Теперь — без Елбасы. Как Казахстан отбивается от России

Через год после известных казахских событий, включавших, среди прочего, стремительный ввод российских войск под видом контингента ОДБК, и еще более стремительный их вывод по требованию президента Касым-Жомарта Токаева и под давлением Китая, Конституционный суд Казахстана лишил Нурсултана Назарбаева звания “Елбасы”, что означает “Лидер нации”.

Титул “Елбасы” давал длинный список привилегий, возвышая его носителя над простыми смертными до уровня полубога. Это был страховой полис Назарбаева, гарантия его личной безопасности после тридцати лет правления, за которые всякое бывало. Назарбаев “ушел, чтобы остаться” в марте 2019, расставив повсюду своих людей — но менее чем за четыре года полис обнулили. Sic transit…

Касым-Жомарт Токаев и его место в новейшей казахской истории

События годичной давности стали последней попыткой назарбаевского окружения воспрепятствовать демонажу уютной системы, сложившейся после СССР, в которой они жили при Назарбаеве, и хотели бы жить дальше. Москва, выполнив от имени ОДКБ полицейскую операцию по зачистке толпы, использованной втемную, сделала ставку на Токаева, надеясь, что тот, в силу слабости, будет ее вассалом, а не тем, чем был Назарбаев. Но просчиталась, почувствовала это сразу, и ужасно обиделась. Токаев же за прошедший год укрепился у власти, победив на новых внеочередных президентских выборах, чуть более демократичных, чем предыдущие, в 2019 году.

Значит ли это, что Казахстан стал демократией? Нет. Но внешних признаков демократии в нём стало больше, и это хороший знак. С переходом от дикатуры к демократии все обстоит примерно так, как с перевоспитанием дикого хама в социально приемлемого человека: в один ход это не получается. Всегда будет период фальшивой вежливости под давлением окружения. Если мы говорим об обществе, то это период более или менее просвещенного авторитаризма. Демократий, которые родились бы прямо из диктатуры, история не знает. Из местного гражданского самоуправления — да, знает, это США. Но то был уникальный опыт, в очень специфических условиях, и тоже очень трудный и извилистый. А вот так, сразу, от диктатуры прямо в демократию — такого не бывает. Всегда случается этап перехода, когда устанавливаются твердые правила игры: сначала для всех, кроме диктатора, потом, если над диктатором довлеет достаточная сила, внешняя или внутренняя, а чаще — и та, и другая, рамки ставятся и диктатору тоже. Потом гражданская и политическая субъектность в этих рамках расширяется и укрепляется. И все это происходит не вдруг, а очень постепенно. Процесс занимает от полувека, при очень удачном старте, до века-полутора, если все идет просто хорошо, без явных сбоев и откатов назад. Попытки же выстроить демократию на ровном месте, вытоптанном диктатурой, неизменно ведут к падению в охлократию, выбраться из которой крайне сложно, если вообще возможно. Пример такой охлократии — Россия. Пример демократии, достигнутой через авторитаризм, навскидку — Великобритания. Ближе к нам по времени — Португалия через Салазара и Испания через Франко. Еще ближе Чили, которая чуть было не спрыгнула в кубинский охло-социализм, но была перехвачена Пиночетом в последний момент, уже в падении.

Вблизи эти диктаторы смотрелись не очень симпатично, но альтернатива им была много хуже. Единственная альтернатива переходной диктатуре — это неофеодализм, беспредел уголовников, от Ленина до Путина, беспредельный террор, уже безо всякой морали и берегов, и последующее крушение общества, на месте которого остается только атомизированная популяция.

Так вот, Казахстан сегодня находится в периоде формирования более просвещенной диктатуры, по сравнению с назарбаевской. На это Токаева толкают и внешние, и внутренние факторы.

Внутренний фактор — крепнущее национальное самосознание казахов. Единая казахская нация рождается на наших глазах, и ее рождению способствуют внешние опасности, заставляющие казахов консолидироваться. Это их соседи: с одной стороны — Российская Федерация воров, убийц и просто деградантов, мечтающих о завоевании и покорении Казахстана, и низведении казахов до роли бесправных рабов. С другой — Китай, где процесс просвещения диктатуры определенно зашел в тупик и демонстрирует признаки отката назад. Впрочем, Китай в любом виде несет для Казахстана риски, и не в силу агрессивности (он, в отличие от России, как раз не агрессивен) или недемократичности, а из-за своих огромных, во всех смыслах, размеров. Конечно, Казахстан не растворится в Китае мгновенно, но за 3-4 поколения это возможно. А казахи, освободившись от советского диктата, и изживая российское влияние, почувствовали вкус к тому, чтобы быть именно казахами. И если Токаев хочет укрепить свою власть, ему нужно подыгрывать казахским националистам. Что он и делает, как раньше это делал Назарбаев. И поскольку всякий гражданский национализм — симпатичное явление (недаром же его люто ненавидят неофеодалы во всем мире), это добавляет симпатичных черт и сложному, очень неоднозначному образу Токаева.

