Течение стали

Наша страна получила в наследство от СССР мощный горно-металлургический комплекс (ГМК). Но при всех кажущихся идеальных стартовых условиях на протяжении 20 лет независимости отечественная металлургия смогла приблизиться к советским объемам производства лишь во второй половине 2000-х.

В 1986—1990 гг. Украина стабильно выпускала 48—52 млн. т стали. Такой уровень производства обеспечивали четыре сотни предприятий и организаций ГМК, на которых работало более полумиллиона человек.

“Продавать-то они его продают. Только кто ж его покупает?”

Говорит заслуженный металлург Украины Вадим Гуров: “У нас любят сравнивать сегодняшнее положение дел, ориентируясь на ситуацию в стране в 1990 году. Но ведь расцвет советской экономики приходился на 1970—1980-е годы, после чего она начала медленно, но уверенно падать. И развал СССР это падение лишь ускорил. А те четырнадцать металлургических заводов, которые работали на экономику всего Советского Союза, для независимой Украины в девяностых оказались обузой. Столько металла, сколько они могли производить, нам тогда было не нужно”.

Действительно, с обретением независимости страна потеряла огромный рынок СССР. И если раньше директора предприятий были озабочены исключительно производственными вопросами, то теперь было необходимо учиться продавать.

Ситуацию усугубляло и качество продукции предприятий, ведь половина украинской стали производилась устаревшим мартеновским способом. Тогда как более 60% стали в мире производилось в кислородных конвертерах и около 30% — в электропечах. (Первая мартеновская печь была создана французским инженером-металлургом Пьером Мартеном еще в 1864 г., а в 1970-х гг. их строительство в мире полностью прекращено.)

Кроме того, износ оборудования отечественных заводов составлял 70—80%. А некоторые прокатные станы были построены еще при царе.

Криворожский журналист Сергей Капустин вспоминает хоть и анекдотичный, но вполне реальный случай из отечественной “маркетинговой” практики 1990-х, о котором ему поведал директор одного из предприятий.

“Мы получили рекламацию на крупную поставку нашей арматуры в Северную Африку. Так как цена вопроса была высока, я решил разобраться с проблемой на месте лично. И заказчик продемонстрировал качество нашей продукции весьма оригинальным способом. Он сидел на верблюде, помощники подавали ему арматуру, а он ломал ее пополам о горб животного”, — смеется рассказчик.

Впрочем, это частный случай. Тем не менее на протяжении 1990—1998 гг. отмечается ухудшение финансово-экономических показателей метпредприятий и резкое сокращение производства. Так, в 1995 г. выпуск металлургической продукции по сравнению с 1990 г. сократился наполовину. А средняя зарплата по отрасли при пересчете на сегодняшние деньги составляла 139,1 грн. в месяц.

Ощутимый удар по металлургам нанес и финансово-экономический кризис августа 1998 г. Затраты на 1 грн. товарной продукции тогда составляли 102,6 коп. А финансовым результатом работы отрасли стал убыток в 1,035 млрд. грн. Существенно возросла кредиторская задолженность — 74% от объема реализации продукции. Росли долги по платежам в бюджет, Пенсионный фонд, по выплате заработной платы и за энергоносители.

При этом отрасль была фактически брошена на произвол судьбы. Новая система государственного управления только формировалась. Настоящая приватизация еще не началась. Те же, кто тогда контролировал металлургические предприятия, очень мало заботились о будущем заводов, стремясь получить максимальную прибыль из имеющегося ресурса “здесь” и “сейчас”. В стране процветал бартер. А на рынке происходил круговорот каких-то фиктивных векселей, по которым новые местные “бизнес-элиты” пытались взимать с предприятий несуществующие долги. Доходило до того, что некоторые директора поставили автоматчиков в своих приемных, а на дверях офисов появились “фейс-контрольные” объявления: “Вход в заводоуправление в кроссовках, спортивных костюмах и кожаных куртках запрещен!”.

Ставка на металлургов сыграла

И все же металлургия оставалась базовой отраслью отечественной экономики. (Уже в 2000-х гг. комплекс обеспечивал около 25% общего объема ВВП и 40—50% валютных поступлений в бюджет.)

Поэтому в поисках путей выхода из кризиса государство сделало ставку на метпредприятия. И в 1998 г. Верховной Радой был принят закон “Об экономическом эксперименте в ГМК Украины”.

Таким образом, для предприятий, которые участвовали в эксперименте (длился с 1999-го по 2001 г.):

— устанавливалась льготная ставка налога на прибыль (с 1.07.1999 по 31.12.2000 — 9%, с 1.01.2000 по 31.12.2001 — 15%);

— ставка отчислений в Государственный инновационный фонд уменьшалась в два раза, а дорожные сборы полностью аннулировались;

— пени и штрафы, начисленные до 1.07.1999 г. за просроченные платежи в бюджет и прочие госфонды, полностью списывались;

— предлагалась отсрочка на срок до 36 месяцев по налоговой задолженности;

— 70% экологических отчислений, ранее полностью уходивших государству, оставались в распоряжении предприятий.

