Стабильность по-европейски. Зачем НБУ хочет превратить банки в свиньи-копилки

Национальный банк опубликовал Стратегию макропруденциальной политики. По сути, перед нами “конституция”, которая должна обеспечить не просто финансовую стабильность и устойчивость банковской системы, но и восстановить утерянную трансмиссию между банками и реальной экономикой.

Ключевые слова здесь “устойчивость” и “взаимодействие”. Но до сих пор регулятор радовал нас либо одним, либо другим. На данный момент примерно 70 млрд грн ресурсов банковской системы герметично закрыты в капсуле “НБУ — коммерческие банки”. Центробанк привлекает свободную ликвидность финансовых учреждений с помощью выпуска своих депозитных сертификатов с космической по европейским меркам доходностью — 16-17% годовых. Банки зарабатывают таким образом на “хлеб с маслом”. Периодически регулятор перетасовывает общесистемную ликвидность, играя роль банковского Робин Гуда: привлекает деньги у “богатых” банков и выдает рефинансирование временно “бедным”.

Весь этот массив капитала вращается в закрытой монетарной системе и никак не влияет на реальный сектор экономики. С другой стороны, эта ликвидность не давит на валютный рынок и не ускоряет потребительскую инфляцию. Так обеспечивается “стабильность”.

Что касается “взаимодействия” и влияния финсектора на реальную экономику в части ускорения темпов экономического роста, тут все сложнее. Как только банки начинают чувствовать себя коньками-горбунками, пущенными на тучные поля, они тут же принимаются чудить. И теряется стабильность. Основная причина — в Украине так и не созданы эффективные каналы для продуктивного движения инвестиционно-кредитных средств. На практике существенная часть финансового потока направляется на валютный рынок с целью вывода капитала за рубеж. С соответствующим давлением на курс национальной валюты. Другая часть уходит на стимулирование потребления импортных товаров в виде потребительского кредитования. В результате — расширение отрицательного сальдо торгового баланса. Немалая толика банально разворовывается с помощью вывода кредитных ресурсов на фирмы-пустышки и применения схем перекрестного перекредитования. Весь этот “банкет” происходит, естественно, за счет клиентов банков. Данная пирамида благополучно функционирует в относительно спокойные годы. Главное условие для ее устойчивости — постоянный прирост вкладов населения. В таком случае возврат старых депозитов происходит за счет новых, и с каждого такого оборота снимается 5-10%. Но данная парабола роста резко обрывается в результате системного кризиса, когда происходит массовый отток вкладов и скрытые платежные дефициты обнажаются, как мусор на океанском дне во время отлива.

Дорогое лечение

Частотность банковских кризисов в Украине напоминает серию тяжелых инфарктов. Аллюзия неслучайна, ведь деньги называют кровью экономики, а банки — кровеносной системой. В Украине эта система изрядно забита “холестериновыми бляшками” и грозит внезапным тромбозом для всего экономического организма. Украина уже перенесла три таких инсульта в виде трех банковских кризисов, из которых два были наиболее тяжелыми — 2008-го и 2014-2015 гг. Негативное влияние последнего, по оценкам Нацбанка, составляет 40% ВВП, то есть примерно $40 млрд. А это в разы превосходит привлеченные государством за этот же период внешние кредиты и составляет более половины госдолга страны... Таким образом, отсутствие качественного макропруденциального надзора обошлось Украине очень дорого.

Финансовое благоразумие

Обратимся к дефинициям. Макропруденциальная политика представляет собой комплекс мер по минимизации системных рисков в финансовом секторе. Главная характеристика этой политики — упреждающий акцент в регулятивных мерах центробанка. Это как раз тот классический случай, когда после драки кулаками не машут. Под системным риском понимается потеря значительной частью субъектов рынка капитала текущей платежеспособности и ликвидности, вследствие чего они утрачивают способность к выполнению своих обязательств перед третьими лицами и не могут оставаться на плаву без финподдержки центрального банка. Сам термин “пруденциальный” (от англ. prudential) можно перевести как благоразумный или дальновидный. В ХІХ в. под этим “брендом” действовали страховые компании. А глобализация рынков капитала во второй половине прошлого века привела к созданию транснациональных пруденциальных надстроек, которые могли бы регулировать деятельность участников финансовых рынков в международной деятельности.

Сейчас методологией вопроса занимается Базельский банковский комитет при Банке международных расчетов, который формирует так называемые базельские стандарты регулирования. Отдельные органы осуществляют макропруденциальный надзор в ЕС и США. Не остается в стороне и МВФ, который разработал “показатели финансовой устойчивости” (financial soundness indicators) в виде макропруденциальных индикаторов. По мнению Фонда, главное условия успешной макропруденциальной политики — это ее непрерывность, а также эффективное соединение микро- и макропруденциальных практик. В первом случае речь идет об изучении непосредственно банков и их показателей устойчивости, во втором — об анализе рынка в целом и его системных рисков.

