Слабость или измена. Что пишут американские СМИ о встрече Путина и Трампа в Хельсинки

Ранее Carnegie.ru уже рассказывал, как перед и сразу после победы Дональда Трампа на президентских выборах многие американские медиа  сосредоточились на “русской угрозе” настолько, что были готовы оправдать любую самую конспирологическую версию неожиданного триумфа. Похоже, почти два года, прошедшие после выборов 2016 года, нисколько не остудили этих страстей. Заголовки газет, журналов, сайтов и телесюжетов о встрече Трампа и Владимира Путина в Хельсинки на разный манер склоняют “измену” и “предательство”. К коллективной обструкции Трампа подключились даже твиттер-аккаунты электронных словарей Merriam-Webster и Thesaurus.com, которые, как бы ни на что не намекая, в день хельсинкского саммита начали в качестве “слова дня” публиковать синонимы слов типа treason (измена) и collusion (сговор). Даже самый лояльный Трампу телеканал Fox News, который противники президента называют “государственным” (правда, не совсем в том смысле, в котором российский Первый канал государственный: это любимое утреннее ток-шоу Трампа Fox & Friends подкидывает президенту идеи для твитов, а не наоборот), выступил с резкой критикой, назвав выступление Трампа на саммите “отвратительным”.

Что уж говорить о традиционно антитрамповских изданиях, которые в день саммита вышли с заголовками в духе “Атака Путина на США — это наш Перл-Харбор” (Politico). В случае со статьей Politico нелишне упомянуть, что ее автор, Молли Маккью, — профессиональный лоббист, работавшая с Саакашвили, а теперь полностью переключившаяся на борьбу с путинскими “активными мероприятиями”. И ее заголовок не одинок в своей громкости: Фарид Закария с CNN и вовсе считает, что “измена — это слишком щадящее определение”.

Такая единодушная реакция самых разных медиа, в свою очередь, стала новостным поводом для них самих же, и вот в Politico выходит подзаголовок “Даже Wall Street Journal описывает встречу Трампа с российским коллегой как “конфузию”” (редакция Wall Street Journal известна своей если не протрамповской, то как минимум умеренной позицией по отношению к президенту). А “новые” медиа, сыгравшие немаловажную роль в консолидации протрамповского электората типа Breitbart, предпочли либо вовсе отмолчаться, или ограничиться сухими новостными сводками из Хельсинки.

Но в чем именно вина Трампа перед судом общественного мнения? Очевидно, что от Трампа ожидали не ответа на вопрос “зачем вы вмешивались в наши выборы”. Коллективный опыт всех интервьюеров Путина из американских СМИ — а он за несколько лет дал полдюжины программных интервью всем крупнейшим американским телеканалам — должен был подсказать, что на прямой вопрос от Путина в лучшем случае можно добиться разве что шутки или классического аргумента ”у вас Кеннеди убили”.

Понятно, что Путин будет все отрицать (он и отрицал), поэтому общественность требовала от него сугубо символического шага — то есть примерно такого же, как ведущая NBC Мегин Келли, которая в марте этого года пыталась вывести Путина на признание его связей с Евгением Пригожиным и в ответ получила лишь очередную отговорку про то, что хозяин “фабрики троллей” — “частное лицо” и он, Путин, им не управляет.

Но символический жест, очевидно, имеет даже большее значение, чем дипломатическая практика, поэтому любое отклонение от этих ожиданий трактуется однозначно и без нюансов: Трамп на поводке у Путина, потому что он боится компромата и/или благодарен за помощь на выборах. Любая нерешительность или сомнения в правильности выбранного курса максимальной конфронтации трактуются как предательство. Буквально: таблоид New York Daily News вышел с обложкой “ОТКРЫТАЯ ИЗМЕНА”, на которой Трамп под ручку с Путиным (разумеется, в камуфляжных штанах и голым по пояс) стреляет в висок дяде Сэму. Самым спокойным голосом в этой обстановке стало то самое любимое шоу Трампа Fox & Friends, ведущая которого спросила: а что ему было делать, вытащить пистолет и застрелить Путина?

