Там, где упал Боинг. Три дня в Грабово

О малазийском “Боинге 777”, кабина которого рухнула на окраине села.

“Вон там обломки лежали, трупы голые выкладывали на обочину дороги, деточек так жалко…Но через крест почти ничего не перелетело. Только стог сена загорелся и авиационным керосином все полило. До сих пор, вон видите, там земля черная. И огурцы не родят”, — поддакивают сельчане.

Они сидят со своими палками на хрестоматийном месте — лавочке возле крайнего дома по улице Широкой.

Кажется, номер у него неожиданный как для села — 2б. Этот дом попал на все фото с места трагедии. Перед ним, через дорогу рухнули последние куски самолета.

А сыпались они от села Рассыпное до Грабово и знаменитый рассказ о голом человеке в кресле, который пробил крышу летней кухни у местной бабушки, здесь все пересказывают по-своему.

В Рассыпном считают, что это было в Грабово. А тут говорят: “Он был, но не у нас. Это в Петропавловке случился такой ужас!”.

Здесь же все обошлось, потому как крест чудотворный стоит! У местных отношение к кресту на краю села особое, за него действительно ничего не прилетело, и когда позже по полю, где разлетелся “Боинг” били снаряды, перемешивая с землей улики, в село опять ничего не прилетело.

Мне показывают глубокую воронку метрах в сорока ниже дома, куда прилетел крайний снаряд. Воронка глубокая, снаряд явно калибра более 100 мм, прилетел он по другую от домов сторону дороги, и эта явная неуязвимость села даже слегка пугает.

Земля на месте главных раскопок черная, выжженная солнцем и трава на ней не растет. Перед ней покосившийся столб, на нем фанерный щит со стихами неизвестного автора, а на бетонном блоке под столбом выложены потертые и побитые ветрами, дождями, снегом и жарой игрушки — плюшевые и резиновые.

Сейчас даже не понять “аутентичные” ли игрушки или их принесли местные..

Чтобы понять Грабово и местные края сюда нужно не приезжать, здесь нужно пожить.

Если переночевать на старых, с круглыми набалдашниками по краям, металлических кроватях с пуховыми перилами, поесть местных абрикос с помидорами, сходить на Миуское водохранилище, натыкаясь на бычков, привязанных под домами, что-то начинаешь понимать.

Например, что люди с палками перед импровизированным мемориалом “Боингу” сидят каждый вечер. И не просто так — они ждут своих коров.

И падение самолета — это не только история про огурцы, но и про коров: “Страх такой был! Как грохнуло, а потом самолет прям в небе разваливался! Коровы туда вниз как побежали, а пастух прям в ярок упал и схоронился! Потом в село бежал так, что тапочки потерял. Только осенью их потом нашли”.

Здесь особый мир, который от нас то ли отстал на десятилетия, то ли наоборот обогнал нас всех и пришел в будущий понятный мир пост апокалипсиса.

В этом мире каждый кормит себя сам, огороды огромны, механизация минимальна, механизмы максимально простые, развалины предприятия “для кирпича”, а человек с автоматом всегда прав.

Правда, автоматов я за три дня в Грабово не видал ни разу. Шахтерский район Донецкой области уже год как глубокий тыл — ни блокпостов ДНР, ни подразделений, ни оккупационной администрации с полицией.

Есть очень приличная старинная церковь, школа с пластиковыми окнами и даже клуб с соответствующей вывеской с украинским флагом.

Церковь в Грабово

О том, что страсти бушевали и здесь напоминают остатки блокпоста при железном знаке “село Грабово”. Он исписан надписями про “фашистов” и аббревиатурой “ФРГ”.

Видать среди местных сторонников Новороссии нашелся грамотный шутник, придумавший словосочетание “Федеративная республика Грабово”.

А так как всегда — донельзя разбитые дороги, поля и невзрачные сараи в степи и те самые знаменитые “копанки”.

