Страсти по Айя Софии. Как музей из залога дружбы Турции и России превратился в заложника

Почти 90 лет (с 1934 г.) с подачи первого президента Турции Ататюрка христианский храм был музеем, и уже после его смерти это решение начало оспариваться исламистами. А при президенте Реджепе Эрдогане вопрос вдруг срочно стал ребром: отдать Аллаху Аллахово.

Было бы желание — а повод юридически оспорить превращение Софии в музей всегда найдется: то подпись Ататюрка не такая, то не было официального опубликования постановления о музеефикации главного символа победы турок над Константинополем, то не было присвоено серийный номер этому акту...

Но историю с Айя Софией не стоит рассматривать саму по себе. У нее есть и религиозная, и правовая, и политическая подоплека.

Нерушимый вакф

Сторонники превращения Софии в мечеть ссылаются на вакф султана Мехмеда ІІ Фатиха. Вакф (вакуф) — в мусульманском праве это движимое или недвижимое имущество, отданное или завещанное на религиозные или образовательные цели. Передать имущество в вакф может только собственник. Поэтому султан Мехмед Фатих, завоеватель Константинополя в 1453 г., сразу же перевел захваченную Софию в собственное владение и передал в вакф как мечеть, сопроводив текст вакфа внушительными проклятьями в адрес того, кто нарушит его завещание. В принципе, он мог этого и не делать — вакф считался безотзывным и неотчуждаемым имуществом, и даже собственник не мог отозвать свое решение о превращении его в вакф. Но время шло, институт вакфа постоянно трансформировался, и уже в ХІХ веке отмена вакфа перестала считаться богохульством. Согласитесь: когда 1/3 всех земель в Османской империи входит в вакф, доходы от использования которого не облагаются налогами — это может выдержать не каждое государство. Поэтому Мустафа Кемаль, он же Ататюрк, провел масштабную национализацию вакуфного имущества, под которую попала и Айя София.

Интересная деталь: 2 июля Госсовет Турции, признав легальной национализацию Софии Ататюрком, не стал принимать коллективное решение по изменению статуса Софии, огласив это единоличным правом Эрдогана. Если Эрдоган воспользуется этим правом, он фактически восстановит завещание султана Мехмеда Фатиха, и тем самым символически станет его наследником. Можно сколько угодно спорить, насколько правомерно султан Мехмед Фатих объявил Софию вакфом. Ведь, с одной стороны, в вакф по завещанию могла быть передана только 1/3 имущества, и по шариату завоеватель мог присвоить себе только треть военной добычи. То есть, подходя крючкотворно, к завещанию султана таки есть вопросы.

Сегодня в мусульманском мире происходит постепенное восстановление института вакфа, что во многом приносит неудобства и приводит к юридическим спорам. Например, недавно Высший суд справедливости Палестины отменил решение Махмуда Аббаса о юридической передаче РПЦ территории в Хевроне, именуемой Мускубией (там, где находится Мамврийский дуб): мол, это наш вакф, ничего не знаем, извините, но право собственности передать не можем — только пользования или аренды. Это при том, что в свое время глава Русской духовной миссии архимандрит Антонин Капустин все многочисленные приобретения на Святой земле тоже оформил как вакф.

Ревизия международных договоров

Распад Османской империи в Турции до сих пор многие считают искусственной “самой крупной геополитической катастрофой”. Как известно, империя прекратила свое существование после Первой мировой войны, и территориально ужалась до размеров современной Турции на основании целого ряда международных договоров. Главным из них считается Лозаннский пакт 1923 г., разграничивший территории балканских государств.

Турция давно высказывала недовольство необходимостью придерживаться Лозаннского пакта, ставшего символом зависимости некогда Блистательной Порты от христианской Европы. В одном из своих выступлений Эрдоган заявил: “В Лозанне мы отдали Греции острова в Эгейском море, крик с которых слышен на нашем берегу. Там есть наши мечети и наши святыни. Мы до сих пор боремся за шельф”. Разумеется, от этого ревизионизма не в восторге Греция, на чьи острова в Эгейском море претендует сосед. Тем более, что рядом находится Кипр, часть территории которого оккупирована Турцией. Удивительно, но факт: статус собора Святой Софии тоже является следствием ряда политических договоренностей, заключенных Турцией до начала Второй мировой войны, начиная с того самого Лозаннского пакта.

