Если бы так Петра Порошенко встречал Дональд Трамп — лично выйдя на крыльцо Белого дома, с военным оркестром и почетным караулом — глядишь, и “раньше, чем Путин” не превратилось бы в мем. Потому что Эммануэль Макрон, спустившись по ступеням Елисейского дворца, чтобы поздороваться с гостем, и всячески подчеркивая, что это не просто дань этикету, продемонстрировал всю несостоятельность подобных аргументов. Не важно, до или после. Важно как.
Французы всегда мастерски владели искусством дипломатических спецэффектов, и сравнивая визиты в Париж российского и украинского президентов, это мастерство нельзя не оценить. Принять Владимира Путина в Большом Трианонском дворце Версаля было изысканным и внешне благопристойным оскорблением. Ведь этот дворец, хоть и помнит Петра І, славен отнюдь не этим — а тем, что служил любовным гнездышком Людовика XIV и местом, где с подачи французского маршала Луи д'Эспре лютым унижением Венгрии и отъемом у нее “исконных территорий” завершилась Первая мировая война. А уж о том, что последним до Путина главой державы, которого приняли в Трианоне, был впоследствии убитый Муаммар Каддафи, не вспомнил только ленивый.
Встреча с Порошенко определенно была срежиссирована так, чтобы еще раз уязвить Москву. Елисейский дворец — официальная резиденция французских президентов, и обычно высоких иностранных гостей принимают именно там. Смех и дружеские похлопывания по плечу на фоне холодно-формального общения в Трианоне смотрелись подчеркнуто контрастно. Макрон четко выразил полную франко-немецкую поддержку “суверенитету Украины в ее международно признанных границах”, пообещав, что “Франция не признает российской аннексии Крыма”. Любопытная деталь: в ходе совместной пресс-конференции новоизбранный французский лидер подчеркнуто избегал упоминания титула кремлевского затворника. Вряд ли бывший ассистент Поля Рикера мог случайно допустить такую оплошность. Так что в публичной речи высшего французского чиновника пассаж “президент Порошенко, канцлер Меркель и Владимир Путин” выглядит как нескрываемый отказ последнему в легитимности.
Еще одной шпилькой Кремлю стала жирная точка, поставленная Макроном в формально историческом, но политическом по сути споре о “нашей” королеве Анне: киевская она — и говорить здесь не о чем.
В общем, бальзам на раны украинской публики. Точнее, той ее части, которая неровно дышит к ярким демонстрациям и жестам солидарности. Что ж, это, бесспорно, важно, но как насчет содержательной части?
Макрон с азартом взялся за реанимацию Нормандского формата, заглохшего с неудачной попыткой дуэта Олланд-Меркель продавить Киев в вопросе очередности выполнения пунктов Минских соглашений (сначала — выборы, затем — безопасность, а не наоборот) вследствие неуступчивости Кремля. Если перезагрузка состоится, то можно допустить, что Макрон, имея мандат двойного триумфатора (после президентских и парламентских выборов) будет чувствовать себя достаточно свободно, чтобы исходить из принципов в большей мере, чем из соображений целесообразности. Но у Ангелы Меркель ситуация теперь диаметрально противоположна. Так что шансы, что разговор пройдет в формате комбинации “тройственного союза” против России” примерно равны шансам на формат “дуэлянты и секунданты”.
Притом остается неясным, что, собственно, являет собой план Макрона. После встречи с Порошенко, он возразил госсекретарю США Рексу Тиллерсону, заявившему Конгрессу, что администрация Трампа допускает достижение соглашения между Киевом и Москвой вне рамок Минского процесса. Французский президент иронично заявил, что если кто-то и предложил лучшее решение, то он его либо не видел, либо не понял: “Вопрос не о принципах, поскольку соглашения были подписаны, вопрос в их рутинной имплементации”.
В то же время, велика вероятность, что продвигаемое Макроном общение нормандской четверки (речь о телефонных переговорах) накануне саммита Двадцатки завершится ничем. Если вообще состоится: Москва еще не подтвердила участия в ней — там, очевидно, очень надеются на личную встречу Путина с Дональдом Трампом. “Российская сторона будет готова на ту форму встречи, которая будет удобна для американцев”, — заявил путинский пресс-секретарь Дмитрий Песков, сделав вновь актуальным мем “по дороге в туалет”. Но эта встреча также до сих пор под вопросом. Ее желательность для Трампа в нынешних обстоятельствах выглядит сомнительно — и это позволяет Белому дому выставлять за нее высокую цену. Возможно, неприемлемо высокую.
При таких раскладах и на фоне все более явного раздора между Вашингтоном и Берлином (как из-за личности Трампа, так и из-за одобренной Сенатом санкционной инициативы, угрожающим немецким контрагентам Газпрома) Париж вполне может оказаться и медиатором между ними, и ключевым партнером Капитолийского холма в континентальной Европе. Такое положение в перспективе выглядит своего рода золотой акцией. Соответственно, это может позволить синхронизировать давление на Россию в минском формате и вне его. Тогда и внутриукраинская распасовка “менять — не менять” касательно формата АТО вполне вписывается в контекст. И Москва, думается, вряд ли согласится сидеть сложа руки в ожидании такого прессинга.
Впрочем, окончательную конфигурацию покажут ближайшие недели, сколь бы банально это ни звучало.
Визит Порошенко в Париж, однако, не сводился к обсуждению упомянутых вопросов. И здесь, приходится отметить бич большинства официальных зарубежных поездок украинского президента: жестокий дефицит конкретики и четких позитивных — и, что не менее важно, понятных — программ в повестке. Этот дефицит неизменно компенсируется чрезмерно раздутой имиджевой составляющей. Которую можно выразить просто: “президент решает все проблемы”. Причем ударение — на “все”.
Ценность такого месседжа сомнительна даже в контексте пиара для внутреннего потребления. Для внешней аудитории — сомнительна еще больше.
Когда президент обсуждал вопросы поставок американского угля в Вашингтоне. Когда в Париже президент говорил о французских инвестициях в переработку мусора в Украине, это выглядело не менее странно. Как и обсуждение с с главой Сената Франции Жераром Ларше “перспектив укрепления двустороннего межпарламентского сотрудничества”. Не говоря уже о заверениях, что “французские инвесторы теперь будут чувствовать себя в Украине комфортно”. Странно — потому что с чего бы вдруг президенту заниматься энергетикой, когда есть соответствующее министерство. С какой стати ему поднимать тему, которая, хоть и сделана политической в Украине, во Франции лежит в плоскости исключительно частного бизнеса? Зачем заниматься вопросами межпарламетских контактов при живом спикере? Наконец, с какого перепугу лично обещать что-либо инвесторам (кстати, только ли французским?), если они, по идее, вообще должны проходить по ведомствам, отнюдь не входящим в структуру администрации президента?
Все это имеет смысл лишь в одном случае: если в ходе визита при участии первого лица подписываются конкретные документы — соглашения, меморандумы, договоры, разработанные теми, в чьей компетенции лежат соответствующие вопросы. Во всех остальных это просто белый шум, который в лучшем случае остается малозамеченным, а в худшем — откровенно раздражает. Порошенко рискует оказаться в ловушке самодержца, из которой уже не выбраться Путину: когда первому лицу государства приходится разбираться с ЖЕКами, это означает одно — система власти, которой, он, вроде бы, руководит, на поверку ему не подчиняется. И не работает.