Претензии к Трампу со стороны большинства американских медиа, комментаторов и оппозиционных политиков сводятся к двум пунктам. Они часто смешиваются, хотя это принципиально разные с точки зрения объектности-субъектности явления. Meddling или interference, то есть вмешательство во внутреннюю политику США при помощи ботов, троллей, хакеров, “полезных идиотов” и пропагандистских СМИ, не подразумевает активного участия самого Трампа, хотя и не снимает с него ответственности за публичное осуждение этого вмешательства и требование расследовать его. Это, собственно, то, чего от Трампа и хотели: прижать Путина к стенке и заставить признаться, что он таки хотел внедриться в американскую демократию и источить ее изнутри. Вместо этого Трамп сначала вызвал очередной фурор, заявив, что “не видит причин, по которым это могла бы быть Россия”, а потом на следующий день сказал, что имел в виду прямо противоположное. Отказ Трампа публично осудить вмешательство считается признаком того, что он “на крючке” у Путина, ведь у Путина наверняка есть kompromat, даже если его сроки годности явно истекли.

А вот collusion, то есть сговор, — это уже гораздо более серьезное обвинение, потому что сговор подразумевает активное участие обеих сторон: например, предполагаемая координация компромата на Хиллари Клинтон между штабом Трампа и российской разведкой или тайные встречи в Трамп-тауэр. И если невольному бенифициару meddling теоретически можно даже посочувствовать, то в части collusion многим наблюдателям окончательно отказывает вкус. New York Times, например, незадолго до саммита выпустила мультфильм, в котором Трамп и Путин предстают в образе счастливых любовников в объятиях друг друга — и это чуть ли не самый приличный пример открытой гомофобии, которая даже в самых прогрессивных американских кругах считается допустимой, если речь заходит о collusion Путина и Трампа. Washington Post ответила на это гневной колонкой, в которой наконец-то назвала вещи своими именами: “Это глубоко гомофобное видео, в котором сама возможность гомосексуальности обоих мужчин служит для их унижения. Более того, это продукт журналистской тенденции использовать однополую любовь как метафору политической слабости и неэффективности”.

Что касается самого сговора, то Трампу даже не нужно предпринимать что-то активное. Mother Jones так и пишет: “В Хельсинки Трамп показал, что он действительно виновен в сговоре. Он вновь помог Путину скрыть следы нападения на США”. Сговор со стороны Трампа, по мнению автора, сводится к тому, что он отрицает или даже сомневается в серьезности обвинений против России и ее преступного вмешательства. Юлия Иоффе, бывший московский корреспондент New Yorker и Foreign Policy, пишет в GQ, что причина симпатии Трампа к Путину лишь в том, что Путин помогает Трампу поддерживать его иллюзию честной победы на президентских выборах (правда, она добавляет, что сложно было бы ожидать даже от менее одержимого собой политика слов типа “Да, вы правы, моя победа незаконна, как и мое президентство”).

Российский и американский руководители ехали на саммит с принципиально разным внутриполитическим контекстом: Путин объективно опытнее и хитрее, к тому же ему в спину не дышат многочисленные противники, намеренные во что бы то ни стало делегитимировать его президентство. Но какой бы ни была формальная повестка встречи, из дипломатической встречи на высшем уровне саммит превратился в декорации для двух разыгрываемых для внутренней аудитории моноспектаклей: Трамп должен был доказать американцам, что он не слабак и может дать отпор “Владу”, а Путин россиянам — что Россия достойна не только сидеть за одним столом переговоров с сильнейшими странами мира, но и диктовать свои условия. И со своей задачей, судя по заголовкам американских СМИ, справился только один из участников.

Алексей КОВАЛЕВ