Стачка-менеджмент

Об этом молчат Росстат и федеральные телеканалы — страну захлестывает вал трудовых протестов: митингов, пикетов, забастовок. Бастуют кондукторы, шахтеры, программисты, учителя, летчики. Протестную активность подстегивают профсоюзы нового типа. это эффективные “боевые” единицы, организующие кампании против работодателей с той же тщательностью, с какой Procter & Gamble планирует акции по продвижению стиральных порошков.

— Раздал анкеты? — энергичный светловолосый парень в брюках цвета хаки и джинсовой куртке пожимает руку худощавому молодому человеку, выходящему после смены из проходной калужского завода “Пежо-Ситроен”.

— Двое сегодня согласились заполнить,— отвечает тот.

— Мало. Подойди к людям в курилке. Завяжи разговор, пока стоишь в очереди в столовой или едешь в автобусе,— инструктирует парень. Затем он подходит к другому знакомому, выходящему со смены. Диалог повторяется.

Парень в джинсовой куртке — координатор межрегионального профсоюза “Рабочая ассоциация” (МПРА) в Калужской области Дмитрий Кожнев. Профсоюз проводит анкетирование рабочих для выявления проблем на “Пежо-Ситроене”, которыми больше всего недоволен трудовой коллектив. По словам Кожнева, уже роздана тысяча анкет.

— Результаты есть? — интересуюсь я.

— Предварительные. Люди хотят, чтобы премия была включена в оклад. Сейчас они получают фиксированный оклад и большую премию (примерно 20% ежемесячного заработка), которой работодатель может лишить их по своему усмотрению, не нарушая при этом законов. Проблема номер два — срочные трудовые договоры. На “Пежо-Ситроене” уже больше года нельзя устроиться на постоянную работу. С работниками сейчас заключается трудовой договор на три или шесть месяцев, эти договоры постоянно пролонгируются. Работники находятся в постоянной зависимости от администрации.

Из окна проходной за Кожневым наблюдает, но не вмеши-вается охранник.

— Знают меня в лицо, но боятся связываться,— кивает на охранника Кожнев.— Они нас как-то поколотили на проходной, так мы на следующий день со сварщиками с “Фольксвагена” и “Бентелера” сюда приехали. Охрана разбежалась.

К столкновениям активистам МПРА не привыкать. Этот профсоюз зародился в 2007 году на заводе “Форд” во Всеволожске. Сегодня его ячейки есть на “Фольксвагене”, “Форде”, “Ниссане”, “Пежо-Ситроене”, GM и “АвтоВАЗе”. А самой большой является “первичка” на “Фольксвагене” — там в МПРА состоят 1,7 тыс. человек, половина производственного персонала. “В городе все знают, что МПРА — это тот профсоюз, благодаря которому рабочие “Фольксвагена” имеют хорошие условия труда”,— уверяет Кожнев. Профсоюз провел на заводе серию пикетов, митингов, итальянскую забастовку и в мае 2013-го создал предзабастовочную ситуацию. В результате МПРА добился значительного повышения зарплаты рабочих (в 2008-м на “Фольксвагене” она составляла в среднем 8,6 тыс. руб., а в 2014-м — 33 тыс. руб.), пятидневной 38-часовой рабочей недели вместо прежней шестидневки и множества бытовых улучшений, от бесплатной питьевой воды до теплой курилки. Возглавлял эту кампанию нынешний председатель МПРА в Калуге Дмитрий Трудовой. А вот на огромном и социально не слишком благополучном “АвтоВАЗе” у МПРА всего 200 членов. Как объясняет Кожнев, руководство “АвтоВАЗа” старается выдворять с предприятия чрезмерно активных товарищей из МПРА. Широкой поддержки сотрудников они добиться не смогли: предприятие старое, коллектив завода привык относиться к профсоюзам по-советски, как к распределителям материальной помощи и путевок.