Токаев — не демократ, он переходная фигура на следующем этапе развития казахской демократии. И ведет он себя по-другому не потому, что чем-то лучше Назарбаева, а, потому, что действует в других условиях. Казахское общество продвинулось в формировании гражданской нации, а окружение Казахстана изменилось. Россия окончательно рухнула в нацизм, утратив адекватное восприятие реальности. В Китае всё стало сложнее, чем, к примеру, десять лет назад. А в Казахстан инвестировали так много западных денег, что Токаев — или любой другой казахский правитель — может быть уверен в поддержке Запада при любых посягательствах на казахскую независимость, и может ориентироваться в экономике также и на Запад, а не только на Китай и Россию. Но успешное сотрудничество с Западом требует соблюдения некоторых приличий. Неважно, если эти приличия будут лишь декорацией, и всем это будет понятно. Здесь фальшивая вежливость лучше, чем искреннее хамство.

Экономические отношения с Пекином и Москвой для Казахстана тоже очень важны. Но независимость Казахстана, без каких-либо уступок, даже в мелочах, как основа укрепления национального самосознания казахов, всегда важнее. И прагматик Токаев, выбирая между плюсом к экономике и к нацбилдингу неизменно выберет нацбилдинг.

Вот, собственно, вся политика Токаева, на весь семилетний срок его президентства. Затем, Токаев, которому тогда будет 76, уйдет на покой, заложив традицию регулярной смены власти. В эту схему, где Казахстан балансирует между Россией, Китаем, Западом и обретает стабильное развитие за счет роста казахского гражданского национализма, органично вписывается все, что там сейчас происходит. А, собственно, что там сейчас происходит?

Прагматичный Казахстан

В начале последней декады декабря Токаев, в ходе визита в Узбекистан, подписал два договора: о союзнических отношениях и о демаркации казахско-узбекской границы. Пять дней спустя, на неформальной встрече глав государств-участников СНГ Токаев приветствовал интерес России к железнодорожному проекту Казахстан — Туркменистан — Иран. Несколько ранее, 14 сентября, прямо перед саммитом ШОС в Самарканде, в Казахстан прибыл с визитом Си Цзиньпин. Это была его первая поездка за рубеж после начала пандемии ковида, что показало особое значение, которое Пекин придает китайско-казахским отношениям. По итогам визита было подписано десять соглашений о сотрудничестве: экономическом, энергетическом, научно-техническом, транспортном, таможенном и трансграничном. Си Цзиньпин в ходе визита также заявил, что несмотря на перемены в международной конъюнктуре, Китай будет поддерживать Казахстан в защите независимости, суверенитета и территориальной целостности. Вспомнив заявления, постоянно раздающиеся из Москвы, легко увидеть и источник угроз, защита от которого может стать актуальной для Казахстана, в чем ему готов прийти на помощь дружественный Китай.

Иными словами, Казахстан, в силу расположения и ресурсности, уверенно становится региональным транспортным и экономическим центром Средней Азии. И, поскольку он ведет разумную политику, и никого не собирается завоевывать, никто и не против такой его роли. С Токаевым все стараются выстраивать ровные отношения, и это, в целом, не сложно, поскольку тот ведет себя мирно и адекватно. Это положение вещей поняли и приняли все, кроме России. Москва, устремленная в прошлое, живя то ли в СССР, то ли в Российской Империи, психологически не готова к казахской независимости, и постоянно пытается то одернуть возомнившего о себе вассала, то пригрозить ему карательной военной экспедицией.

В свою очередь, казахи давно не считают себя вассалами Москвы — но, вместе с тем, они ничего и не забыли. Им есть что вспомнить: казахский Голодомор не уступал по масштабам украинскому, а размах имперского хамства и презрения к казахской культуре был даже большим, чем к украинской. И московско-имперские обострения казахов раздражают, на чисто эмоциональном уровне. А на уровне рациональном, глядя на Украину, казахи понимают, что с таким соседом, как Россия, нужно всегда быть готовым дать ей вооруженный отпор.