Вспоминает Виктор Лесовой (в то время первый заместитель генерального директора объединения “Металлургпром”): “В августе 1997 г. на заседании совета директоров нашего объединения была поставлена задача за пять суток подготовить проект изменений в ряд законов о налогообложении. Чтобы уложиться в сжатые сроки, руководители предприятий прямо из зала заседания по телефону срочно вызывали своих заместителей по экономике для участия в работе над документом. Так был подготовлен проект, который и лег в основу закона “Об экономическом эксперименте...”. Далее за дело взялся наш металлургический депутатский корпус”.

Впрочем, провести закон оказалось очень непросто, так как у идеи эксперимента обнаружились могущественные противники в лице руководства министерств экономики и финансов, Государственной налоговой администрации и бюджетного комитета Верховной Рады. Они полагали, что закон приведет к резкому сокращению наполнения госбюджета. Забегая вперед, отмечу, что в результате поступления от налога на прибыль выросли почти в четыре раза при одновременном снижении его ставки на 70%. Предприятиям отрасли стало выгоднее показывать прибыль.

Говорит Вадим Гуров (в то время зампредседателя комитета по промышленной политике ВР ): “Все понимали, что если Леонид Кучма не подпишет закон, наложит вето, в парламенте его не преодолеть. Я находился в зале заседаний, как вдруг звонок от президента. Он с неким упреком говорит мне: “Что ты там наделал со своим экспериментом?..” — и вызывает к себе. Я захожу в его кабинет, на столе лежит экземпляр проекта закона, весь почерканный замечаниями министра финансов (тогда — Игорь Митюков), главы налоговой администрации (ведомство возглавлял Николай Азаров) и прочих специалистов и экспертов. Он мне его показывает и спрашивает: “Что мне с этим делать? Ты видишь, какие мнения о твоей затее?” Я полтора часа объяснял ему, что это единственный путь уйти от бартера, начать все с нуля и вывести отрасль из кризиса. Причем я сказал, что гарантирую жесточайший контроль за выполнением всех условий эксперимента. Тот, кто их нарушит, будет тут же исключен из состава участников. Президент подумал и сказал: “Ну ладно, металлургам поможем”, — и подписал закон”.

Действительно, в обмен на льготы участникам эксперимента необходимо было полностью погасить задолженность по заработной плате и не допускать новой, осуществлять в полном объеме платежи в бюджеты и госфонды, своевременно платить за энергоносители, постепенно отказываться от бартерных операций и переходить на денежные расчеты.

Вспоминает г-н Лесовой: “Предприятия — участники эксперимента ежеквартально отчитывались по четырнадцати формам. Каждую мы отмечали плюсом или минусом — выполнено или не выполнено. Если завод получал три минуса, он выводился из эксперимента”.

“Я входил в состав рабочей группы, которая следила за ходом эксперимента, — отмечает г-н Гуров, — эта же группа вносила предложения, в случае невыполнения того или иного условия, о лишении предприятия-нарушителя всех льгот. Поблажек мы не делали никому. Помню, обсуждали вопрос об исключении Южного горно-обогатительного комбината (ЮГОК) за неуплату поставляемой электроэнергии. Контроль над комбинатом тогда осуществляли структуры, связанные с Юлией Тимошенко. И, несмотря на то что она уже занимала должность вице-премьера по ТЭК в правительстве Виктора Ющенко, мы ее вызвали на заседание рабочей группы и пригрозили, что в случае невыплаты задолженности за энергоносители в ближайший срок ЮГОК будет исключен из эксперимента. Угроза подействовала, и уже на следующий день долг в 4 млн. грн. был погашен”.

Таким образом, за период действия эксперимента значительно (более чем на треть) увеличилось производство основных видов металлургической продукции. “Важно, что были разморожены счета предприятий, — считает Виктор Лесовой, — это позволило им выйти на внешний рынок”. (Напомним, что металлургам были полностью списаны все пени и штрафы за просроченные платежи в бюджет и прочие госфонды). И выручка от реализации продукции заводов на экспорт выросла более чем в семь раз.

Благодаря указанным выше государственным преференциям рентабельность реализованной продукции за весь период действия эксперимента увеличилась в два раза. Оживилась инвестиционная политика предприятий. Так, в 2000 г. капиталовложения заводов составили 65% суммы вложений трех предыдущих лет (1997—1999) вместе взятых. Практически исчезли бартерные операции. Ведь уровень расчета деньгами между предприятиями отрасли вырос с 5,7% до 95,5%. При этом за счет метпредприятий на внутреннем рынке появились дополнительные 18 млрд. грн. Излишне говорить, что и задолженность по заработной плате была почти ликвидирована.

И самое главное — эксперимент разбудил внутренний рынок: вслед за металлургами в рост пошли горняки, угольщики, энергетики, металлообработка, машиностроение, химики, строители, транспортники. За ростом платежеспособности населения подтянулась пищевая промышленность, торговля. Не остался внакладе и банковский сектор — ведь пошли денежные расчеты между предприятиями.