Если верить воспоминаниям третьего президента Турции Джелала Баяра, Айя София стала залогом турецко-греческой дружбы в связи с созданием так называемой “Балканской Антанты” (”Балканский пакт” 1934 г.). Поскольку Ататюрк конструировал Турцию как светское государство, она уже не представляла для Греции религиозной опасности, что сделало возможным проведение между бывшими врагами серии переговоров о приостановлении взаимных территориальных претензий. “Балканский пакт” был своего рода предшественником антигитлеровской коалиции и на короткое время притормозил превращение Балкан в германо-итальянский плацдарм. Этот политический союз распался в 1939 г., но вряд ли этим стоит гордиться: страны-участницы попали под влияние гитлеровской Германии и фашистской Италии. Поэтому, объясняя превращение Святой Софии в мечеть прекращением (но не аннулированием!) “Балканского пакта”, турецкая сторона поступает слишком эмоционально и даже антиисторично, отметая положительную роль довоенных греко-турецких договоренностей времен Ататюрка.

Поэтому в какой-то степени “перелицовку” Айя Софии, если она состоится, можно будет считать символическим объявлением завершения кемалистского (республиканского) периода в истории Турции и перехода к статусу государства, доминирующего на Балканах. Но это доминирование, проходящее в виде реставрации, а не эволюции, еще никому не удавалось. В том, что Османская империя деградировала и проиграла в Первой мировой войне, винить стоит только Османскую империю. Таковы были правила: победители растаскивают на лоскутки побежденного. Эрдоган недоволен Лозаннским пактом 1923 г., заключенным Кемалем и гарантировавшим территориальную целостность Турции? Но если бы не Лозанна, действовало бы Мудросское перемирие 1918 г., которое заключил султан, и по которому Турцию должны были просто разобрать на запчасти союзные государства Антанты. Если говоришь “а” — то надо говорить и “б”. Ататюрк фактически спас Турцию — и теперь его провозглашают чуть ли не предателем.

Греческий фактор

И если турки десятилетиями не оставляли надежд на возвращение Софии статуса мечети, то греки тоже не сидели сложа руки. Мечта о возвращении Константинополя регулярно подпитывалась пророчествами афонских старцев о том, что София руками русских будет отторгнута у турок и вновь станет греческой православной святыней. Больше всего православной политологией занимался известный старец Паисий Святогорец, который физиологически не любил Турцию (что, впрочем, вполне объяснимо). Он часто говорил о распаде Турции, войне между Турцией и Россией, где победит последняя, после чего отберет Софию и отдаст Греции, и в храме снова будет проходить православное богослужение.

Так что религиозные интересы Турции жестко пересеклись с религиозными же интересами Греции. И уж если бить политические горшки — то пусть звон стоит по всему миру. К изменению статуса Айя Софии Эрдогана подталкивает и уверенность в том, что это принесет значительное повышение его личного рейтинга. Такие политические ходы обычно называют “маленькой победоносной войной”. Эрдоган абсолютно уверен, что никто не будет в состоянии силовым методом принудить его к сохранению статуса византийского собора. Очень удобно: если невозможно вернуть империю, можно попробовать вернуть ее символы.

И вот приходит обратка из Афин: в Пирее закрывается самый старый мусульманский молитвенный центр “Аль-Андалус”, и есть подозрения, что это только предупреждающий жест. Не секрет, что у Турции давно уже есть претензии к соседям по поводу подавления прав и религиозной дискриминации местных мусульман. Но Эрдоган должен понимать, что превратив Софию в мечеть, он автоматически приносит в жертву своих единоверцев в Европе.

Российский след

Страсти вокруг Софии с большим энтузиазмом были восприняты в России. Вначале Русская церковь сымитировала поддержку Вселенского патриархата, призвав Эрдогана не трогать музей. Потом от имени российского политикума выразил обеспокоенность депутат Госдумы РФ, председатель Международной ассамблеи православия Сергей Гаврилов: мол, изменение статуса Софии приведет к нарушению межконфессионального мира. Можно подумать, что Эрдоган так дорожит межконфессиональным миром и, тем более, защитой прав религиозных меньшинств.

