламент ?

— Потому что я для себя принял решение, что я хочу сконцентрироваться на бизнесе. Какой-то период времени у меня была иллюзия, что я могу быть политиком. Мне когда-то предлагали возглавлять Министерство молодежи и спорта. Мне уже будет 43 года в этом году, у меня уже нет каких-то иллюзий.

Я не вижу себя в политике. Когда-то нужно было быть депутатом местного совета, чтобы защищать свои ларьки, потом надо было быть депутатом Верховного Совета, чтобы защищать свои заводы. По сути, на сегодняшний день нет такой необходимости — находиться в политике, чтобы защищать свои заводы.

— Может, речь идет о том, что иммунитет депутата уже не является иммунитетом для бизнеса этого депутата?

— Уже другие правила, другие стандарты, страна другая. За 17 лет моей депутатской деятельности было много желаний где-то что-то у меняя отщипнуть, что-то откусить или что-то забрать, но это всегда заканчивалось ничем, потому что твой статус позволяет тебе быстро достучаться в какие-то кабинеты.

Вот “двухсотка” (показывает на телефонную связь в кабинете. — УП), я сейчас могу быстро набрать любого министра и за себя или кого-то походатайствовать.

Я не вижу в этом необходимости. Беспредела нет, страна становится другой, более транспарентной и публичной, новые политики приходят. Мне импонирует новая Зе-команда. Я считаю, что уже приходит тот момент, когда бизнесмены не должны быть в политике, они должны заниматься бизнесом.

— Как в вас совмещается стремление к европейским ценностям и ходатайство перед генпрокурором Луценко об освобождении Кацубы, который украл деньги у “Нафтогаза”, и это официально доказано?

— А чем оно доказано?

— Он, будучи заместителем председателя “Нафтогаза”, купил в два раза дороже рыночной стоимости морские буровые вышки.

— Ну, так я об этом говорил. Найдите какое-то решение.

— Вы ходатайствовали о том, чтобы его выпустить.

— Я не имею права никому сказать выпустить человека. Максимум, что я и сделал в той ситуации, — попросить об объективном рассмотрении вопроса родственника одного из депутатов группы, которую я возглавлял.

— Но это же преступник.

— Так пусть государство с ним разберется.

— Так зачем за него заступаться?

— Я за него не заступался в режиме “выпустите его”, я не имею такого права. Я мог говорить о том, что “разберитесь с этой ситуацией, не нужно содержать его, возможно, под стражей” или еще как-то. Папа этого Кацубы — член моей фракции. Он мне объяснял эту ситуацию со своей колокольни. Мы вместе пошли к Луценко.

— Луценко говорил: “Ко мне пришел Хомутынник с просьбой выпустить Кацубу”.

— Не с просьбой выпустить. Я не могу требовать выпустить кого-то или арестовать.

— Почему в ваших глазах Кацуба-младший — не вор?

— Пусть с ним разберется следствие.

— Вы могли это сказать его отцу.

— Я не мог дать оценку, вор это или не вор. Как я могу дать оценку? Я слушаю отца, отец мне рассказывает какую-то свою историю.

Я говорю: “Я могу что сделать — набрать Луценко и пойти с тобой к Луценко”. Он: “Да, пожалуйста, потому что я не могу до него достучаться”. Звоню Луценко: “Юрий Витальевич, у меня есть член фракции, народный депутат, папа Саши Кацубы. Примите нас, я хочу поговорить по такому-то вопросу”.

Беру его, идем и разговариваем. Это было, может, не один раз. Я вам больше скажу: когда уже Саша вышел, они сделали сделку со следствием, ни папа, ни сын даже смс мне не отправили сказать спасибо за это. Поэтому мой вывод: кто людям помогает, тот тратит время зря, хорошими делами прославиться нельзя.

Я-то помогаю всем, но просто не все благодарны.

— За последние три-четыре года вы стали своеобразным “костылем” Порошенко: фактически все ключевые решения — назначение Гройсмана, Луценко, бюджеты — принимались только потому, что вы за это голосовали. У вас была “золотая акция”. Что вы за нее получили?

— Я, наверно, не воспользовался этой золотой акцией. Если бы сейчас прокрутить назад, может быть, по-другому было бы.

— Оцените влияние на вашу политическую силу Коломойского. В интернете есть миллион аудиороликов, где ваши депутаты отчитываются перед ним.

— Со мной там есть тоже.

— Коломойскому сложно отказать?

— Он никогда не ставит вопрос в режиме “сделай то или то”. Он всегда говорит: “А как ты думаешь по поводу вот этого? Какая твоя точка зрения?””. Если она другая, чем у него, он говорит: “А у меня вот такая. Как тебе моя точка зрения?”. Я говорю: “Ну, в принципе, в этом есть какое-то рациональное зерно”.