Профессия — органайзер

Головной офис МПРА в Петербурге разместился в штаб-квартире коммунистической рабочей партии на Очаковской улице. Под плакатом “Не пей метилового спирта!” и портретом Карла Маркса сидит человек в спортивном костюме — строитель-отделочник Абдулло Файзуллоев. Его бригаде не заплатили зарплату за два месяца (820 тыс. руб. на 20 человек), а работодатель, ООО “ПСК-Мир”, оказался фирмой-однодневкой. Но Файзуллоев не вернулся на родину, в Таджикистан, как остальные члены его бригады, а написал заявление в прокуратуру. Прокуратура, правда, розысками заниматься не стала. Тогда Файзуллоев обратился в консульство Таджикистана, его работники привели строителя в МПРА. Профактивисты выяснили, что бенефициаром “ПСК-Мир” является некий Сергей Парасовченко, но до сих пор не могут его найти.

В аппарате МПРА мало людей: в Калуге двое, в Санкт-Петербурге пятеро. Но они невероятно эффективны. Например, МПРА в Санкт-Петербурге в 2013 году организовал около 120 мероприятий: митинги и пикеты на “Антолине” (поставщике автокомпонентов) и “Ниссане”, шествие в поддержку рабочих и забастовку на “Антолине”, акции протеста работников на двух комбинатах ЖБИ группы ЛСР, пикеты на GM. Они же издают газету “Профсоюзный навигатор”. И работают с трудовыми мигрантами: дворниками, подсобными рабочими из кейтеринговых компаний и строителями. “Права дворников отстаивать проще всего, потому что грязные улицы — отличная возможность давить на администрацию”,— объясняет Петр Принев, руководитель орготдела МПРА в Санкт-Петербурге и Ленинградской области.

Трудовой, Кожнев, Принев считают себя представителями новой профсоюзной профессии — органайзеров. Они находят инициативных сотрудников на предприятии, помогают им создать “первичку” и планируют кампании по защите прав работников, сочиняют и распространяют листовки. Эти люди должны обладать смелостью, общительностью, знанием психологии и быть своими в рабочей среде. Например, тот же Трудовой начинал на “Фольксвагене” в 2008-м слесарем в цеху крупноузловой сборки, Кожнев работал токарем-карусельщиком на “Центрсвармаше” в Твери, Принев — бывший слесарь-ремонтник.

Бастуют все

Судя по данным Росстата, между работодателями и трудящимися в нашей стране царит полная гармония. В 2013 году ведомство зафиксировало всего три забастовки. Эксперты объясняют столь малое количество тем, что Росстат учитывает только забастовки, которые признал законными суд и о которых сообщают работодатели, а они не слишком-то стремятся выносить сор из избы.

Забастовки становятся нормой жизни не только в Калуге, а во всей стране. По данным Центра социально-трудовых прав (ЦСТП), который отслеживает все сообщения о трудовых конфликтах в интернете, 2013 год по количеству протестов догнал кризисный 2009-й. В прошлом году в стране произошло 277 акций протеста (272 в 2009-м), причем около 40% пришлось на самые радикальные формы — забастовки, голодовки, перекрытие подъездных путей. Протестуют металлурги, работники автопрома и пищепрома, а также бюджетники, которым не платят зарплату: водители автобусов и маршруток, коммунальщики, учителя и врачи. А в этом году уровень народного недовольства может быть еще выше — экономическая ситуация ухудшилась.

По идее, выступления масс должны возглавлять профсоюзы. И в нашей стране в них вроде бы нет недостатка: в профсоюзах сегодня состоят 25 млн граждан, примерно треть работоспособного населения страны. Но из них 22 млн человек входят в структуры Федерации независимых профсоюзов (ФНПР), преемницы советского ВЦСПС.

