Стеклянная крыша

“Крысы пьют с крысоловами

Марочное, столовое...

Может быть, делятся опытом?

Дивны дела твои, кто-то там...”

К. Иванов

“От всего происходящего у людей едет крыша”.

Да что, собственно говоря, такого уж особенного происходит? Разумеется, для родившихся эмоционально в 2014 году все внове. Для них “оранжевая революция”, приводившая тогда в неописуемое бешенство Россию, — это нечто из времен египетских пирамид. “Украина без Кучмы”, соответственно, — сродни сказкам об Атлантиде, а “революция на граните” — из эпохи динозавров. С одной стороны, исторические процессы ускоряются в геометрической прогрессии. С другой — смысловые преграды между явлениями, препятствующие видению целого, все выше. Никакая “зрада” не способна сделать их столь монументальными и монолитными. Это защитная реакция.

От кого или от чего защищается общество, садомазохистски обсуждая возможности и перспективы “социального взрыва”? 

Начнем с образа “социального взрыва”. Пожалуй, первым из известных внедрителей этого термина был Арнольд Тойнби. Британский историк, философ истории, культуролог и социолог прошлого века, автор двенадцатитомного труда по сравнительной истории цивилизаций. “Основной критерий и фундаментальная причина надломов цивилизации — внутренний взрыв, через который общество утрачивает свойство самодетерминации. Социальные трещины — следы этого взрыва — бороздят тело надломленного общества” (”Постижение истории”). 

Тойнби говорит о различных причинах таких взрывов, вплоть до солнечно-лунной активности, но главным считает утрату обществом понимания того, чем оно, собственно, является, и зачем оно. Запомним этот тезис и позже вернемся к нему.

Исторически социальные взрывы были прямо связаны с культурой (не путать с художественным творчеством!). Первый в истории человечества случай такого рода был связан с наступлением “железного века” и формированием “гоплитской демократии”. Гоплиты — это не гопники, это такие античные добробатовцы из среднего класса, неплохо вооруженные, но за свой счет, и с гражданским самосознанием. Хотя — как посмотреть.

Второй пример — Европа эпохи Возрождения, когда появилось ручное огнестрельное оружие, мгновенно уравнявшее права конных рыцарей и простолюдинов. Это тянулось вплоть до Первой мировой. Затем развитие тяжелых вооружений свело на нет инициативы масс. Сильно сузилось само понятие “социального взрыва”, поскольку оружие массового поражения стало контролировать волю масс в историческом понимании этого слова. 

Но массы не сдавались. Ответом массового сознания на блокировку его активности ядерным оружием стало возрождение влияния этических религиозных систем. За последние столетия они неуклонно вытеснялись из сознания масс, поскольку мешали научно-техническому прогрессу, заменившему понятие морали понятием прибыли. Здесь ключевое слово “этических”, то есть определяющих социальное поведение. Ибо сам способ бития в бубен бытие ни в коем случае не определяет. 

Цивилизация последовательно рушила рамки, в которые прежде было заключено поведение индивидуума. Индивидуум эти рамки каждый раз старательно восстанавливал, как бобры — плотину. Но традиционные этические нормы стали слишком санкционными для современного человека, и он либо присаживался на лайт версии современных церквей, либо впадал в мракобесие и суеверие, которые, вопреки видимой жесткости и скрепоносности, никаких требований к человеку в части его развития вообще не предъявляют. Такая вот одобренная дикость археомодерна.

Власть отреагировала собственной версией религиозного суеверия: политикой и ее мракобесным порождением — партийностью. Культуры, пытавшиеся сопротивляться привычными средствами, в итоге скатились в полный “игил”. Вместо очищающего социального взрыва оказались в жерле социального вулкана.

Украинская культура, четверть века назад имевшая все черты культуры шаманской, все же постепенно от магии политических заклинаний пришла к прогрессивному умозаключению, что за мамонтом следует охотиться в реале, а не фотошопя на стене платоновской пещеры. 

Жреческое сословие быстро смекнуло, что дешевле будет быстро изготовить чучело мамонта и таскать его по кругу до полного оголодания просветленных масс, возглавив этот процесс. Иначе из них самих понаделают чучел. 

Тем не менее общество продолжало развиваться и даже соображать быстрее, хоть и крайне неравномерно и непоследовательно. Беспрецедентная ситуация, когда все три составляющих эволюционного развития общества — этнос, народ и нация — оказались одновременно на одной территории и в одном историческом времени.

 Та часть, которая нация, достигла пределов роста вширь, и начала совершенствоваться вглубь. При этом ей казалось, что она — большинство.

Та часть, которая народ, продолжала ждать Вашингтона с новым и праведным законом, но почему-то пришел Трамп. И не к ним.

А та часть, которая этнос, получила от первых и вторых обидный статус “ваты” и обиделась, ибо на самом деле она — “агрессивно-послушное большинство”. Она решила показать, кого на этих танцах больше. И показала. Немного выгребла и отошла за угол дискотеки, недалеко чтоб.

Какая из этих частей тут чего будет взрывать и где?

