“Суды по Майдану выглядят как издевательство над людьми”

Его сын Владимир Бондарчук сам искал свидетелей убийства, встречался с медиками, которые пытались спасти отца, и на начальном этапе во многом проделал работу следствия. С лета 2014 года он возглавляет общественную организацию “Семьи героев Небесной сотни” — чтобы консолидировать усилия и добиться наказания виновных в расстрелах участников Майдана. Без постоянного контроля, говорит он, этого может не произойти.

По какой причине суды затягивают рассмотрение ряда дел по Майдану, как власть в лице Порошенко и Луценко реагирует на родственников погибших, и почему смерть Небесной сотни не была бесполезной жертвой, Владимир Бондарчук рассказал в интервью LIGA.net.

Почему ваш отец вышел на Майдан, каким он был человеком?

Отец был учителем физики в Староконстантиновской гимназии Хмельницкой области. Был активным человеком, возглавлял городскую организацию ВО Свобода. Принимал участие почти во всех акциях, начиная с Оранжевой революции — налоговый майдан, языковой майдан. С первых дней Революции достоинства вместе с мамой был одним из организаторов протестов в нашем городе. А 2 декабря, после избиения студентов, призвал людей ехать в Киев, сам тоже взял отпуск за свой счет и поехал. Так, в режиме дежурства, и провел зиму на Майдане: постоянно приезжал на несколько дней, менял ребят из Староконстантинова.

В феврале он в очередной раз вернулся из Киева домой, а через пару дней узнал, что начался жесткий разгон. Пострадали несколько ребят из Староконстантинова, один из них получил осколочные ранения от гранаты. Его друг Сергей Дидыч, с которым он был в Жовтневом дворце, погиб. Он не мог оставаться дома, и поздно ночью 18 февраля они выехали назад в Киев. Добирались долго, почти сутки, потому что дороги были перекрыты.

Как вы узнали, что он погиб?

Мы с ним созвонились, договорились встретиться 20 числа на Майдане. Утром я приехал на работу отпроситься, увидел, что происходит на Институтской, и начал звонить отцу. Он уже не отвечал. Я набирал его каждые полчаса, пока добирался до Майдана. И когда уже был на Бессарабке, трубку поднял полковник милиции. Сказал, что отца убили.

Почему он поехал на Майдан? Наверное, переломным моментом для него было 30 ноября, когда избили студентов: многие из его учеников поступили в Киеве. И второй ключевой момент и для меня, и для родителей — первые убийства: Нигояна, Жизневского. Когда стало понятно, что все изменилось, и уже не будет, как оранжевая революция.

Что вам известно об обстоятельствах его смерти: кто убил, как?

Сергей Бондарчук помогает выносить раненого с Институтской

Через несколько минут — Сергей Бондарчук (справа от человека с бочкой в противогазе) лежит под колоннами Жовтневого дворца

На данный момент известно почти все. Через несколько дней после его смерти в выпуске новостей появился маленький кусочек видео, где отца несли уже раненого на Майдан. Было видно, откуда примерно несут. И кадр крупным планом. Я начал размещать фото в соцсетях. На меня вышла Вера, сестра Богдана Сольчаника (погиб на Майдане от пули снайпера — ред), и сообщила, что на первой встрече с семьями погибших им передали письмо от парня, который нес моего отца от Жовтневого дворца. Он из Харькова, ему было 19 лет, Саша Клочков. Мы с ним встретились в Киеве, поговорили. Он рассказал, что не видел самого момента ранения, видел только, что раненый отец лежал возле центрального входа в Жовтневый. Он его занес внутрь, позже на носилках его перенесли к отелю Козацкий.

