Трус, Балбес и Бывалый. Во что играют Шольц, Макрон и Драги

Выборы здорово насолили и Макрону. Победу его движения “Вперед, республика!” в первом туре парламентского марафона можно назвать призрачной: 25,75% против 25,66% у левых Жан-Люка Меланшона. Третьим финишировало крайне правое “Национальное объединение” Марин Ле Пен, не добрав чуть-чуть до 20%. Второй тур состоится через неделю, и хотя правящая партия, вероятно, удержится у власти, ее мандат будет определенно слабее нынешнего. Меланшон — евроскептик и идейный социалист, и к тому же дружен с Сергеем Удальцовым, координатором российского “Левого фронта” и лидером “Авангарда Красной Молодежи”. Будто этого мало, Меланшон — сторонник выхода Франции из НАТО. И это скверно. Это по убеждениям,а не благодаря кремлевским чекам. К слову, Ле Пен, хоть и бравшая российские деньги на финансирование своей партии, все же предпочитает отношения с Альянсом по де Голлю — с политической интеграцией в блок, но без военной. Впрочем, та еще может укрепить свои позиции за счет ультраправого электората Эрика Земмура, что сделает положение Макрона еще труднее: поддержка его партии может обеспечить сугубо “техническое” большинство, которое лишит ее маневра в законодательных инициативах.

У Шольца дела обстоят не лучше. В мае его родная СДПГ проиграла выборы в Северном Рейне-Вестфалии. Мало того, что это электорально ключевая земля (19 млн. человек из 80 млн живут здесь), она еще традиционно считалась вотчиной СДПГ. И партнеры по коалиции прилагают немало усилий, чтобы сам Шольц не засиживался в канцлерском кресле. 

Так что положение всех троих могут поправить разве что внешнеполитические успехи. Отсюда решительное, но практически невыполнимое предложение Драги перейти от принципа единогласия к квалифицированному большинству в делах ЕС. 

Отсюда поток заявлений Шольца о поставках вундерваффе для Украины. Все более решительных — и все более смехотворных по одной причине: Бундесвер представляет собой жалкое зрелище. Он практически небоеспособен и с трудом наскребает технику для ежегодных учений НАТО. В частности, из 244 танков “Leopard II” исправных 115, из 51 вертолёта “Тигр” исправных 9, из 79 NH90 исправных 18, из 10 фрегатов в строю 4, из 6 субмарин — 1. При этом германский военный бюджет почти не уступает французскому. И уж лучше водить за нос Украину, чем отвечать на вопрос, куда уходят эти деньги. 

И потом, общеевропейский квест по обеспечению Украины боеприпасами — задача объективно нетривиальная. Просто потому, что конвенционные вооружения для сдерживания советских орд во время оно рассматривались как временная мера. Основную работу должно было сделать ядерное оружие. И это определенно щекочет нервы — причем не только Шольцу. Недавнее очень размытое и осторожное заявление Генсека НАТО Йенса Столтенберга о том, что Украине, возможно, придется пойти на некие (очевидно, территориальные) уступки, — как раз об этом.

Отсюда и постоянные причитания Макрона о страдающем лице Путина. Впрочем, здесь евротрио полностью солидарно. Франция, Германия и Италия в силу различных причин — от имперских сантиментов до подкупа элит и элементарного страха — весьма чувствительны к интересам Кремля. Too big to fall — это один из основных аргументов в их логике. Отсюда и постоянные попытки склонить Украину к капитуляции — за негарантированные перспективы счастливого будущего. Вспомнить хоть макронов прожект о вступлении Украины в некую “политическую европейскую семью” в качестве альтернативы интеграции в ЕС. Впрочем, объективно приходится признать, что многие европейцы — в том числе представители правящих кругов, полностью поддерживающие Украину — считают, что своим “нет” скорейшей евроинтеграции делают нам услугу, помогая нашим реформам. То, что в случае проигрыша в войне реформировать будет просто нечего, они не представляют. После Второй мировой Западная Европа слишком пацифицировалась, слишком привыкла к культуре диалога и компромисса, чтобы это понять. Так что тезис “отдайте территории — спасите жизни” для них выглядит вполне логичным: осознание экзистенциального характера этой войны так и не настало. Отчасти это заслуга российской пропагандистской машины, отчасти — искренней уверенности, что в цивилизованном ХХI веке в Европе такого быть не может.

Но это, увы, не все. Россия перекрывает агрессию против Украины все новыми и новыми кризисами — военными, политическими, экономическими, продовольственными. Она предлагает Западу выбрать меньшее из зол — и локомотивы континентальной Европы не видят ничего предосудительного в том, чтобы сыграть в коллективного Петэна. И их совершенно не заботит тот факт, что, вопреки декларациям, это игра с нулевой суммой. Игра, по итогу которой платит не преступник, а тот, кому не повезло больше всех.

Дело в том, что Украина стремится в такой ЕС, которого уже не существует. Он завершился с войной 080808. Европа больше не занимается прозелитизмом. Она экспортирует товары и услуги — но не ценности. Кроме спорадических исключений все еще пассионарного восточного фаса, она верит в силу экономики, а не убеждений. И больше не верит в универсальность формулы европейской модели успеха. От экспансии она перешла к сохранению. И Украина для нее — неудобное напоминание об этом. Поэтому каким бы ни был вывод Европейской Комиссии относительно предоставления Украине статуса кандидата, политическое решение на саммите лидеров ЕС 23-24 июня будет для Киева контрактом, составленным Мефистофелем. В конце концов, это часть и европейской культуры, и европейской политической традиции.