Вынужденные переселенцы: вчера, сегодня, завтра

Все всегда заканчивается хорошо. Если что-то закончилось плохо, значит, это еще не конец.

Пауло Коэльо

Среди всего множества экономических, политических, военных проблем, которые вынуждена решать Украина, особое место занимают проблемы тех людей, которые не по собственной воле вынуждены были оставить свои дома, часто разрушенные и разоренные, оставить какую-никакую работу, обеспечивающую пусть минимальный, но стабильный уровень жизни, и уехать в никуда. Даже те, кто имеет родственников и знакомых, способных и готовых помочь, не могут рассчитывать на бесконечно долгую поддержку. Так или иначе, нужно решать проблемы жилья, трудоустройства, садика или школы для детей, лечения для больных и стариков. И самое главное — большинство не имеет представления о своем будущем.

Сегодня государство и волонтеры (честь им и хвала!) решают сиюминутные совершенно безотлагательные проблемы — как вывезти, где разместить, как накормить. И это, конечно, правильно. При пожаре надо заниматься его тушением, а не рассуждать о том, как переставить мебель. Но кто-то должен думать и о восстановлении горящего дома. Иначе мы все окажемся на громадном пепелище.

Вчера

Над причинами уязвимости и восприимчивости жителей Донбасса (имеется в виду Донецкая и Луганская области) и Крыма к разнообразным уверениям в том, что именно жизнь в суверенном государстве Украина — основной источник всех их бед: безработицы, разбитых дорог, устаревшей структуры экономики, закрытых предприятий, бедности и т.д., еще долго будут ломать головы и политологи, и социологи, и психологи. Однако нужно признать, что здесь всегда были очень сильны пророссийские, точнее даже, просоветские настроения. Большинство жителей никогда не отождествляли себя с населением Украины, а, наоборот, всегда видели и подчеркивали свою “особенность”. И дело даже не в языке общения — по-русски традиционно говорят и харьковчане, и киевляне, и запорожцы, и одесситы. Дело в том, что советские офицеры, в большом количестве поселившиеся в Крыму, всегда воспринимали себя гражданами СССР, признавая Россию его правопреемницей. А Донбасс заселен в основном рабочим классом, который всегда был гордостью советского государства. Еще в те времена появился тезис о том, что Донбасс кормит едва ли не всю страну, а уж всю Украину наверняка. 

В 1991-м они поверили в то, что жизнь в независимой Украине будет богатой и сытой, что у них всегда будет хорошо оплачиваемая работа, и что только слабость центральной (тогда московской) власти не дает такой развитой республике, обладающей и мощной индустрией, и лучшими в мире черноземами, хорошо жить. Распад СССР сопровождался потерей сбережений, весьма немалых у небедных жителей Донбасса и Крыма, разрывом многих связей и крахом промышленности, прежде всего угольной и машиностроительной. И хотя за последующие два десятка лет на поддержку промышленности именно Донбасса ушли десятки миллиардов долларов, это принесло немного пользы простым рабочим. Достаточно сказать, что рост заработной платы в течение последнего десятилетия заметно отставал от среднеукраинских показателей (по данным Госстата Украины): в Донецкой области средняя легальная зарплата с учетом инфляции выросла на 156,2%, в Луганской — на 159,4%, а в целом по Украине — на 183,6 (в Крыму — на 166,8%). 

В регионе, особенно в небольших монофункциональных городах, трудно найти работу — крупные предприятия сокращают спрос на рабочую силу, а малый и средний бизнес, который теоретически мог хотя бы частично обеспечить население рабочими местами, слабо развит даже по сравнению с другими областями, не говоря уже о европейских странах. На этом фоне получила распространение полулегальная или вовсе нелегальная занятость в т.н. “копанках”, где условия и охрана труда не выдерживают никакой критики, а зарплаты ни на что не хватает. 

Сформировалось четкое неприятие украинской власти и украинской политики, а союз с Россией стал восприниматься как возврат в СССР, к высоким зарплатам, к доступным социальным благам, к высокому социальному статусу. Причем ностальгия о советском времени каким-то непостижимым образом передалась молодежи. В результате сложились две сугубо региональные общности — жители Крыма и жители Донбасса — с ментальностью, стереотипами и поведением советского человека. При имеющихся различиях (крымчане гораздо более активны в экономическом отношении) в обеих общностях по-прежнему чрезвычайно развиты патерналистские ожидания, причем они в равной степени относятся и к государству, и к собственнику (директору) предприятия.