В мире принято выделять следующие цели данной политики:
1. Устойчивость финансовой системы к агрегированным шокам и рискам.
2. Контроль за отношением заемного капитала к собственному (финансовый рычаг).
3. Контроль за изменением стоимости и срочности банковских пассивов (волатильность фондирования).
4. Сглаживание финансовых циклов, когда центральный банк не допускает формирования “пузырей” на рынке активов и в то же время сдерживает их резкое обесценивание — снижение циклического влияния на капитализацию рынка капитала.
5. Контроль за системными участниками и группами.

Запасаться и еще раз запасаться

Теперь рассмотрим, насколько цели и задачи, определенные в НБУ, коррелируют с указанными выше. Во-первых, Нацбанк в своей политике планирует расширить пруденциальный надзор и на других небанковских участников рынка капитала, для чего в рамках Совета по финансовой стабильности будет налажено тесное взаимодействие с иными госрегуляторами.

Ключевым элементом становится стресс-тестирование отдельных банков и их групп. Среди методологических инструментов выделяется показатель LCR — коэффициент краткосрочной ликвидности. Он должен помочь регулятору определять уязвимость банков вследствие активации краткосрочных шоков ликвидности. Простыми словами, LCR показывает, какую долю составляют ликвидные активы банка от той суммы, которая необходима ему для покрытия интенсивного оттока клиентских средств в течение 30 дней.

К ликвидным активам при расчете коэффициента будут отнесены средства на корсчете в НБУ, вложения в государственные ценные бумаги, депозитные сертификаты НБУ плюс наличность в кассах. Что касается плановых поступлений по эффективно работающим активам, то здесь НБУ планирует разрешить временное частичное включение наиболее ликвидных из них, например, остатков на валютных корсчетах в иностранных банках.

Первой страной, которая на практике стала применять LCR, стала Саудовская Аравия (2013 г.). С 2015-го он адаптирован и в странах ЕС. К концу текущего года, “адептами” новых форм регулирования станут 45 стран. На постсоветском пространстве — это, кроме балтийских стран, Грузия, Беларусь, Казахстан и Украина.

В идеале считается, что банк должен покрывать высоколиквидными активами 100% возможного 30-дневного оттока пассивов. В то же время Базель 3 допускает переходной порог в размере 90%.

Следует отметить, что применяемые Нацбанком ранее нормативы мгновенной (Н4), текущей (Н5) и краткосрочной ликвидности (Н6) не могли выполнять функции раннего предупреждения, так как лишь сопоставляли по срочности текущие пассивы и активы (до востребования, до 31 дня и до одного года соответственно). Но они не учитывали усиленный отток средств из банков в случае стрессовых ситуаций. Такая методика так-сяк работала в условиях стабильности, но не никуда не годилась в период системного кризиса.

Новая стратегия в условиях Украины будет иметь двоякий эффект. С одной стороны, она даст банкам стимул формировать активы в ликвидных инструментах, для чего они будут скупать ОВГЗ и депозитные сертификаты НБУ, а также “паковать” валютой корсчета в иностранных банках. С другой — вся банковская система превращается в перрон, где участники сидят на чемоданах с деньгами в ожидании поезда, на котором приедут клиенты с требованием все вернуть. Ни о каком ренессансе кредитования при такой методологии говорить не приходится.

Кроме того, инвестирование в высоколиквидные инструменты будет комфортным для банков не всегда — это сегодня они могут получать до 19% по ОВГЗ и депосертификатам НБУ. Но доходность этих активов будет снижаться, и привязка к стабильности конвертируется для банков в низкие уровни операционной прибыли.

В целом такой формат целиком и полностью вписывается в прокрустово ложе европейского понимания стабильности. Вслед за Европой в НБУ определили, что их задача — недопущение быстрого роста кредитования и “вымывания денег” из банков в реальный сектор; ограничение концентрации рисков и искаженных стимулов (под которыми так и читается “национальная промышленная политика”); снижение долларизации и усиление общей системной устойчивости.

Среди конкретных рисков Нацбанк определяет: краткосрочность пассивов (почему-то никто в Украине не хочет размещать депозиты на 10 лет); долларизацию системы (а как может быть иначе, если НБУ не таргетирует курс и отправляет гривню в свободное плаванье); высокий удельный вес госбанков (привет прежнему руководству НБУ); рост потребительского кредитования; переток средств в менее зарегулированные небанковские сектора рынка капитала; высокая концентрация кредитных рисков и неработающих кредитов (систему нужно было чистить от проблемных активов, а не банков).

Резюмируем, что НБУ готовит банки к шоковому оттоку ресурсов и требует от них превратиться в свиньи-копилки. С такой политикой реальный сектор экономики еще пару лет будет барахтаться без поддержки кредитного плеча, опираясь исключительно на внутренние инвестиции своих собственников и доступные оборотные средства.

Алексей КУЩ