Потом заработала группа “18-20 февраля”, созданная парамедиками и волонтерами, которые искали фото- и видеоматериалы, собирали доказательства. Парамедик Максим Попов привез на встречу реконструкцию расстрелов, но они больше концентрировали внимание на той части улицы, которая по стороне отеля Украина, а по отцу в фильме материалов не было. Но у них были два сырых видео, которые им передал руфер Григорий Мустанг. И на них есть кусочек, как отец с тремя другими ребятами несет пострадавшего к Жовтневому, и кусочек, где он уже лежит, его заносят внутрь и оказывают помощь. В конце видео один из врачей говорит, что он тяжелый, и его надо немедленно нести к Козацкому. Из этого видео я сделал скриншоты, опять начал собирать информацию. Так удалось найти врача Андрея Салагорника из Тернополя и других ребят. Установить весь ход событий. Когда я выступал на суде, то смонтировал все вещи в один ролик. Фактически каждая секунда есть на этом видео.

Отца ранили, когда он сам выносил раненого. В спину. На достаточно значительном расстоянии от того места, где было непосредственное противостояние.

Кто конкретно стрелял, из реконструкции событий понятно?

Пуля прошла навылет, и это не позволяет точно сказать, из чьего оружия был сделан выстрел. Но на синхронизированном видео видно, что именно в тот момент, когда отец был ранен, три представителя спецроты Беркут стреляли в его направлении с нижней баррикады возле метро Крещатик. Один из них четко зафиксирован, он сделал шесть выстрелов. Он находился в том месте и том секторе, откуда мог попасть в отца.

Это, конечно, не прямое доказательство, но если удастся установить их расстановку на баррикаде, с определенной долей вероятности можно будет сказать, кто именно его убил.

Я так понимаю, вы проделали огромную работу вместо следствия?

Все вместе. Я познакомился с Владимиром Голоднюком (отцом погибшего на Майдане Устима Голоднюка — ред). Он бывший следователь, помог мне разобраться, на что я должен обратить внимание, идя в прокуратуру. Когда я к ним в первый раз пришел, узнал, что почти никаких материалов у них нет. Они просто пришли, сфотографировали место, где висел портрет отца, и сделали вывод, что скорее всего там его и убили.

Без помощи активистов, адвокатов, — в частности, моего представителя Евгении Закревской, — мы бы не справились. Хотя после создания департамента специальных расследований Генпрокуратуры ситуация значительно улучшилась. Но опять же, нужен постоянный контроль. Если бы семьи не вовлекались в этот процесс, вряд ли были бы подвижки.

На данный момент по 20 февраля уже установлены места, обстоятельства, время всех убийств. Идет работа по 18 февраля. Я надеюсь, мы узнаем все обстоятельства и виновных.

Сейчас дано разрешение на начало досудебного расследования в деле против Януковича по 18-20 февраля, по процедуре заочного осуждения. Он для нас самый главный.

В чем его важность с учетом того, что Янукович скрывается в России?

В законе о заочном осуждении есть куча подводных камней, которые в будущем могут позволить Януковичу и его подельникам опротестовать решения наших судов в ЕСПЧ, еще и компенсацию получить с Украины. Это будет огромной насмешкой. Поэтому процедура должна быть настолько чистой, чтобы ни у одного человека не возникло в ней сомнений.

За эти годы в Украине было принято много популистических вещей, не в последнюю очередь и поэтому дела передаются в суд сырыми, “под годовщину”. Лишь бы вбросить что-то народу. А это вредит. Поменьше бы политики, побольше дела. Будет неимоверный позор для Украины, если в европейских судах мы получим оправдательные приговоры. Этого нельзя допустить. Это то, за что мы боремся. И время тут не главное. Я думаю, большинство семей понимают, что придется ждать. Не все так быстро происходит, как нам бы хотелось.

После расстрелов прошло четыре года. Многие из подозреваемых еще в первые дни сбежали из Украины. Вы верите в то, что виновные понесут наказание?

Большинство представителей Беркута, которым инкриминируются убийства (кроме одного) и 80 раненых, находятся в Российской Федерации, получили гражданство. Но мировой опыт показывает, что если государство будет заинтересовано и если мы не опустим руки, то можно и через 20, и через 30 лет найти и привлечь их к ответственности.