ФНПР многочисленна, но не слишком эффективна как защитник трудящихся. В ее составе есть боеспособные структуры, отмечает ведущий специалист Центра социально-трудовых прав Петр Бизюков, например горно-металлургический профсоюз (ГМПР) с миллионом членов, который регулярно поднимает горняков и металлургов на забастовки. Но все же, по оценкам экспертов, 80-90% численности ФНПР, то есть 18-20 млн человек, приходится на пассивные профсоюзы. Они в лучшем случае занимаются распределением материальной помощи, в худшем — защищают интересы не рабочих, а корпораций, это так называемые “желтые” профсоюзы. Корпорации загоняют людей в “желтый” профсоюз (каждый устраивающийся на работу одновременно с трудовым договором в отделе кадров подписывает заявление о вступлении в профсоюз). Профсоюз, в свою очередь, информирует администрацию о появлении на предприятии “вредных” активистов и идет на уступки работодателю при подписании коллективных трудовых договоров. Не удивительно, что численность ФНПР неуклонно сокращается — федерация ежегодно теряет по миллиону человек. Секретарь ФНПР Александр Шершуков факт признает, но объясняет его проблемами отраслей, в частности лесной и металлургической. В прошлом году несколько производств, например, закрыли “Русал” и “Евраз”. Из-за этого, в свою очередь, страдают и профсоюзы.

Но более молодые и активные структуры, наоборот, развиваются — например, профсоюзное объединение КТР, второе по размеру профобъединение в России численностью 2 млн человек. В него, в частности, входит МПРА. В КТР три четверти профсоюзов — боевые, уверяют руководители МПРА. “Если вы хотите получать путевки или писать жалобы — это не к нам. К нам приходят те, кто готов сражаться за свои права”,— говорит Кожнев.

Задача профсоюза — создавать на предприятиях как можно больше “первичек” и вовлечь туда как можно больше членов. Предприятия старой экономики менее перспективны, там обосновались умеренные профсоюзы ФНПР, которые умело гасят низовой протест, объясняет Принев. К тому же коллективы там часто люмпенизированы, рабочие злоупотребляют алкоголем, а потому сильно зависят от доброй воли администрации. Лучше всего новые предприятия с иностранными акционерами, они привыкли общаться с профсоюзами на Западе. Исключение, по словам Принева,— заводы, принадлежащие китайским или корейским корпорациям. Они очень жестко искореняют на своих предприятиях “первички”, попросту увольняя активистов.

Но куда бы ни пошел боевой профсоюз, он везде натолкнется на сопротивление работодателя. Ведь для менеджмента предприятий любая забастовка — зло, прекращение отгрузки готовой продукции приводит к огромным убыткам. В 2012-м на заводе “Бентелер Аутомотив” в Калуге, поставщике подвесок для “Фольксвагена”, забастовщики — члены МПРА остановили конвейер на три дня. “Бентелер” не смог поставить подвески на “Фольксваген” и заплатил неустойку 8 млн евро (это 7% годовой выручки “Бентелера”).

Реакция нейтрализации

В шкафу в петербургском офисе МПРА стоят полдюжины толстых конторских папок с надписями Ford, Nissan, GM, “Металлопродукция”, “Антолин”. В них, говорит Принев, находятся документы по действующим “первичкам”. Папки заводятся на каждую ячейку с числом членов более десяти. А ниже полка, где папок гораздо больше,— это “первички”, ликвидированные работодателем. Читаю названия на пыльных корешках: Toyota, “Комацу”, “Перекресток”, “Тиккурила”, “Нокиан Тайрс”, “Йура корпорейшн” (поставщик “Хендэ мотор”) и другие компании.

Как рассказали в профсоюзе, в ППО на “Перекрестке” состояли около 150 водителей фур. Они получали фиксированный оклад 10 тыс. руб. и еще по 40 тыс. руб. в виде премии. Узнав о появлении ячейки, администрация сети лишила водителей премий, и люди вышли из профсоюза, часть уволилась.

