Каждая встреча Путина с Трампом вызывает эффект “шока и трепета” в Украине.
Сразу же рисуются образы второй Ялты, глобальной мировой измены Украины, “продажи” Крыма. Удивительно наблюдать, как те, кто еще несколько месяцев назад радовался летальному оборонительному оружию из США, сейчас готовятся к выстрелу в спину со стороны американского партнера, который, на самом деле, так и не признал Украину своим союзником.
В случае встречи двух иррациональных актеров, которыми являются Трамп и Путин, любой прогноз относительно результатов их рандеву остается не более чем прогнозом. Однако уровень повышенного беспокойства по поводу этого саммита еще раз показывает, насколько уязвимы и даже хрупки украино-американские отношения при президенте Трампе. Это при том, что Трамп далеко не первый и, возможно, не последний президент США, который ищет “перезагрузку” отношений с Путиным. При том, что для американского президента, как можно было заметить на протяжении последнего года, резонанс на международных встречах часто значительно важнее результата. Поэтому вполне возможно, что результатом встречи будет сам факт встречи, как дал понять советник по вопросам нацбезопасности США Джон Болтон. А может и началом чего-то более неприятного для Украины.
Так или иначе, встреча Трампа и Путина — хороший повод проанализировать, где мы недооценили Белый дом Трампа, а где, наоборот, переоценили, и усилия какого характера мы должны приложить.
Во-первых, в контексте последних заявлений американского президента о возвращении России в G7 и, вероятно, о принадлежности Крыма, окончательно понятно: никаких иллюзий относительно трансформации Трампа — ни под влиянием должности, ни под влиянием окружения или расследования спецпрокурора и общественного мнения — не должно быть. Мы должны исходить из того, что Трамп не изменится в своих базовых взглядах на Америку и мир.
Во-вторых, мы должны отталкиваться от того, что Трампа Украина как страна особо не волнует. Он не имеет позитивной эмоциональной привязки к Украине. Скорее, наоборот. Соответственно, ему неинтересно инвестировать свое время, энергию и деньги в то, чтобы Украина стала демократическим развитым государством. Для него Украина сегодня — это вопрос внутреннеполитической повестки дня. В частности, важный аспект в его противостоянии с Конгрессом, который в прошлом году не в последнюю очередь из-за Украины, организовал наступление на его президентские полномочия с помощью кодификации санкций в отношении России.
Украина для Трампа — это не возможность, это, прежде всего, препятствие. Препятствие, в частности, в налаживании им отношений с Путиным. Недаром, поговаривают в дипломатических кругах, он собирал в прошлом году всех причастных к украинскому досье и просил их сделать так, чтобы украинский вопрос больше не звучал так громко. Американского президента не очень интересует и Европа, с точки зрения концепта, на котором десятилетиями держался интерес американской политики к Старому Свету в целом и Украине в частности — “Европа целостная, свободная и в мире” (Europe whole, free and at peace).
Влияние советников и членов администрации, которые могут исполнять роль, как говорят американцы, “взрослых в комнате” (adults in the room), явно переоценена. После назначения Болтона советником по вопросам нацбезопасности и Помпео госсекретарем — двух политиков, которые не были замечены в оппонировании Трампу, стало окончательно понятно: Трамп не нацелен адаптировать свою политику под советников, но настроен адаптировать советников под свою политику. Новые советники по нацбезопасности и госсекретарь могли бы принести существенную добавленную стоимость в вопросе сдерживания России, если бы вместе с министром обороны Джеймсом Мэттисом могли кооперировать и координировать свои усилия для сдерживания Трампа. Ведь для сдерживания России нужен кто-то, кто сначала мог бы сдержать Трампа относительно России. Похоже, такой координации нет. Как, тем более, и дружбы, которая, поговаривают, установилась в свое время между Мэттисом и экс-секретарем госдепа Тиллерсоном.
Сейчас важный вопрос для Украины, сохранит ли свою должность министр обороны США Джеймс Мэттис — возможно, главный наш промоутер в нынешнем правительстве США. Последние сообщения о недовольстве президента Трампа темпом выполнения его политических решений со стороны Пентагона не слишком обнадеживают в этом контексте. Хотя мы должны принимать во внимание то, что, даже если Мэттис останется на должности, его возможности влиять на президента становятся, судя по имеющейся информации, все более ограниченными. Если раньше Мэттису де-факто был выдан карт-бланш на решение вопросов военного и оборонительного характера, то сейчас наблюдается тренд на принятие Белым домом единоличных решений в сфере ответственности министра обороны (прекращение военных учений с Южной Кореей этому пример). Так что не исключено, что самая существенная роль, которую могут выполнить советники и близкие к Украине по духу члены администрации, — это притормаживать те или иные политические решения Трампа, пока он не вернется к ним снова либо же забудет об их существовании вообще.