Если бы вопрос стоял так, что надо что-то сделать, то тебе надо — ты и делай. А Игорь Валерьевич очень корректен и толерантен в отношениях, по крайней мере, со мной. Я не знаю, как с другими.

— Значит, он влияет, высказывая свою точку зрения, но сути это не меняет.

— Он для меня был и есть как старший товарищ. Я с ним имел товарищеские отношения, я не думаю, что они были дружескими, еще при Януковиче, когда я был в налоговом комитете. Наши отношения никто не старался афишировать.

Потому что в то время, если афишировать такие отношения, это могло повредить точно мне и, может быть, в какой-то степени ему. Поэтому я не приходил на его день рождения, хотя поздравлял. Он говорил: “Извини, вот у меня юбилей, мы празднуем там и там, но ты же понимаешь, что я тебя не могу пригласить?”.

Я говорю: “Да нет вопросов”. Я к нему всегда с уважением. Я с ним мог и сам посоветоваться, потому что его точка зрения, его взгляд на те или иные вещи, как минимум, нестандартные, а как максимум — правильные. Прокручивая некоторые вещи назад, я понимаю, что он был прав. Зачастую в конечном итоге он прав.

— Как вы будете защищать бизнес, когда потеряете депутатский иммунитет?

— Надеюсь, мне не нужно будет его защищать. Я вижу новое, реально это другое. Не должно быть уже. Может прийти Зеленский на волне 75% поддержки, у него будет фракция под 180 человек. Во фракции будут все новые, нормальные люди.

Я не могу себе даже представить, что они придут и начнут беспредельничать. У меня даже не укладывается в голове, что это возможно. Это во-первых. Во-вторых, у меня останется много друзей в парламенте, которым я всегда смогу позвонить, спросить, как дела, что происходит, какой у нас вектор.

О “карьеристе” Нефедове и “бездарном” главе Фонда госимущества  

— Как вам новый глава таможни?

— Нефедов?

— Да. Вы сохраните свое влияние на таможню при нем?

— Клянусь вам: у меня нет никакого влияния на таможню, да и не было. Это все сказки. Когда я был председателем комитета, я мог лишь позвонить Калетнику и поговорить. У меня бизнеса околотаможенного не было никогда. То, что нарисовано в интернете, — это басни-сказки, я готов за любую статью ответить.

Что касается таможни. Сейчас она менее коррупционная, чем была раньше, но она все равно остается коррупционной. Все, что происходит сейчас, — это все равно с покровительства или благословения тех или иных власть имущих.

— Нефедов будет лучше, чем Насиров?

— Я уверен, что Нефедов — карьерист, и ему это важнее, чем деньги. Думаю, если положить на стол какие-то деньги и карьеру, то ему второе будет важнее.

Если он сделает себе второй зачет после ProZorro, если он наладит таможню, то он будет исторический человек. Он будет вхож, его могут приглашать на любые международные должности. Поэтому я уверен, что он будет делать все, чтобы себе этот зачет сделать. Я это двумя руками поддерживаю.

— Вы причастны к назначению Трубарова главой ФГИ?

— Слухи о моей причастности связаны с тем, что Трубаров по странному совпадению с Макеевки. Когда его назначили, я вспомнил, что лет 20 назад он возглавлял молодежку НДП, а я возглавлял Совет молодых предпринимателей.

Однако я точно не имею отношения к его назначению. Более того, я всегда следил за фондом, критиковал Трубарова. Я говорил, что это бездарная личность, которую нужно уволить. Я обращался к премьер-министру и говорил, что ему нельзя доверить лопаты сторожить, не то что охранять Фонд госимущества.

— Есть прецеденты?

— Конечно. Два или три года ФГИ вообще ничего не продает. Он стережет то, что грабят. Зачем он стережет такие объекты, как облэнерго? Чтобы их грабили Крючковы, как сегодня выяснилось? Зачем он стережет “Центрэнерго”? Чтобы, как сейчас выяснилось, его грабил Кропачев со своими покровителями?

Госимущество, когда оно в управлении государства, грабится. Я за то, чтобы оно продавалось. Вы говорите, что есть какая-то связанная со мной компания, которая хотела что-то купить. А почему бы и нет? Если моя компания что-то купит, она не будет грабить саму себя. Она будет это развивать, вкладывать, инвестировать.

— Юрий Луценко жаловался, что когда принес Трубарову сообщение о подозрении, то получил звонок от Гройсмана: “Не трогай Трубарова, это человек Геллера”.

— Спросите у Геллера. Это точно не человек Хомутынника. Я его публично критиковал и сегодня критикую. Я считаю, что его назначение — абсолютная ошибка. Это человек, не способный не то что продавать, а просто сторожить. На этих предприятиях коррупция сплошь и рядом.

Дмитрий РЯСНОЙ, Роман РОМАНЮК