Как быстро Украина сможет перестроить свою оборонную индустрию, зависит прежде всего не от темпа кооперации и многообразия направлений, а от выбора идеологии перемен: сначала должны заработать мозги, а уже потом руки и заводы, а не наоборот. То есть сначала на стол кладутся международные договоры, а потом на этот ясный как божий день свет начинают слетаться инвесторы. На “перекраску забора” инвестор не придет.
По причине инфильтрации “коммивояжеров” из Москвы на все уровни украинской власти нашей стране к началу 2014 г. удалось наработать очень скромный перечень проектов военно-промышленной кооперации со странами — членами НАТО. Война изменила приоритеты и открыла перед ОПК Украины окно новых возможностей. Но пока оно остается почти незаполненным.
Мировой опыт внушает оптимизм
Что такая медлительность означает для Украины, хорошо видно на примерах Южной Кореи, Пакистана и Египта. В ХХ в., в разгар внешней военной агрессии, каждой из этих стран удалось в короткие сроки практически с нуля создать мощную авиасброчную промышленность и некоторые другие, ранее напрочь отсутствовавшие отрасли ОПК. Без быстрых достижений, возможно, сегодня мы бы видели на карте мира нищие пророссийские квазигосударства, какие-нибудь “Пакистанская рабочая” и “Корейская объединенная народная” республики. Для понимания того, как повторить подобный позитивный опыт, проанализируем успешные проекты промышленной кооперации.
Пакистан в ходе отражения агрессии при кредитной поддержке Саудовской Аравии и КНР создал две индустриальные зоны — Heavy Industries Taxila (HIT) для сухопутных вооружений и Pakistan Aeronautical Complex Kamra (PAC) для авиаракетного сегмента оборонки. Последний технопарк сегодня объединяет четыре военных авиазавода, производя и экспортируя пакистанскую авиатехнику всех типов за исключением БПЛА. Для прессы самым известными проектами HIT и РАС считаются три: полное перевооружение бронетанковых сил армии техникой собственного производства — в том числе танками Al-Khalid; сборка легких штурмовиков и истребителей китайской разработки, в числе которых бестселлер мирового рынка — штурмовик Karakorum-8; запуск сервисного центра по ремонту и обслуживанию практически всей линейки самолетов F-16 производства Locheed Martin.
В Египте проекты кооперации с партнерами были сосредоточены в индустриальной зоне Хелуан на окраине Каира, где при кредитной поддержке стран Лиги арабских государств был создан холдинг Arab Organization for Industrialization. В далекой середине ХХ в. первой продукцией холдинга стали египетские истребители разработки германского инженера Вилли Мессершмитта, которые уже не эксплуатируются и ушли в историю. Но если бы холдинга и его авиазаводов не было, Египет на сегодняшний день не имел бы возможности ремонтировать и обслуживать свой мощный парк современных модификаций боевых самолетов F-16, который превышает 150 единиц. Также разумная кооперация обеспечила египетскую сборку нескольких сотен танков M1Abrams и бронеавтомобилей компании Arab American Vehicles Со. Еще одним нашумевшим на рынке оружия египетским проектом стала организация собственной лицензионной сборки боевых вертолетов и двигателей к ним. Ее организовала европейская Leonardo-Finmeccanica (тогда она именовалась AgustaWestland) в рамках кооперации с египетской компанией Arab British Helicopter Co.
Республика Корея выбрала другой путь модернизации оборонной промышленности: как и соседняя Японии, эта страна отвергала и продолжает отвергать концентрацию финансов и усилий под контролем, то есть через госхолдинги и их совместные предприятия. Государству был оставлен контроль только над ракетостроительной компанией KARI, а остальные сегменты ОПК были распределены между четырьмя ведущими местными финансово-торговыми группами, так называемыми “чеболями”. Такой подход дал блистательный результат. В течение нескольких десятилетий всего два простых по сути фактора — опора на мощный гособоронзаказ и искреннее партнерство с государствами — военными союзниками на внешних торговых рыках — превратило эти олигархические группы сначала в полноценные корпорации с прозрачным капиталом, а затем в мировых гигантов машиностроения.