В-третьих, стратегические безопасностные документы США и особенно развязанная Трампом торговая война еще раз убеждают: безопасность для Трампа — это, прежде всего, безопасность экономическая. Складывается впечатление, что тех, кто экспортирует в США больше всего автомобилей или стали, американский президент считает значительно большей угрозой для американской национальной безопасности, чем тех, кто вмешивается в выборы, разжигает вражду в американском обществе, нарушает территориальную целостность партнеров и угрожает союзникам. Россия с ее низким уровнем торговли с США и с ВВП почти в два раза меньшим, чем у одного американского штата (Калифорнии), с этой точки зрения, как ни парадоксально, является для Трампа угрозой меньшей не только чем Китай, но и чем такие важные союзники как Германия или Япония. Это при том, что и Германия, и Япония не просто импортируют свою продукцию в США, они еще создали сотни тысяч рабочих мест на своих автопроизводствах за океаном (свыше
600 тыс. и 800 тыс., соответственно). Лишь один маленький штрих: крупнейший в мире завод BMW расположен не в Германии, а в штате Южная Каролина в США.
Украина, по такой логике, вообще не может представлять никакой угрозы для администрации Трампа. Однако, как показывает история с решением о введении дополнительных пошлин на импорт в США продукции из стали и алюминия, каждая страна, которая торгует с США, уязвима. Украина попала под решение ввести дополнительные пошлины на сталь и алюминий в марте. И хотя в прошлом году Украина заняла лишь 24-е место среди всех импортеров аналогичной продукции в США и со своими 256 тыс. тонн выглядит не слишком убедительно на фоне почти 6 млн тонн, которые экспортировала Канада, или почти 5 млн тонн, экспортированных в США Бразилией, заметим, что новые ограничительные меры касаются 20—25% общего экспорта украинской продукции в США за последние три года.
В-четвертых, есть много оснований считать, что Путин остается для Трампа авторитетом. Сколько нужно встреч и невыполненных Путиным обещаний американскому президенту, чтобы его авторитет побледнел в глазах Трампа, неизвестно. Тем более что есть два противоположных опыта частого общения Путина с мировыми лидерами — опыт Меркель и Олланда с одной стороны, когда каждая новая встреча становилась новым разочарованием для европейских партнеров, и опыт Берлускони и Шрёдера — с другой, когда вследствие интенсивного общения восхищение Путиным и его возможностями лишь усиливалось. Мы же для себя должны понимать, что каждая встреча Путина и Трампа — это возможность для российского президента провести очередную дискредитационную кампанию против Украины. Со времен Бухарестского саммита НАТО, когда он в присутствии лидеров НАТО объяснял Бушу, что “Украина — это даже не государство”, появилось много новых сюжетов. Европейских лидеров он, поговаривают в дипломатических кругах, уже весьма утомил рассказами о том, которую резню устроят украинцы, если, не дай Бог, допустить Украину на территорию т.н. “ДНР” и “ЛНР”. Трамп, возможно, еще только должен это услышать в деталях. Крым — другая уязвимая тема для американского президента. Еще со времени предвыборной кампании у Трампа сформировалось довольно специфическое отношение к аннексии Крыма. С одной стороны, он делал откровенные заявления о том, что люди в Крыму на самом деле хотели быть с Россией, тем самым косвенно оправдывая аннексию. А с другой — уже несколько лет подряд он беспощадно критикует президента Обаму за то, что позволил Путину аннексировать Крым. Даже в прошлом году на встрече с Порошенко, по свидетельству наших дипломатических источников, он прямо спросил у украинского президента: “Вы согласны с тем, что Обама подарил Крым Путину?”. Таким образом, если отследить все заявления Трампа на эту тему — публичные и непубличные, складывается впечатление, что он и в дальнейшем больше предпочитает осуждать Обаму, а не Путина в том, что произошло с Крымом.
Украине, очевидно, надо быть готовой к постоянным “американским горкам” в диалоге с Белым домом до конца президентства Трампа, когда положительные решения будут сменяться негативными заявлениями. Кроме того, постоянно будет преследовать ощущение наличия в США двух параллельных правительств с несколько разной риторикой и несколько разным видением роли и веса Украины. Из разряда: “Есть Трамп, а есть Соединеные Штаты”. Как действовать в таком случае?
Прежде всего, как показывает опыт последнего года, в связи с низкой приоритетностью Украины для Трампа многие вещи можно делать либо же по инерции, либо без личного благословения президента. Это касается как разных программ технической поддержки Украины, которые были запущены еще при прошлых администрациях, так и политики поддержки тех или иных реформ. Последние месяцы четко продемонстрировали, что даже при наличии постоянного привлечения Государственного департамента, можно сдвинуть некоторые важные решения в повестке дня украинских реформ — в частности в контексте антикоррупции.