Когда действие эксперимента уже закончилось, осенью 2001 г. ВР приняла закон о его продлении, который, впрочем, уже не имел такого эффекта. “Мавр сделал свое дело, мавр может уходить”. Так, в целесообразности продолжения эксперимента стали сомневаться сами его участники. Дело в том, что наличие льгот и преференций со стороны государства для отдельно взятой отрасли стало хорошим поводом для возбуждения антидемпинговых расследований (и введению заградительных мер, преимущественно в виде высоких ввозных пошлин) в отношении продукции украинских металлургов по всему миру. Риск потерять старые рынки сбыта и не закрепиться на новых приобрел более чем реальные очертания. И некоторым предприятиям было выгоднее отказаться от льгот, работая на общих основаниях.

Как бы то ни было, “эксперимент в ГМК позволил металлургам прочно встать на ноги, — говорит г-н Лесовой, — и обеспечить финансами программы модернизации своих предприятий”.

Так был ли это эксперимент или простое демпингование? Судите сами, но я отмечу лишь два момента.

Во-первых, некоторые преференции металлургического эксперимента были перенесены в отдельные законы для предприятий других секторов экономики. Закончилось это тем, что ставка налога на прибыль для всех украинских предприятий была уменьшена до 25%.

Во-вторых, во время последнего финансово-экономического кризиса об украинском протекционистском опыте вспомнили в ведущих сталелитейных странах. И для спасения своих металлургов правительства Китая, России и США приняли ряд мер, очень напомнивших те, которые когда-то были прописаны в нашем законе “Об экономическом эксперименте...”.

Эра модернизации

Справедливости ради отметим, что не все участники эксперимента воспользовались полученными дополнительными доходами для кардинальной модернизации своих предприятий. В основном эти деньги оказались либо в офшорах, либо послужили капиталом в сферах, очень далеких от металлургии.

Но период с 2002-го до 2008 г. все же можно охарактеризовать как эру масштабной модернизации предприятий, которая сопровождалась постоянным ростом производства. Так, в 2007 г. Украина вплотную приблизилась к советским показателям, выплавив почти 43 млн. т стали. Такие достижения были связаны как с более чем благоприятной конъюнктурой внешнего рынка (а более 80% продукции отечественной металлургии традиционно поставляется за рубеж), так и с ростом потребления металла внутри страны (прежде всего вследствие строительного бума).

Чтобы не перегружать читателя технической информацией, назову лишь два, на мой взгляд, наиболее значимых проекта реконструкции действующих производств.

Первый — Енакиевский металлургический завод (ЕМЗ), контролируемый System Capital Management Рината Ахметова, одно из старейших украинских предприятий ГМК. (Официальной датой основания завода считается 1897 г.) Именно с него началась приватизация в отрасли. На заводе в условиях действующего (!) устаревшего производства велось строительство современных агрегатов. Одними из первых на ЕМЗ заменили мартеновские печи кислородными конвертерами (в отличие от мартена конвертер совсем не потребляет природного газа). Построили две машины непрерывного литья заготовок (МНЛЗ). (Стальная заготовка — это сырье, из которого путем прокатки на станах производят конечную продукцию: лист, арматуру, пруток, различные профили и т. д. Непрерывнолитая заготовка отличается от мартеновского слитка тем, что металл по всей длине заготовки имеет одинаковые физико-химические свойства.) “Когда нам показали планы реконструкции ЕМЗ, — говорит Виктор Лесовой, — мы посчитали это маниловщиной. Как же мы ошибались!”

Второй — Алчевский металлургический комбинат (его история начинается с 1895 г.). Реконструкция завода проводилась силами “Индустриального союза Донбасса” Сергея Таруты и Виталия Гайдука. Помимо прочего, инвестор построил два кислородных конвертера и две МНЛЗ. Поверьте, среди профессионалов не было никого, кто бы не восхищался темпами и объемами строительства на предприятии.

Отметим, что в этот период обновлялись мощности исключительно аглодоменного и сталеплавильного передела. (Продуктом аглодоменного передела является чугун — сырье для производства стали.)

Наконец были заявлены планы по наращиванию производства стали в связи со строительством новых миниметаллургических заводов, таких как “Электросталь” (запущен в 2008 г.), “Днепросталь” (открытие в этом году), Белоцерковский МЗ и “Ворскласталь” (пока проекты в состоянии неопределенности). Все это в 2007 г. давало основание аналитикам прогнозировать рост производства стали в стране до 50 млн. т уже в 2010 г. Кроме того, планировалось, что после приведения в порядок сталеплавильного комплекса металлурги возьмутся за реконструкцию прокатных мощностей. Но во второй половине 2008 г. грянул кризис...

Что дальше?

Кризис 2008 г. отбросил нашу металлургию на несколько лет назад. Если бы не он, то по техническому оснащению предприятий мы бы догнали по крайней мере Россию.

При этом эксперты отмечают, что основными рисками украинских металлургов, как и прежде, являются высокая зависимость от экспорта продукции и узость ассортимента. Поэтому для сохранения конкурентоспособности на зарубежных рынках в будущем нашим предприятиям срочно необходимо возобновлять модернизацию.

А то ведь за окном уже маячит призрак нового финансово-экономического кризиса...

Валерий ДЕНИСЕНКО