Менеджмент “Йура корпорейшн” “выдавил” недовольных и нанял на свой завод в Ивангороде гастарбайтеров-узбеков из Кингисеппа. На ярославском заводе “Комацу” ячейка самораспустилась после того, как работодатель договорился с ее лидером (тот потом пошел на повышение). СФ обратился за разъяснениями в вышеназванные компании, но все они воздержались от комментариев.

К борьбе с забастовками администрация должна применять тот же комплексный подход, что и органайзеры к планированию акций. СФ составил инструкцию для работодателей по нейтрализации забастовок и прочих протестов. Если условия труда плохие, администрации придется постоянно контролировать уровень социальной напряженности в компании. Как только рабочие всерьез задумываются о создании профсоюза, работодатель может пригласить на завод лояльный профсоюз из ФНПР. Так произошло, например, на заводе “Пежо-Ситроен”, где в проф-союзе АСМ состояли около тысячи человек. “Как только мы появлялись у проходной и начинали раздавать листовки, так нам в противодействие работодатель создавал АСМ или “Роспрофмаш””,— вспоминает Дмитрий Трудовой. И волки сыты, и овцы целы.

На предприятии все-таки появились “первички” боевых профсоюзов? Проще всего прихлопнуть ячейку в зародыше. Кто-то увольняет активистов, но самые мудрые платят им хорошие отступные или отправляют на повышение. Если руководство прозевало революционную ситуацию и рабочие начали забастовку, всегда можно воспользоваться богатыми возможностями для запрета забастовок, которые предоставляют Трудовой кодекс и суды. Но лучше всего сыграть на опережение и частично выполнить требования забастовщиков. Например, вспоминает Трудовой, когда в 2012-м МПРА на “Фольксвагене” вел переговоры о 10-процентной индексации зарплат и назревала забастовка, администрация сыграла на опережение и повысила жалованье на 5,2%. Инцидент был исчерпан.

Самым модным трендом, говорит председатель “Новых проф-союзов” (входят в КТР) Иван Милых, является затягивание переговоров. Например, осенью 2013 года работницы той же Омской фабрики мороженого в очередной раз потребовали повышения зарплат. “Юнилевер Русь” вступила с ними в переговоры. Ежемесячно собиралась контактная группа, рассказывает Милых. Администрация предложила повысить зарплаты на несколько процентов. Представители профсоюза возражали: мы сейчас получаем по 13 тыс. руб. в месяц, а хотим 30 тыс. руб. Какие несколько процентов? Им отвечали: спасибо, мы вас услышали, обдумаем, а теперь давайте обсудим создание велосипедной стоянки на территории фабрики. Переговоры продолжались почти год. Но способ все-таки рискованный. К концу лета 2014-го терпение работниц истощилось, они опять вышли с пикетами.

“Не встречал случаев, когда требования рабочих были необоснованны”,— говорит Милых. Например, ижевские троллейбусники ГУП ИжГЭТ -потребовали повысить зарплату на 40%. Кажется, что это много, но кондукторы получают по 7 тыс. руб., и даже после 40-процентного повышения их заработки все равно будут ниже прожиточного минимума. Или на Камской кондитерской фабрике в Перми (ныне филиале “Нестле”) коллектив в 2008 году потребовал 21,5-процентной надбавки и переговоров по индексации зарплат. Администрация очень возмущалась чрезмерными аппетитами активистов. Но на тот момент сотрудники, занятые на производстве, получали в среднем меньше 8 тыс. руб. в месяц. Поэтому наилучшая защита от забастовок — достойная зарплата. Например, как рассказал представитель нефтехимического холдинга “Сибур”, зарплата рабочих на предприятиях объединения выше средней по отрасли и составляет 49,9 тыс. руб. в месяц, поэтому никому и в голову не приходит бастовать.