К сожалению, мы должны признать, что Украине так и не удалось существенно исправить свой образ в Вашингтоне, воспользовавшись приходом новой, иногда не слишком осведомленной в украинских делах, команды. Как и при предыдущих администрациях, доминирует устойчивое восприятие Украины как глубоко коррумпированной страны. Так что пока Украина не покажет и соответственно не прокоммуницирует результат на уровне той же Румынии, коррупцию могут использовать как серьезный повод поставить поддержку Украины под вопрос даже среди тех членов администрации, для которых эта тема не является приоритетной. И уже, возможно, это использует президент США, если соответствуют действительности заявления Трампа на встрече лидеров G7, в которых он в защиту своей позиции относительно возвращения России в “семерку” рассказывал западным лидерам именно о том, что Украина — одна из самых коррумпированных стран мира.
И тут, как видим, тактика купить поддержку США, на которую, очевидно, вполне логично делала ставку Украина с помощью составления масштабных контрактов на приобретение угля из Пенсильвании или модернизацию подвижного состава “Укрзалізниці” с General Electric Transportation, оказывается недостаточной (об этом я более детально пишу в ежеквартальных обзорах украино-американских отношений Truman Index). Венгрия Орбана, между прочим, также заключила почти на 1 млрд долл. контракт с General Electric на снабжение турбинного оборудования для атомной станции “Пакш”. Покупка поддержки США сработала преимущественно для снятия негативного шлейфа от предвыборной кампании, в которой Украина не значилась среди симпатизирующих кампании Трампа, и для установления прямого контакта с нынешним президентом США. Но на среднюю и дальнюю перспективу лишь этой тактики, очевидно, будет недостаточно. Кстати, вполне вероятно, что, подписав лишь два упомянутых контракта, Украина своеобразным способом уже “отблагодарила” за предоставленную нам Соединенными Штатами, по крайней мере, после аннексии Крыма, помощь. Сейчас США реализуют в Украине программы помощи на общую сумму 1,2 млрд долл., тогда как один контракт с GE достигает суммы в 1 млрд долл.
Что же касается непосредственно президента Трампа, то не следует забывать, что есть и вопрос, где его убеждения совпадают с интересами Украины. Например, относительно повышения оборонительных расходов европейскими партнерами НАТО. Более устойчивые к внешним безопасностным угрозам европейские страны — в интересе Украины. И в этом контексте следует отметить, что, учитывая одержимость Трампа этой идеей, Украина могла бы значительно лучше коммуницировать в Вашингтоне, поскольку, даже не будучи кандидатом на членство в НАТО, она уже тратит на безопасность и оборону 5% ВВП, из которых на оборону — свыше двух “необходимых” в НАТО.
Кое-кто скажет, что есть вопрос Северного потока-2, в котором мы хоть и по разными причинам, но находимся на одной стороне с Трампом. Однако некоторые американские инсайдеры настаивают, что здесь Украине следовало бы воздержаться от чрезмерных ожиданий именно относительно американского президента, поскольку доподлинно неизвестно, насколько Трамп действительно понимает все риски этого проекта, и до какой степени его позиция прочная. Не окажется ли вдруг, что, в отличие от более последовательных в этом вопросе Госдепа и Конгресса, он готов будет сдать карту Северного потока-2 в торгах с европейскими партнерами при первой же возможности?
Никто также не мешает Украине дальше играть на одном из ключевых компонентов политики Трампа под условным названием “анти-Обама”. Кто знает, может, и летальное оборонительное оружие Трамп одобрил не в последнюю очередь потому, что Обама ее Украине так и не дал? Хотя, возможно, кто-то просто удачно объяснил Трампу, что Украина собирается стать постоянным покупателем этого оружия в США. Или, возможно, сработал аргумент: если летальное оружие — это наиболее символичный жест поддержки Украины, то почему бы его не предоставить, чтобы “дитя” и его заботливые “воспитатели” в США успокоились и не мешали серьезным “дядечкам” договариваться о серьезных вещах?
Наконец, Украине до сих пор не хватает понятной для американской аудитории истории о себе. Уважаемые собеседники в Конгрессе, с которыми приходилось говорить на эту тему, считают, что проблема Украины в том, что она хочет рассказать все и сразу — и о революции, и о войне, и о реформах. Разными голосами, с разной интонацией. В Грузии, например, это разные истории и, говорят, это лучше работает на берегах Потомака. Но тут возникает другой вопрос: можно ли рассказать убедительную историю об Украине, если роль Украины-жертвы уже исчерпана, а роль победителя еще не выписана?