Как продвигается судебный процесс? Нет ощущения, что его искусственно затягивают?

Дело о расстрелах 20 февраля, по которому обвиняются пятеро экс-беркутовцев (Тамтура, Зинченко, Аброськин, Янишевский и Маринченко — ред), рассматривается уже почти два года. Это огромный объем материалов, перешли к допросу свидетелей. Процесс идет довольно ровно, даже близки к завершению. Может, через год будет приговор.

Этот суд можно назвать условно показательным. В других все гораздо хуже: дела по 18 февраля, по 19 февраля, дело по так называемой антитеррористической операции — против генерала Щеголева, дело против бывшего комроты харьковского Беркута Шаповалова. Если нет контроля общественности, то судьи с защитниками пытаются затянуть процесс. Один из судов только подсудность определял больше года. Раненые на Майдане, родственники погибших раз приезжают в суд — его переносят, два приезжают — переносят, в третий раз они уже думают, ехать им или нет. Это выглядит как издевательство над людьми.

Потому что судьи покрывают людей из системы?

Собственно, в судейской системе осталось большое количество судей, которые выносили неправомерные решения во время Майдана. И на их объективность сложно надеяться. Второй важный аспект — не реформирована судебная ветвь власти. По сути, материалы Общественного совета добросовестности, который должен был влиять на этот процесс, часто игнорируются. Они устранены от процесса реформы, а судьи защищают сами себя.

Вам не обидно, что после Майдана система, которая по логике должна была очиститься одной из первых, в результате осталась практически без изменений?

Конечно, да. Мы четыре года пытаемся что-то делать. Пишем письма президенту, руководству Высшего совета правосудия, ВККС. В ответ получаем никому не нужные отписки. Это очень плохой сигнал. Но мы не опускаем руки, не имеем на это права.

 Как власть реагирует на родственников погибших на Майдане? Порошенко?

Три года подряд в эти дни, в годовщину расстрелов, были встречи с президентом. Но обычно этот формат не дает нужного результата. Все сводится к тому, что, условно, у меня есть пять минут на выступление, чтобы озвучить проблемные вопросы, а потом начинается монолог представителей власти, которые рассказывают, как все на самом деле хорошо.

Последний раз мы отправляли обращение к Порошенко полгода назад. У нас есть несколько проблем. Изменения в УПК значительно ухудшают ситуацию с расследованием. Сейчас оно вообще зависло, потому что прокуратура утратила свои полномочия, а ГБР не создано.Кроме того, для любого следственного действия следователь каждый раз теперь должен просить разрешения суда. И в любой момент судья может сказать — нет. Поправка Лозового ограничивает срок расследования преступлений и ставит под угрозу все дела Майдана. Но наше обращение проигнорировали, поправки приняли. Не знаю, о чем дальше говорить.

Поэтому не очень хочется в четвертый раз слушать от президента одно и то же. Мы надеемся, что будет встреча с Луценко. Но опять же, так как Юрий Витальевич политик, ждем больше слов, чем дел. Вообще, в таких встречах не всегда есть конструктив, к сожалению.

В последнее время все чаще звучат слова о том, что Революция достоинства проиграла: коррупция, имитация реформ, война. Что смерти на Майдане были бесполезными.

Да, и доллар при Януковиче был по восемь, а теперь не по восемь. Я не согласен. За эти годы я познакомился с людьми, которые в тот день были рядом с отцом. Глядя на них, я верю, что страна изменится. Например, ужгородский медик Александр Данилюк, народный герой, который потом был хирургом 128 горно-пехотной бригады. Врач из Тернополя Андрей Салагорник, один из основателей медицинского батальона Белые береты. И другие, кто каждый день продолжает борьбу и с каждым шагом приближают страну к той Украине, которую хотели бы видеть и герои Небесной сотни, и все мы.

Получается, люди меняются, а политики — нет.