А еще через Казахстан Россию покинуло порядка полумиллиона беженцев. И это именно беженцы, а не “релоканты”, решившие пересидеть два-три месяца, может быть полгода. Белый пушистый зверек пришел в Россию надолго, а жизнь коротка, и “пересидеть” 30-50 лет смуты нереально, нужно устраивать свою жизнь на новом месте. Причем и 30-50 лет — это оптимистичный сценарий. В реальности все в России будет, вероятно, и дольше, и хуже.

Так вот, о беженцах. Большая часть их мигрировала дальше, но тысяч сто-сто двадцать осело в Казахстане. Речь сейчас не о том, чем они там занимаются, и много ли среди них агентов спецслужб (спойлер: очень много, и они массово организуют через Казахстан “серый экспорт” электроники в обход санкционных запретов). Речь о другом: в какой степени имперские ароматы от этой лужи будут портить общий дух казахского национального строительства? К тому же в Казахстане и без них было довольно много русского, русскоязычного и москвомозглого населения. На прошлом этапе нацбилдинга оно было фактором раздражения, а, сейчас, причем, вне зависимости от угроз из Москвы, стало проблемой, настоятельно требующей решения. И “русских духов” в Казахстане начинают вежливо, но твердо запечатывать в сосуды с надписями на казахском языке, который этим духам приходится учить.

Это вызывает дикий вой из московской Преисподней, а он, в свою очередь, ужесточает отношение казахов к русским бесам, как местным, так и московским. С московскими разговаривают вежливо, но твердо, укрепляя черту, через которую те не могут переступить. Так, буквально на днях, Казахстан расторг соглашение о взаимной конвертируемости тенге и рубля. А на местных русских бесах подчас срывают накопившееся раздражение — нервы не железные, а вонь “русского мира” сильно достала.

От этого русские бесы в Москве воют еще громче, образуя систему с положительной обратной связью, отчего Токаеву приходится вносить в нее административные фазовые задержки. Если этого не делать, ситуация может принять такой размах, что русских просто выкинут из Казахстана, не разбираясь, кто виноват, а кто рядом случайно стоял, и это будет неправильно. Многие русские могут быть полезны, если выбить из них имперский дух и обучить приличным манерам. Массовые депортации в наше время — дурной тон, а Казахстан, как мы помним, выстраивает себе позитивный имидж… И, потом, куда прикажете гнать это стадо? Самых упоротых можно вышвырнуть в Россию — но не всех же? Все же казахи не русские звери.

Одним из последних поводов для обиженного московского воя стала “юрта несокрушимости”, установленная в Буче. Конечно, Казахстан помогал и помогает Украине и более масштабно, но юрта для обогрева жителей Бучи, получившей общемировую известность из-за военных преступлений русских оккупантов… Да еще поставленная в ответ на удары рашистов по гражданской инфраструктуре… Это — уже символ. И спикеру МИД РФ Захаровой поручили юрту разъяснить, а та призывала Астану “дать официальные разъяснения по этому вопросу во избежание дальнейшего раскручивания этой темы с целью нанесения ущерба российско-казахстанскому стратегическому партнерству”.

Ответ из МИД РК был прекрасен и гениален. Захаровой разъяснили, что юрта — традиционное жилище казахских кочевников, в данном случае — бизнесменов, легко переносится на новое место, собирается где угодно, и правительство Казахстана не видит в этом никакой проблемы. А в Украине тем временем появилась и вторая “юрта незламности” — в киевском парке Шевченко.

История с юртами — частный случай, который иллюстрирует общую тенденцию. Москва, охваченная имперским бредом, сама загоняет себя в изоляцию, разрушая все интеграционные проекты со своим участием. Это повторяет сценарии 1990 года, но на сей раз распад уже наверняка перекинется на территорию РФ.

Что же до Казахстана, то он, как и Украина, будет постепенно демократизироваться, и наши страны будут дружить. С общей границей правда пока сложно. Но у Казахстана есть выход к Каспию, а Кубань… ну, в общем, взгляните на старые карты. Конечно, это уже другая тема, и дело будущего, но проблема, в принципе, решается.

Сергей ИЛЬЧЕНКО