Веер Лесика

“За все 20 лет, что я занимаюсь темой трудовых конфликтов, в РФ не было и десяти забастовок, которые бы суд признал законными”,— говорит Елена Герасимова, директор Центра социально-трудовых прав. Дело в том, что забастовочные процедуры, если следовать Трудовому кодексу, запутанны и трудновыполнимы. Нарушение закона на любом этапе является основанием для признания забастовки незаконной. Петр Бизюков приводит в пример опыт профкома морпорта Санкт-Петербург, который несколько лет назад организовал забастовку по всем требованиям закона. Но вся эта гигантская работа оказалась бесполезной. За 40 дней, которые ушли на все процедуры, работодатель подготовился, остановил причалы на профилактические ремонтные работы и никаких убытков не понес. Докеры бастовали две недели, а потом признали свое поражение.

Поэтому-то профсоюзы планируют сразу целые забастовочные кампании. Что-то наверняка сработает. Например, в 2013-м на “Фольксвагене” шла борьба за выходные. Дело в том, что по правилам “Фольксвагена” можно было двигать выходные, лишь бы суммарное рабочее время соответствовало 1960 часам за год (49 недель по 40 часов). В мае-июне, когда спрос на машины был максимальным, завод работал без выходных. И администрация объявила о планах собрать неиспользованные выходные в дополнительную неделю отпуска в августе. Это вызвало всеобщее возмущение: все знали, что в эту неделю конвейер будет остановлен на плановую перенастройку. И вместо того чтобы оплатить рабочим простой (по закону в размере 2/3 заработка), он собирается “заткнуть” законными выходными этот простой и заставить людей работать все лето без выходных. Рабочие потребовали вернуть выходные, а простой оплачивать как полагается.

Переговоры ни к чему ни привели, тогда профактивисты во главе с Дмитрием Трудовым собрали 400 человек и организовали митинг с мегафонами и плакатами “Мы не крепостные! Верните выходные!”. Митингующие заняли всю площадку перед заводоуправлением. Стены сотрясались, вспоминает Трудовой. Менеджмент попрятался, охрану “внесли” в здание заводоуправления, но работодатель остался непреклонен. МПРА решил провести полномасштабную забастовку. Как полагается по закону, он уведомил работодателя о забастовке за пять дней, но администрация обратились в суд и добилась обеспечительных мер в виде запрета забастовки до рассмотрения дела. Впоследствии суд все же разрешил забастовку, но страсти уже утихли.

Тогда профактивисты заявили, что из-за трудового конфликта на “Фольксвагене” обеспечить качество сборки машин невозможно, и призвали потребителей воздержаться от покупки машин “Фольксваген”, собранных с такого-то числа. Менеджмент был взбешен. “Мы начали пикетировать дилерские центры в разных городах, от Калининграда до Барнаула. Кое-где активисты закидывали представительства “Фольксвагена” файерами, в ход пошли дымовые шашки”,— вспоминает Дмитрий Кожнев.

И тут Трудовой придумал запустить “веер Лесика” — изобретение Владимира Лесика, одного из главных активистов завода “Форд” во Всеволожске. Рабочие “Форда” пробовали бастовать по закону, но не получилось, забастовку работодатель опротестовал. И тогда Лесик предложил запустить серию забастовок. Уведомить работодателя о забастовке после семи часов вечера, когда суд и офис уже закрыты. Работодателю понадобятся один-два дня, чтобы получить постановление суда о прекращении забастовки. Как только суд вынес постановление — забастовка прекращается. Через день начинается новая забастовка, с новыми требованиями. На “Форде” таким образом бастовали 24 дня. На “Фолькс-вагене” активисты выдвинули 10 требований заранее — для 10 забастовок. Администрация поняла, что вот-вот начнется “веер Лесика”, и выполнила требования.

“При выдвижении требований всегда должен быть план В. Для начала митинг, итальянская забастовка, далее пикетирование дилерских центров, потом полноценная забастовка, вплоть до перекрытия выездов для автовозов с собранными машинами. Работодатель должен понимать, что каждый новый удар будет сильнее предыдущего”,— говорит Кожнев.