Демагогия и барьеры
До последнего времени главным отличием нашего состояния от положения упомянутых трех государств, сумевших вооружить мощные армии и отразить агрессию, была неопределенность союзнического статуса. Южная Корея модернизировала свой ОПК под зонтиком Организации договора Юго-Восточной Азии (South-East Asia Treaty Organization, SEATO), существовавшей в 1955—1977 гг. (В SEATO входили Австралия, Великобритания, Новая Зеландия, Пакистан, США, Таиланд, Филиппины и Франция.) Для Пакистана ключом допуска к самым современным на то время оборонным технологиям, огромным кредитам и трансферту специалистов была политическая воля Исламабада, приведшая к неукоснительному соблюдению положений Багдадского пакта. Следствием чего стало членство страны в созданном на его основе местном “мини-НАТО” — Организации центрального договора (The Central Treaty Organization, CENTO). Оба упомянутых оборонных блока давно утратили актуальность и распущены, но в свое время они выполнили свою задачу — отражение прямой и косвенной коммунистической агрессии, блокирование попыток СССР сотрясать регионы всевозможными “движениями за независимость и справедливость”.
Что может предложить Киев своим союзникам в контексте решений и переговоров в Варшаве? Только не демагогию, не пустопорожние разглагольствования об открытых дверях и будущем членстве в ЕС и НАТО. Очевидно, Киеву нужно предложить дееспособный план формирования многостороннего регионального оборонного союза, который бы соответствовал уровню сотрудничества между входящими в НАТО Норвегией и Данией с неприсоединившимися Швецией и Финляндией. Либо представить союзникам проект двустороннего оборонного соглашения с одной или несколькими странами — членами НАТО из числа соседей. Третьего пути нет.
Пока будет сохраняться неопределенность союзнического статуса, с ней вместе никуда не исчезнут еще два барьера на пути развития и реформирования ОПК в контексте сотрудничества с НАТО. Первый — это еще даже не наработанная модель реконструкции отраслевой системы управления в оборонке. Второй — это слабый прогресс в интеграции систем снабжения и стандартов Вооруженных сил Украины с системами и стандартами стран-соседей из Альянса.
Что касается первого барьера, то Украина сегодня структурно очень напоминает Египет и Пакистан образца середины прошлого века — большинство мощностей ОПК сосредоточено в государственных руках, в концерне “Укроборонпром” и ГКАУ. То есть, если ничего не менять, оборонное машиностроение может пойти по египетскому или пакистанскому сценарию создания группы совместных предприятий, которые образуют кластер лицензионной сборки. Однако это было эффективно полвека назад, а сегодня чревато новыми проблемами. Как минимум в те времена в оборонном машиностроении не доминировали сложные отрасли, такие как электронная и радиоэлектронная промышленность. Так что вопрос, можно ли будет повторить успех Каира и Исламабада, когда приоритеты развития ОПК изменились, условно говоря, от боевых платформ до коммуникаций, остается открытым. Южнокорейская модель представляется более эффективной, если не принимать во внимание доминирующую идеологию украинского частного капитала. Большинство крупных инвесторов страны работают сугубо на вывод средств и не рассматривают агрессию против своей страны как шанс заработать на машиностроении. В этой связи Украине необходимо подумать об условиях для широкого прихода в ОПК своих больших частных инвесторов — от стимулирующих до принудительных.