Как и обещал, вернемся к классику Тойнби и его тезису об утрате идентичности как причине взрыва.

Политическая нация, безусловно, нуждается в идентичности. Ее нормальная эволюция — через национализм как идеологию негосударственной нации к гражданскому самосознанию, гражданскому обществу в своей стране. 

С национализмом у нас все сложилось, и если бы его можно было бы продавать, как газ, мы жили бы, как в Норвегии. С государством — не очень, поскольку, узурпированное политическими шаманами, оно каждый раз, когда начинало дымить, удачно делало эту реакцию управляемой. Опускало, так сказать, графитово-долларовые стержни в кипящую урановую массу. Очень точно.

Каждый раз праведный народный гнев в лице его спикеров и витий возвещал: “Доколе?!” “Ганьба! и “Геть!” Каждый раз это было весьма искренне, и находило широкое народное самоодобрение. А также аплодисменты как партера, так и галерки, купивших билеты в этот цирк под названием “евроинтеграция”. После чего наиболее яркие деятели либо успешно интегрировались в следующий политический режим (и мы их видим, знаем и помним), либо исчезали как ньюсмейкеры. Некоторые и физически исчезали.

То, что мы в новейшей истории Украины оцениваем как социальные взрывы, можно сравнить с минометным обстрелом болота. Теоретически материалов для осуществления взрывов более чем достаточно. Но на практике это случается лишь тогда, когда взрыватель, в момент выстрела вставший на боевой взвод, встречает достаточное физическое сопротивление и накалывается ударником. А если это полужидкая консистенция, то не факт.

Так вот, о консистенции. Неопределенность самоидентификации “ваты” и совка” (без учета адептов “узкого мира”) эту самую социальную разжиженность и создает. Этим людям скучно идентифицироваться, да и незачем. С внешней реальностью их связывает лишь пуповина тарифов, оторваться они еще могут, по-титушечному, а взрываться — уже боязно. 

Остаются народ и нация, как фон и фигура в гештальт-психологии.

Та часть общества, которая нация, вполне обладает всеми цивилизационными чертами, включая совесть. Чего не скажешь о власти, эту самую совесть старательно имитирующую. Нация генерирует все смыслы, касающиеся “вот-вот все взорвется”, верит в самосбывающиеся пророчества и в то, что придает ее существованию смысл — в призвание зажечь своими высокими идеями остальных. 

Проблема в том, что эта часть общества считает свое развитие завершившимся, и в онтологическом смысле это действительно так. Но остается совершено нереализованной опция применения этого развития — нужно становиться политическим классом.

У-у-у, а вот это, как говорится, засада. Это же унылая социалка, права разных человеков (да, в том числе и политически убогих! ), бюджет и кредиты, и, что самое болезненное, личный переход с печенек на сухари. С собиранием чеков за оные.

Напоминает ситуацию с обладателями так называемых “серых паспортов” неграждан в Эстонии, которые всеми правдами и неправдами противятся получению эстонского гражданства. Секрет прост: для них у России — безвизовый въезд и прочие льготы. И в Европу им тоже, само собой, — свободный ход и все права. Тамошние “ватники” придумали себе специальный термин: “мы — граждане Евросоюза”. Такой удобный политический трансгендер. И от наших, и от ваших.

Украинская политическая нация живет под стеклянной крышей своих чаяний и, благодаря этому, сориентирована лишь на “прекрасное далеко”. Которое никак не может быть к ним жестоко, ибо даже не подозревает об их существовании.

Евромайдан прогнал из страны подонков с бандитами, но благодаря этому освободил место для негодяев с жуликами. Поскольку политическая нация долго не хотела мараться в административном навозе, а когда решилась, оттуда уже раздалось сердитое хрюканье.

“Люди, живущие в стеклянных домах, не должны бросаться камнями”, — сказал английский писатель Роберт Стивенсон. Кидаться камнями очень хочется, есть в кого, да и дело привычное уже в целом. Но проблемы с крышей тогда будут исключительно на совести бросающих камни.

Мягкая, более реалистичная форма взрыва — это политический, дворцовый, административный переворот, под который потом задним числом находятся юридические оправдания для легитимизации. Но я помню, как по Майдану рыскали чиновники Януковича, готовые сдаваться и сдавать, в поисках кого-либо компетентного и уполномоченного, с кем можно было бы вести ответственные переговоры. Ну, вы сами помните эту перепуганную четверку “бременских музыкантов”, истерически визжащую: “Стоїмо, товариство! Не піддаємося на провокації!” 

Цену такому стоянию мы, судя по Минску, еще не до конца выучили. То есть нация быстро выучила, а народ еще думает отпетлять от уроков, оставаясь на второй и третий год в “нормандском формате”. А в “болото” все это падает, как мины, о которых говорилось выше — не взрыв, а всплеск.

Не будет никакого социального взрыва, пока он индивидуально не состоится в каждой голове. Приплакивания и причитания взрывом не считаются. Вот когда это произойдет, и крыша будет цела, и дом обретет порядок.

Олег ПОКАЛЬЧУК