С Русской церковью понятно: “вписавшись” за Святую Софию, она делает это не столько ради самого собора и защиты исторического христианского наследия, сколько ради получения своей пиар-выгоды. В условиях малодушного молчания ряда поместных церквей РПЦ пытается изобразить себя главным защитником мирового православия и тем самым подтвердить свои претензии на всеправославное первенство. Проблема только в том, что хоть и смелыми, но формальными декларациями реальное доминирование тут не закрепишь. Было бы более чем странно ожидать, что Эрдоган вдруг возьмет да и пойдет навстречу РПЦ — его как минимум не поймет та часть турецкой общественности, которая борется за превращение Софии в мечеть уже не один десяток лет. А это — удар по рейтингу.

Что касается политики, то Россия уже давно продает себя как единственную силу, способную сдерживать Турцию на Балканах. Тут не лишним будет вспомнить шокирующее заявление бывшего министра национальной обороны Греции Паноса Камменоса о том, что непризнание новой автокефальной церкви Украины (ПЦУ) входит в пакет договоренностей по безопасности между Грецией и Россией. Мол, греки обещают русским поддержку РПЦ в украинском вопросе, а русские выступают на стороне греков в случае оккупации Турцией греческих островов в Эгейском море. Конечно, это выглядит откровенным блефом — овчинка выделки не стоит. Остаются только громкие дипломатичные жесты. Ведь декларативно вступиться за Айя Софию и отбить у Турции греческие острова в Эгейском море — это две большие разницы. Но Россия, видимо, надеется, что греками прогиб будет засчитан, и Элладская церковь пожалеет, что пошла на поводу у Константинополя, признав ПЦУ.

У Эрдогана нет ни малейших резонов выполнять все эти требования. Сам приход к власти Мустафы Кемаля не в последнюю очередь ассоциируется с поддержкой Советской России, которая снабжала кемалистов деньгами, оружием, миноносцами, топливом, зерном и военными консультациями. Интересы большевиков и Кемаля в борьбе с “мировым империализмом” на тот момент совпали, и Россия при случае вспоминает свою помощь. Но уж коль Эрдоган не против пересмотреть “капитулянтский” Лозаннский мирный договор, то логика приводит и к переоценке “благодеяний” России, первой признавшей Турцию в “кемалистских” границах. Также нельзя не вспомнить участие имперской России в решении так называемого Восточного вопроса (освобождение Греции, Румынии, Черногории, Сербии и Болгарии от османского ига). В принципе, начиная с XVIII века, Россия строила грандиозные планы по своему участию в разделе Османской империи. И очень гордится всеми русско-турецкими войнами, коих насчитывается аж 12. Так что угроза пересмотра статуса Айя София — это еще и плевок рикошетом в адрес православной России, которая себя упорно называет наследницей Византии, Третьим Римом и тем более претендует на всеправославное первенство.

Вот так Айя София из залога дружбы превратилась в заложницу. Тут возникает следующий вопрос: можно ли считать натиск Эрдогана в отношении православной святыни свидетельством Божьей кары “еретическому” Вселенскому патриархату за признание Православной Церкви Украины? Ставя так вопрос, злопыхатели забывают, сколько десятилетий на месте взорванного Храма Христа Спасителя в Москве был бассейн “Лужники”, как большевики превращали российские храмы в овощехранилища, автовокзалы, морги, казармы и музеи атеизма. Как монастыри ставали тюрьмами, колониями для беспризорников, управлениями НКВД. В 1916 г. Русская церковь насчитывала 77,7 тысяч храмов, к 1941 г. из действующих осталось лишь 400. О численности репрессированных священников не стоит даже говорить. В Русской церкви это не считают Божьим вразумлением и карой за последовательную деградацию православия Российской империи. Но какой был бы прекрасный повод для злорадства, не правда ли?

Да, Вселенскому патриарху наверняка непросто наблюдать за событиями вокруг одной из двух крупнейших святынь христианства (вторая — Храм Гроба Господня в Иерусалиме). Но, начиная с 1936 г., Константинополь потерял более 90% своей турецкой недвижимости. И это никак не связано с Украиной. И ни одна поместная церковь не может быть уверенной в сохранности своего имущества даже в среднесрочной перспективе.

Надежды на то, что президент Турции не станет менять статус Айя Софии, невелики. И если крупнейший собор православного мира превратится в мечеть, это, скорее всего, будет иметь не вполне предсказуемые последствия.

Татьяна ДЕРКАЧ