Этим умело пользовались т.н. региональные элиты, в первую очередь донбасская, формируя культ сильной личности, которую “никто не ставил на колени”. В процессе приватизации произошло сращивание интересов компартийных функционеров, директорского корпуса и криминалитета. Это обусловило не только специфическое распределение и перераспределение собственности, но и значительную криминализацию общества. Мощным инструментом воздействия на центральную украинскую власть, рычагом защиты интересов этих региональных элит стали высокоорганизованные, сплоченные и хорошо управляемые шахтеры. Именно выступления шахтеров не раз приводили к смене самых высоких должностных лиц в Киеве. 

Достаточно длительное доминирование Партии регионов на политической сцене страны в сочетании с влиянием шахтерских выступлений укрепило убежденность жителей Донбасса в своей выдающейся роли и непреходящем значении для Украины. Этим в большой мере и объясняется массовая поддержка тезиса о том, что после смены власти в начале 2014 года “Донбасс не слышат”. 

Постепенно сформировалась достаточно странная картина полного несоответствия социальных параметров развития региона экономическим.

Количественные параметры развития Донбасса выглядят вполне убедительно для аргументации приоритетной роли именно этого региона в промышленном развитии страны, в формировании экспортного потенциала и т.п. При этом разница между доходами и расходами превышает 25 млрд грн, и это без учета дотаций Пенсионному фонду.

Обращение к качественным показателям иллюстрирует тезис о том, что экономический потенциал абсолютно не используется во благо населения. Жители Донбасса менее образованны, при меньшем риске бедности бедные слои значительно больше страдают от нехватки средств, наконец, они значительно раньше умирают, чем население Украины в целом.

Конечно, далеко не все жители региона настолько отчетливо понимают, во-первых, то, что они живут хуже, чем население большинства других областей Украины, а во-вторых — чем это вызвано. Похоже, что большинство искренне верит в то, что их проблемы вызваны не, мягко выражаясь, недобросовестностью местных властей и собственников предприятий, а исключительно просчетами центральной власти.

Тесные связи большинства предприятий с Россией в сочетании с жесткой позицией ее руководства по поводу возможной ассоциации Украины с ЕС способствовали усилению пророссийских настроений. Рабочие закономерно испугались того, что продукция их предприятий окажется никому не нужной, что приведет к массовым простоям, банкротствам и безработице. В первую очередь, этим объясняется то, что восток (Днепропетровская, Донецкая, Запорожская, Луганская и Харьковская области) оказался единственным регионом страны, где сторонников вступления Украины в ЕС меньше, чем сторонников вступления в Таможенный союз (35,2 vs 46,8%); в целом по Украине 66,7 и 19,5% соответственно (данные Центра Разумкова).

Свою роль сыграли и доминирование российских СМИ, и позиция региональных элит, и предшествовавшая событиям на Донбассе аннексия Крыма. Ее бескровность, значительное повышение пенсий и зарплат в бюджетной сфере, агрессивная пропаганда обусловили массовые ожидания безболезненного перехода Донбасса под протекторат России (путем то ли непосредственного вхождения в состав федерации, то ли создания независимой республики по типу Абхазии и Южной Осетии). Едва ли население прибегло бы к вооруженным действиям без активной поддержки извне, но оно и не особенно демонстрировало свою поддержку усилиям Киева стабилизировать обстановку. 

Революция достоинства, кардинально изменившая не только состав властных структур, но и внешнеполитический вектор, сыграла роль спускового механизма, но никак не была причиной беспорядков. 

Стремление к обособленности, вплоть до автономии, как подчеркивают социологи, отражает в Украине не столько осознанные политические интересы, сколько своеобразную реакцию дистанцирования на приход к власти в Киеве представителей тех политических сил, которых региональное сообщество воспринимает как чужаков. Подтверждает этот тезис динамика отношения к регионализации жителей разных регионов Украины в зависимости от личности Президента страны (2009 г. — президентская каденция В.Ющенко, ассоциирующегося с западными областями; 2013 г. — президентская каденция В.Януковича, ассоциирующегося с востоком страны). 