Записки из подполья

“Мы пробивались на “Пежо-Ситроен” с боями с 2011 года. Устроили на завод своего человека, чтобы собрать информацию о тамошних порядках”,— вспоминает Дмитрий Кожнев. Общий набор проблем определился быстро: невысокие зарплаты, нет аттестации рабочих мест, без которой невозможно получать добавки за вредность, срочные трудовые договоры и сильная дифференциация зарплат. Но дальше дело застопорилось. “Мы раздали тонны листовок”,— вспоминает Кожнев. Инициативные группы с “Пежо-Ситроена”, желающие вступить в МПРА, приходили и уходили. Потому что им объясняли, что если они хотят чего-то добиться, надо проводить забастовки и поставить крест на своей карьере, что работодатель поначалу будет их прессовать и придется соблюдать конспирацию. “Прививку от работодателя” не выдерживал никто. Дело сдвинулось с мертвой точки лишь в 2014 году, когда на “Пежо” нашелся решительный и независимый человек, готовый возглавить профсоюз,— оператор сборки Владимир Сорокин, потомственный рабочий. Официально профсоюз МПРА на “Пежо-Ситроене” объявил о своем существовании в июле этого года, когда набрал сотню членов и почувствовал себя достаточно сильным.

Проблема в том, что как только работники создают “первичку” на предприятии (ППО), любой рабочий, написавший заявление о вступлении в профсоюз, сразу же становится известен работодателю, потому что перечисление взносов идет через бухгалтерию предприятия. Двух-трех человек работодатель уволит, четверым вынесет выговоры. Суд потом эти приказы отменит, но у остальных сотрудников пропадает охота вступать в проф-союз. “90% “первичек”, открывшихся на ранней стадии, умирают через неделю после того, как о них узнает работодатель”,— утверждает Иван Милых. “Новые профсоюзы” насчитывают 1200 членов в основном на предприятиях пищепрома и сферы услуг.

Идеально, говорит Милых, когда “первичка” легализуется, если в ней уже состоят 50% работников. Так произошло, в частности, на Омской фабрике мороженого Unilever (бывшей “Инмарко”). В 2012-м там начался стихийный протест из-за низких зарплат. В мае 2012-го укладчицы-упаковщицы, женщины от 20 до 60 лет, остановили завод на три дня, лозунг был “Косарь за смену!”. Дело в том, что за год до забастовки “Юнилевер Русь” начал выводить персонал за штат, в частное агентство занятости “Коулмэн”. Оно, в свою очередь, “сдавало” работников в аренду “Юнилеверу”. При переводе “потерялись” часть зарплаты и надбавки за вредность. Средний заработок на фабрике снизился с 15-18 тыс. руб. в месяц до 8-11 тыс. руб. К тому же в любой момент сотрудники могли оказаться на улице без всяких социальных гарантий. В первый же день забастовки была официально создана “первичка” “Новых профсоюзов”, куда сразу написали заявления 180 работниц. Проф-союз потребовал, чтобы со всеми работниками “Юнилевер Русь” заключила прямые договоры, и все члены профсоюза получили прямые контракты. “Мы первыми в России победили “заемный” труд”,— радуется Милых. Сейчас “первичка” на фабрике мороженого по-прежнему существует и насчитывает около 200 человек.

Сергей Вострецов, председатель объединения профсоюзов России “Соцпроф”:

— Любая силовая акция со стороны профсоюзов наносит ущерб как ее участникам, так и самому предприятию. Если предприятие в результате забастовки сорвет поставки, его финансовые потери обязательно скажутся на рабочем коллективе. Поэтому решения о забастовке надо принимать осторожно, на основе оценки всех рисков. Поэтому мы стараемся решать вопросы через Трудовую инспекцию и суды, которые выигрываем в 78-80% случаях. Такая деятельность менее эффектна, зато эффективна.

Юлиана ПЕТРОВА