Нанятый по сходной цене местный мужик Володя спокойно поясняет: “Копанки везде работают, шахты в основном позакрывали еще при Украине. Уголь возят четырехосные грузовики, да еще с наращенными бортами, тонн по тридцать берут. Какие дороги тут выдержат?”.

Дорог тут нет. Журналисты привыкли писать о трагедии малазийского самолета как о “трагедии под Торезом”. На карте оно действительно так, но на практике дорога от Тореза так непоправимо разбита, что местные чаще всего добираются к дому через Шахтерск, обходя последний участок полями.

Первый вопрос: “Не было ли дождя?”. В полях есть участок метров в двадцать, который в случае дождя не проехать и на джипе. А у местных самый популярный автомобиль — это “жигули”. В нем подвеску чинить проще и дешевле.

А в микроавтобусах и “Газелях” свое ноу-хау.

“Там, где рессоры к заднему мосту крепятся, удлиняют “стремянку” и бросают несколько дополнительных “рессор” от газелей или “газонов”. Оно, конечно, жестче гораздо, но зато дольше ходит!” — поясняет мне новый знакомый.

Память о детях — пассажирах Boing M-17

Жара, степь, тишина. Мы многое успеваем обсудить. Работы в этих местах для мужиков не очень много. Живет все, кто связан с торговлей и доставкой еды и те, кто получает “бюджетные” выплаты от ДНР и Украины. Какие-то зарплаты в рублях получают учителя и врачи. Старики ездят за пенсиями на Украину или становятся на учет в пенсионный фонд ДНР.

“Я своим на местный учет становиться строго настрого запретил — рассказывает Володя — Сказал, что пока Украина платит, надо держаться за нее. Потому что это “ДНР” история крайне ненадежная. Когда платит, а когда бросит платить, не поймешь!”

Володя и на ополчение не повелся. Историй про него у него в избытке: “Кум пошел. Зарабатывать то где-то надо, семью кормить. Ну, поначалу, было нормально, долларами платили, по 400 долларов в месяц! Потом гривнами, потом стали рублями, а как сейчас я уже не знаю. Накрыло минами отделение кума, двоих убило, а ему руку сильно порвало, в Ростове лечился, инвалид теперь. Он много где повоевать успел, а покалечило под Донецким аэропортом.

Рассказывает он это со спокойным фатализмом. Все честно — сам решил, сам пошел. Сам покалечился. Все — сам, самому и расхлебывать. Как в копанке! Он мне их много показывает.

Так выглядят копанки в Грабово

Эти копанки словно насмешка над фотографом-любителем. Ну, поле, ну сарай, обычно рядом с линией электропередач. В сарае один механизм — лебедка — и нора, конечно. В нору идет кабель для компрессора. Внутри единственный механизм отбойный молоток и ничего лишнего — ни вентиляции принудительной, ни, часто, крепежных стоек. И тоже все честно “как в ополчении”.

Сколько нарубил в день, столько и получил наличными. Бывают огромные по местным меркам зарплаты — по тысяче, по полторы в день. Бывает норы и заваливает. У моего попутчика есть и такой знакомый, с переломом позвоночника. Тоже инвалид. Тоже без пенсий, регрессов и иных выплат — ну, как в ополчении, вы в курсе.

Ряд копанок прямо рядом с дорогой на Грабово, а напротив поля с какой-то мне непонятной огородной культурой и Грабовое урочище, как часть леса.

Володя показывает на поле: “Видишь деревья? Там соседи ловушку для пчел установили, потом боялись растяжек, но пошли. Это в сентябре 2014 было. Так это поле еще алюминиевыми креслами с “Боинга” было усеяно”.

Разговоров про трофеи тут никто не поддерживает: “Сами не брали и у соседей не видели! Может, кто что и брал. Люди разные…”.