По данным Института социологии НАН Украины, в целом по стране доля сторонников регионализации за 4 года снизилась с 23,1 до 19,2%. Объясняется это, вероятнее всего, обещаниями В.Януковича привести государство к ассоциации с ЕС, успокоившими многих радикалов. Однако ярко выраженной оказалась региональная дифференциация настроений. Значительный рост удельного веса сторонников регионализации Украины в западных областях (с 8,1% в 2009 году до 21,9% в 2013-м) сопровождался столь же заметным его сокращением на востоке страны (с 51,0 до 35,2%). Совершенно очевидно, что снижение федералистских настроений среди жителей восточных областей связано именно с их уверенностью в том, что власть в Киеве — “своя”. Именно поэтому такой резкой оказалась реакция на внезапную и — чего греха таить — не вполне соответствующую процедуре смену центральной власти. 

Сегодня

По данным государственных структур, за различными видами помощи обрати-лись более 50 тыс. человек, преимущественно матерей с маленькими детьми. Их поселили, как правило, в дома отдыха или летние лагеря, обеспечили питание, неравнодушные украинцы передают одежду, лекарства, игрушки для детей. Но люди живут не в квартирах с отдельной кухней, элементарными бытовыми приборами и прочим необходимым для семейной жизни. Нет, физически они живут так, как большинство из нас привыкло проводить отпуск. А сколько он может длиться? Даже в самом лучшем доме отдыха ребенку рано или поздно захочется той еды, которую мама варит дома. А маме, когда она хоть немного успокоится и поймет, что с оставшимися в Донецке, Луганске или Красном Луче членами семьи все в относительном порядке, захочется вести нормальный привычный образ жизни, иметь свои собственные деньги, а не надеяться на помощь. Но это невозможно в условиях дома отдыха. Хорошо, если удалось устроиться работать там же. А если нет? А где взять обувь и одежду на случай дождя или похолодания? Ждать, пока кто-то из отзывчивых сограждан принесет? Да и как долго можно жить в таких домах отдыха? Волонтерские организации обещают пару месяцев, на большее у них попросту нет денег. Государство, по-видимому, не будет никого выселять и в дальнейшем. Однако при такой скученной и абсолютно ненормальной жизни недовольство практически неизбежно. Люди устанут и начнут требовать отдельное жилье, хорошо оплачиваемую работу и т.д. А как все это обеспечить во время глубочайшего экономического кризиса, многократно усиленного фактически ведущейся войной?

Общаясь с представителями самых разных слоев украинского общества, трудно не заметить разницы в восприятии переселенцев из Крыма и из Донбасса. Соглас-но распространенному мнению, из Крыма уезжают те, кто не может смириться с российской оккупацией, для кого “украинскость” значит больше экономического благополучия. В отличие от них далеко не все переселенцы из Донбасса так уж привержены идее единой Украины, не все действительно осуждают и так называемый референдум, и все последующие события. По данным опроса, проведенного Центром Разумкова в июне 2014 года, 26,7% жителей восточных областей убеждены в том, что Украина должна стать федеративным государством, то есть, радикализация настроений жителей Донбасса действительно очень высока. Естественно, она характерна и для тех, кто сегодня находится в зоне АТО, и для переселенцев.

Есть и те, кто, мягко выражаясь, ведут себя не совсем адекватно, требуя только помощи и ничего не предпринимая самостоятельно (речь, конечно, не идет о матерях совсем маленьких детей). Разумеется, люди, не привыкшие к самостоятельности, не могут измениться в одночасье, взяв на себя всю ответственность за будущее свое и своих близких. Психология патернализма диктует совершенно иное поведение и иное кредо: государство должно мне обеспечить новое жилье, работу, зарплату, компенсировать материальные потери и т.д. К этому добавляется и реакция на невыносимые условия жизни тех, кто остался в охваченном военными действиями Донбассе. Не нужно переоценивать сегодняшнее отношение жителей освобожденных городов — они рады прекращению огня, восстановлению каких-то элементарных условий жизни (электричеству, воде и т.п.), но далеко не все искренне и глубоко изменили свое отношение к Украине. В полной мере это относится и к тем, кто покинул Донбасс. Даже волонтеры, рискующие своей жизнью для эвакуации этих людей, отмечают, что примерно половина до сих пор рассчитывает на победу ДНР-ЛНР. Природная искренность, неумение и нежелание скрывать свои мысли, не всегда приятные окружающим, часто провоцируют неприятные ситуации.