Со вторым барьером полегче — здесь Украина в прошлом году показала очевидный прогресс. Только анализ перечня успешно закрытых позиций по реконструкции или полному слому старой системы закупок, снабжения и медицинского обеспечения армии потребовал бы отдельного обзора. С другой стороны, вокруг многих схем остаются неясности. Например, можно вспомнить предложение “Укроборонпрома” отдать ему с 2017 г. на аутсорсинг секретные закупки, которые осуществляются между Минобороны Украины и Агентством НАТО по поддержке и снабжению (NSPA). Аутсорсинг предполагает поисковый уровень цены, таможенное оформление и комиссионные в размере 5%, и в целом повышает оперативность закупок. Оппоненты настаивают на сохранении за Минобороны роли торгового оператора. Теоретически это позволило бы экономить деньги за счет нулевых ставок налогообложения по рамочным соглашениям Украина—НАТО. И могло бы стать шагом к развитию так называемого грузового “военного шенгена” между Украиной и рядом государств ЕС, когда речь идет быстром перемещении через границы военнослужащих и техники военных подразделений. (Прежде всего речь идет о функционировании литовско-польско-украинской бригады.) Однако сначала Киеву нужно на уровне высшего руководства разобраться с “оборонно-блоковым” вопросом, а уже потом браться за упрощение бизнеса для тех или иных зарубежных корпораций-поставщиков.
В целом динамичная реконструкция логистики армии в Украине идет достаточно быстрыми темпами, но до тотального электронного учета и полностью автоматизированных складов еще очень далеко. Да, с новой транспортно-складской инфраструктурой, системой закупок и таможенного оформления стране будет легче привлекать инвесторов из числа крупных международных корпораций оборонного машиностроения.
Параллельно для этого нужно заниматься ликвидацией гигантских нормативных барьеров. Взять, к примеру, принятое во времена премьерства Януковича умышленно кривобокое постановление Кабмина от 20 марта 2003 г. №1807 “Об утверждении Порядка осуществления государственного контроля за международными передачами товаров военного назначения”. Им регламентирован механизм присоединения страны к режиму Вассенаарского соглашения о торговле товарами двойного назначения. Киев тогда умышленно взвалил на себя чрезмерные обязательства, чтобы сделать весь механизм нерабочим. Также можно вспомнить о действующих документах, согласно которым зарубежная компания не имеет доступа к каталогам Минобороны без аккредитации в Украине, предполагающей открытие офиса. Таким образом отсекаются все потенциальные небольшие частные инвесторы, которые, естественно, не будут начинать бизнес в стране с дорогостоящей процедуры открытия офиса. Этот и многие подобные ему примеры искусственно ограничивают возможности кооперации и расширения номенклатуры партнерских проектов между украинским ОПК и корпорациями стран НАТО.
Если в конечном итоге все закончится “евроремонтом” в отечественном ОПК, а не коренной реконструкцией, то проекты оборонно-промышленной кооперации между Украиной и странами Альянса так никогда и не станут массовыми. Они будут носить единичный или пилотный характер. Это, конечно, даст Киеву повод жаловаться о том, как партнеры якобы завуалировано отказывают ему в помощи. Хотя на самом деле будет совсем не так.
Первые ласточки кооперации
Крупнейшим из обнародованных в прессе новых проектов кооперации в ОПК между Украиной и странами НАТО с 2016 г. обещает стать выпуск гаубиц системы синхронного удара MRSI на шасси украинского танка БМ “Оплот” и вооружением 155 мм гаубицей компании Huta Stalowa Wola, Польша. Барьером на пути проекта является слабая перспектива внутреннего заказа: САУ — это одна из немногих позиций украинской армии, в котором она не испытывает видимого дефицита, обладая несколькими сотнями тяжелых гаубиц.
В отрасли авиастроения главным ожиданием нынешнего года является развитие давно работающих контрактов между “Одессавиаремсервис ОАРС” и компанией Aero Vodochody, Чехия. Оно предполагает расширение проекта сборки самолетов Aero L-39, большинство моделей которого оснащены украинскими двигателями производства “Мотор Сич”. До начала кооперации ОАРС выпускал только модернизированные усиленные учебно-тренировочные самолеты Л-39М1 и самолеты-авиамишени Л-39М.