Терриконы, как древние пирамиды, внезапные и геометрически правильные

Тут можно снимать очередную серию “Безумного Макса” или еще одни “Звездные врата”. Потрясающая летняя степь, перемежающаяся очередными промышленными развалинами и терриконы, как древние пирамиды, внезапные и геометрически правильные. Развалины чаще всего довоенные. Но встречаются и свежие. На высоте перед Шахтерском крайние позиции украинской армии. Видны окопы, капониры.

“Тут раньше еще подбитая БМП стояла и целые кучи ящиков из-под боеприпасов из хорошей древесины. Сейчас уже нет ничего. Они отсюда били, здесь высота удобная, можно Дебальцево доставать. А по ним из города били. На стадионе позиции минометов были, среди домов. В Шахтерске центр, где залатан, где как шахтоуправление брошен как есть. А за украинскими позициями Контарное, так там снарядами из города инфекционную больницу всю разбило”, — поясняет мой собеседник.

Потом мы ехали через это Контарное, Шахтерская городская инфекционная больница по-прежнему без крыши и зияет провалами окон без стекол и рам. Контарное — поселок городского типа в пределах Шахтерска и инфекционную больницу расположили удобно, на отшибе. Теперь ее нет.

Путешествуя по этим местам, понимаешь две вещи, вернее одну — почему они не уезжают. Тут безумно красиво, плодородно и малолюдно.

И еще тут, на своеобразных развалинах советской цивилизации, время как-то спрессовано и война, как прошлая, так и нынешняя совсем рядом. В Грабово по окраине проходит живописная речка Миус, которая впадает в Миусское водохранилище. За ним чудный Грабовский лес. Туда лишний раз не ходят — боятся растяжек. Тут еще в ту войну проходил Миус-фронт.

И глядя на виды с господствующего берега, понимаешь, почему тут так долго держались немцы. Позиции их зениток до сих пор хорошо видны, немцы стояли здесь очень долго и обложили артиллерийские позиции и окопы белым камнем. Ямы время затянуло, а над камнем оно не так уж и властно.

От водохранилища открывается вид на противоположную степь и далекий террикон.

“За тем терриконом уже Красный Луч, Луганская область”, — поясняет мой экскурсовод.

А я понимаю, что за эти три дня ни один местный не затронул одну единственную тему — кто именно сбил малазийский “Боинг 777”.

Тут 17 июля было целое нашествие во главе с Захарченко с флагами и воздушными шарами. Был то ли траурный, то ли праздничный митинг. Когда за дело берутся специалисты из Москвы всегда трудно разобраться в классификации общественных мероприятий.

Это такой себе кремлевский стиль — тут и шарики, и траур, и проклятия в одном коктейле. Вкупе с выступлением Захарченко про “наше гостеприимное небо”. Кому интересно, посмотрите в ютубе.

 

Грабово все эти политические бури пропустило над собой. Здесь все имеют свое личное мнение, которым с чужими не охотно делятся.

Жители Грабово

Они такие не простые как кажутся с первого взгляда. Они просто живут в своей системе координат. И кстати, на рынке в Шахтерске молоко и молочные продукты гораздо дешевле и доступнее чем в Донецке. И это, наверняка, заслуга и огромного как для современного села стада Грабово. Тут давно не рассчитывают на власть и, кажется, им даже не мешает война. Эти люди — часть ландшафта.

Они знают, что здесь никогда ничего не измениться. И это их понимание стабильности.

Тут с железной регулярностью растят картошку, косят сено, разводят пчел и имеют самые минимальные связи с внешним миром.

И этот мир местами дальше Марса. Сидит такая бабушка с палкой, ждет свою корову, а рядом крест с венком “жертвам авиакатастрофы от жителей Грабово”. И на нем фото в пленке приколото. Какого-то лысоватого жизнерадостного мужика из разряда “селфи” — загорелое лицо, а за ним океан, какие-то женщины бегают. И какой страны он гражданин не понять.

 Что Австралия, что Нидерланды, что океан от Грабово далеки невообразимо.

Константин ЗАПЕРЕВАЛЬНЫЙ