Говоря же о жителях регионов, принявших переселенцев, нужно отметить и сочувствие, и желание помочь. Конечно, такое отношение не повсеместно. Например, родственники непосредственных участников АТО часто менее доброжелательны. Да и трудно обвинять людей, чьи близкие ежеминутно рискуют жизнью на Донбассе, в отсутствии симпатии к тем, кто оттуда уехал, оставив своих мужчин воевать на стороне противника.

Есть и иные риски, так или иначе связанные с войной и громадными затратами на ее проведение, а в последующем — на восстановление региона. Пока на волне патриотизма люди обращают мало внимания на рост цен, тарифов, на то, что пенсии и зарплаты заморожены. А что будет осенью?

Уже сейчас заметны ростки разделения на “НАС” и “ИХ”. На самом деле не имеет никакого значения, кто к какой группе относится. Важно то, что жители Донбасса искренне убеждены в том, что их не слышат, жители Крыма — в том, что их “сдали”, а жители других регионов — в том, что, по крайней мере, первые в массе своей не являются украинскими патриотами и сами выбрали свою судьбу. 

Завтра

Перспективы восстановления украинской государственности в Крыму весьма туманны, а значит, столь же туманны перспективы возвращения туда 12 тысяч покинувших полуостров. Более того, вполне вероятным представляется дополнительный отъезд, например, семей учителей украинского языка и истории. Возможно и сознательное изменение этнического состава населения Крыма российскими властями, что вынудит переезжать на материковую часть Украины крымских татар и этнических украинцев. Однако большинство этих людей, вероятно, будет готово — и психологически, и физически — переселяться в сельскую местность и заниматься там либо аграрным трудом, либо преподавать в школе. 

Гораздо более сложной представляется судьба переселенцев из Донбасса, причем в связи с целым комплексом обстоятельств. Уже сегодня ясно, что многие не собираются возвращаться, не желая жить рядом с теми, кто поддерживал врагов украинского государства или тем более воевал против него. К сожалению для Донбасса, это наиболее образованные, самостоятельные и независимые люди, сумевшие в очень непростых (даже по украинским меркам) условиях создать и вести собственный бизнес. Эта группа уже в большей или меньшей степени адаптирована к жизненным изменениям и вполне экономически и социально интегрирована. По крайне мере настолько, насколько это возможно. И уж во всяком случае эти люди не требуют (да и не ждут) помощи от государства. 

Но большинство переселенцев, конечно, планируют вернуться после того как военные наведут порядок и война закончится. Во всяком случае, этого хотят те, у кого уцелело жилье. Однако завершением АТО все не завершится.

Во-первых, нужно обеспечить максимальное участие жителей Донбасса в грядущих парламентских выборах, а для этого должна быть партия, в которой они увидят выразителей своих интересов. Сейчас трудно сказать, есть ли такая партия или ее нужно создавать и соответственно вносить изменения в законодательство о выборах, но без адекватного представительства жителей мятежного региона в высшем законодательном органе страны говорить об их интеграции совершенно бесперспективно. Согласно опросу, проведенному группой “Рейтинг” в июне 2014 года, 40% жителей Донбасса не намерены принимать участие в выборах в Верховную Раду при условии их прохождения на следующей неделе. Для сравнения: в Харьковской области так настроены 33% жителей, в Днепропетровской и Запорожской — 19%, а, например, в Киеве — 10.Но дело даже не в том, что разочарованные жители Донбасса не пойдут на выборы, что заметно снизит легитимность их результатов, — неизбежен долговременный очаг неудовлетворенности, в который будет кому подбрасывать дровишки.

Конечно, нужно обеспечить честность и прозрачность финансирования партий, доходов кандидатов и т.д. и т.п. Но это задачи ЦИК, и пусть она их решает.

К сожалению, раздаются эмоциональные призывы к насильственному лишению гражданства и даже высылке за пределы Украины тех, кто активно поддерживал сепаратизм и терроризм. Если бы наши власти, включая парламент, потеряв рассудок и чувство реальности, юридически оформили такое решение, то это сразу превратило бы Украину в диктаторское государство, а никак не в то, которое декларирует своей целью членство в ЕС. Соответствие европейским ценностям и европейским принципам предполагает, в том числе, и уважение к правам каждого. Нельзя игнорировать и неоднократные заверения Президента в амнистии всех сепаратистов, на чьих руках нет крови. 

Во-вторых, необходимо провести всеобъемлющие местные выборы, поскольку власти значительной части городов и районов скомпрометировали себя поддержкой сепаратизма. Есть, правда, сомнения в том, что выберут более честных, более патриотичных. Ясно, что не обойтись без десепаратизации, то есть принудительного отторжения от власти всех, кто запятнал себя связями с террористами и сепаратистами. В отличие от процедуры люстрации, для которой еще не выработаны эффективные критерии, с десепаратизацией все более или менее ясно — в эпоху Интернета и широкого распространения социальных сетей скрыть поддержку сепаратизма чиновниками практически невозможно. Достаточно создать соответствующую группу (при АП или ВРУ) и широко оповестить население о том, что она уполномочена аккумулировать и передавать правоохранительным органам информацию о чиновниках. Сведения (фотографии, свидетельские показания и т.п.) хлынут потоком. Важно только, чтобы амнистия, предлагаемая рядовым гражданам, не запятнавшим себя кровью, не распространялась на чиновников, желающих занять какой бы то ни было пост во власти или занимавших его в прошлом. Малейшая поддержка терроризма (сепаратизма) должна стать основанием для насильственного отторжения от любой деятельности в органах местного самоуправления или государственной власти. В полной мере этот тезис относится к преподавателям (воспитателям) дошкольных, школьных, средних и высших профессиональных учебных заведений. В Украине пока еще никто не отменял Уголовный кодекс, которым предусмотрена ответственность, в частности, за призывы к свержению государственной власти и терроризм. Если нарушение закона будет означать неотвратимость наказания и это наказание будет распространяться на всех без исключения, ситуация так или иначе разрешится. 

В контексте реформы административно-территориального устройства звучат предложения о частичном (полном) разделении территории Донецкой и Луганской областей между Харьковской и Днепропетровской. Аргументируются они тем, что такое решение в краткосрочной перспективе улучшит управляемость, а в долгосрочной — упростит изменение ментальности населения тех районов Донбасса, которые тяготеют к Слобожанщине и Центральной Украине. На самом деле, именно из-за приверженности жителей северных районов Луганской области украинской идее там и не реализованы идеи сепаратизма, так что в этом смысле изменение областного деления ничего не даст. Но зато это неминуемо будет воспринято как наказание жителями остальной части региона. Мы хотим получить синдром Варшавского восстания ХІХ столетия? Что еще должно произойти, чтобы основная масса украинцев восприняла кредо гениального француза Мари Франсуа Аруэ Вольтера: “Я не разделяю Ваших убеждений, но готов умереть за Ваше право их высказывать”? Вполне возможно, что с выборами местной власти стоит и подождать, по крайней мере до стабилизации ситуации, введя до того времени что-то наподобие прямого президентского управления. Резон в таких предложениях есть — вначале порядок, а потом выборы. Должен же опыт Афганистана и Ирака чему-то научить мировое сообщество. Однако в любом случае выборы проводить нужно, на условиях прозрачности и десепаратизации.

В-третьих, нужно восстанавливать разрушенные дома, дороги, предприятия. И если с объектами социальной инфраструктуры все более или менее понятно — дороги, жилье, детские сады, школы, больницы однозначно нужны, — то перспективы восстановления предприятий выглядят не так однозначно. 

То, что экономика Донбасса давно требовала кардинальной реконструкции, не вызывает никаких сомнений. И дело даже не в том, насколько рентабельно то или иное производство. Нужно менять экономическую структуру региона, делать ее более современной, в большей мере ориентированной не на добычу руды, угля или производство полуфабрикатов, а на изготовление конечного продукта с высокой долей добавленной стоимости. Конечно, это задача не только государства; его роль сводится преимущественно к формированию достаточно привлекательных условий и правил игры, возможно, даже более привлекательных, чем на остальной территории страны. А все остальное должен сделать бизнес. Вот только где этот новый бизнес возьмет рабочую силу? Население Донбасса и менее образованно, и ориентировано совсем на другие, достаточно устаревшие, виды деятельности. Едва ли не слишком развитой человек сможет работать там, где требуется достаточно высокая и весьма специфическая квалификация. Значит, нужно думать о быстрой подготовке (переподготовке) кадров. Конечно, могут приехать специалисты из Днепропетровской, Черкасской, Харьковской или Львовской областей. Но тогда возникнет угроза безработицы для тех, кто из-за отсутствия необходимой квалификации не сможет работать на этих новых предприятиях. 

Первоочередной задачей является строительство дорог. С одной стороны, это создаст столь необходимые рабочие места не только в строительстве, но и в сопутствующих отраслях, а с другой — обеспечит возможность населению работать и учиться не только в своем городе или поселке, но и в соседнем, с более развитой экономикой и более разнообразным спросом на рабочую силу. 

Иными словами, нужно обратить себе на пользу ужасные последствия военных действий и не столько восстанавливать старое, сколько строить новое.

И здесь возникает дилемма — решать все эти задачи централизовано или передать все полномочия местному самоуправлению. Конечно, сама по себе идея оставлять все налоги в регионе с тем, чтобы жители сами определяли, на что их тратить, выглядит заманчиво. Особенно без учета экономической реальности.

Совокупные бюджетные расходы региона превышают доходы более чем на 25 млрд грн в год. Компенсировать такую сумму в регионе нечем. Прекращение дотирования, например, угольной отрасли означает не что иное, как масштабную безработицу со всеми вытекающими последствиями: массовой бедностью, необходимостью поддержки бедных и безработных, социальной напряженностью и т.п. Нельзя забывать и о том, что жители Донбасса потребляют товары, произведенные в других регионах, а значит, резкое падение их покупательной способности неизбежно запустит цепную реакцию. 

Есть и проблема пенсионеров. В Донбассе сконцентрированы предприятия с вредными и опасными условиями труда, работа на которых дает право на досрочное получение пенсии. Можно много дискутировать по поводу целесообразности именно такого подхода, но у тех, кто это право “заработал”, отнимать его нельзя. Так вот, на Донбассе сегодня проживает 2,1 млн пенсионеров (15,7% всех пенсионеров страны), и ни при каких обстоятельствах местных взносов в Пенсионный фонд на финансирование их пенсий не хватит.

Поэтому — хочет этого кто-то или нет — придется разрабатывать долговременную стратегию преобразования экономики Донбасса и централизованно ее финансировать.

А передача большой части полномочий от центральной и региональной власти на уровень местного самоуправления вовсе не означает, что все местные общины враз станут самодостаточными — такого нет нигде в мире; везде существует некоторое перераспределение бюджетных средств и соответственно дотации местным бюджетам так называемых “бедных” общин. Современное общество требует от государства соблюдения неких социальных гарантий всем своим членам независимо от пола, возраста, национальности, места проживания. Это один из базовых принципов существования в том числе и Европейского Союза. 

Наконец, четвертое, и самое трудное — воспитание патриотизма, принятие основной частью населения идеи единой Украины. И этого достичь будет ой как непросто. Как переубедить массу взрослых людей, не очень образованных, плохо воспринимающих другие мнения, по-прежнему ориентирующихся на российское телевидение? Конечно, изменение экономической ситуации будет делать свое дело. Психология человека, имеющего нормальную работу, очень сильно отличается от психологии длительно безработного. Но нужно думать и о качестве школьного образования и воспитания, и о возможностях проведения свободного времени, и о грамотной пропаганде украинских ценностей. Давайте честно признаемся в том, что до сих пор мы — общество, государство, интеллигенция, средства массовой информации — этим вопросам должного внимания не уделяли. Вероятно, положительную роль может сыграть и организация разнообразных поездок жителей Донбасса в другие регионы — пусть сами убеждаются в том, что никто и нигде не запрещает разговаривать на русском языке, который никогда не будет иметь в Украине статуса государственного, пусть видят другой образ жизни, другую архитектуру, другую природу, пусть общаются с другими людьми. 

Донбасс не может оставаться неким анклавом, он должен, наконец, превратиться в часть единой Украины.

Элла ЛИБАНОВА