Россия — верный и последовательный ученик Белоруссии

Разобрав в недавней статье политическое и экономическое развитие Казахстана (“Новый Сингапур по соседству”, “Ведомости” от 16.07.2015), мы не могли не признать, что эта страна указывает России на многое из того, что нужно было бы сделать, но что практически не имеет шансов быть исполненным. Тут же приходит на ум и обратный пример: страна, которая за последние годы сделала много сомнительных и странных шагов, но для которой Россия стала верным и последовательным учеником, — Белоруссия.

Белоруссия, одна из самых промышленно развитых республик Советского Союза, серьезно пострадала от распада СССР (экономический спад за 1990—1994 гг. превысил 35%, а среднегодовая инфляция в первые три года независимости превышала 1500%), и это было использовано (как впоследствии в России) молодым популистом Александром Лукашенко, пришедшим к власти в 1994 г. под лозунгами “восстановления порядка” и “запуска заводов”. К моменту его избрания (замечу, во втором туре выборов, после того как в первом он получил 44,8% голосов) Белоруссия была относительно демократической страной, в ней насчитывалось более 40 партий, существовала легальная радикальная оппозиция, кандидат которой Зенон Позняк в первом туре заручился поддержкой 12,8% избирателей. В стране зарождались институты рыночной экономики. Избрание нового президента стало воистину поворотным пунктом в ее истории.

Чуть менее чем через год после победы на выборах, в мае 1995 г., Лукашенко в символической манере через общенародный референдум восстановил флаг и герб советской Белоруссии в качестве государственных символов (11 месяцев потребовалось и Владимиру Путину, чтобы восстановить квазисоветский гимн на музыку Александрова в качестве нового гимна России). Вслед за советской символикой стартовало восстановление и советских порядков.

С 1995 г. началось ужесточение условий для политической деятельности. Число партий сократилось к 2014 г. с 43 до 15 (из которых только 7 могут считаться оппозиционными). Начались гонения на наиболее активных политиков, критиковавших курс властей. Республику в итоге покинули Позняк, Семен Шарецкий, Сергей Наумчик, Андрей Санников, Алесь Михалевич и ряд других; экс-кандидат в президенты Николай Статкевич до сих пор находится в тюрьме, а несколько оппонентов президента (в их числе Юрий Захаренко и Виктор Гончар) бесследно исчезли. В 1996 г. была предпринята реформа местного самоуправления; в результате сейчас на местах существуют выборные “представительные государственные органы” в виде Советов, но вся вертикаль исполнительной власти подчиняется непосредственно президенту страны и все назначения региональных руководителей лишь формально одобряются депутатами местных Советов. Изменился и характер выборов в парламент — в 1996 г. Верховный Совет был заменен Национальным собранием, все депутаты нижней палаты которого, избранные в 2004 г., были фигурантами так называемого списка Лукашенко, а депутаты верхней на 7/8 назначались местными заксобраниями, а на 1/8 — непосредственно президентом (в России последнее было отчасти скопировано в 2005 г. при создании Общественной палаты). Параллельно были приняты законы, урезавшие права СМИ (январь 1995 г.) и закрепившие разрешительный характер митингов и манифестаций (декабрь 1997 г.); получение финансовой помощи общественными организациями у иностранных доноров стало с 2011 г. уголовно наказуемым. В России подобные меры были реализованы на 3—7 лет позже. Разумеется, имеются и такие новаторские шаги, которые Москве еще только предстоит освоить: от закона о наказании за тунеядство (апрель 2015 г.) до запрета хранения в домах и квартирах более чем 5 л безакцизного алкоголя и 15 л спиртосодержащих напитков (май 2015 г.).

Естественно, политическое “упорядочивание” было предпринято прежде всего с прицелом на сохранение президента у власти бесконечно. 24 ноября 1996 г. был проведен референдум, существенно расширивший полномочия исполнительной власти и “продливший” срок полномочий главы государства, а в 2004 г. — еще один, отменивший ограничение на число последовательных президентских сроков, несмотря на то что согласно действовавшему на тот момент Избирательному кодексу вопрос о порядке избрания президента не мог выноситься на республиканский референдум. Так или иначе, в 2006 г. Лукашенко был избран на третий срок, в 2010-м — на четвертый, а сейчас готовится к своим пятым выборам. При этом в декабре 2010 г. его, по официальным данным, поддержали 79,65% избирателей (поддержка Путина на выборах 2012 г. была такой же либо выше лишь в Татарстане, Мордовии, Дагестане, Ингушетии, Карачаево-Черкесии и Чечне — так что России в целом еще есть куда совершенствоваться).

Естественно, “централизованная” политика не предполагает свободной рыночной экономики. В Белоруссии иностранные инвестиции (за исключением российских) практически прекратили рост с середины 2000-х и к началу глобального финансового кризиса составляли $878 на человека (в России — $1800 на человека). Огосударствление экономики было для Минска более простым делом, чем для Москвы, — приватизацию крупных активов в Белоруссии провести попросту не успели, и максимальная доля частного сектора в экономике быстро опустилась до менее чем 20% (в России сейчас — около 60%). Несмотря на то что Белоруссия никогда не отличалась богатством недр, она в 2000-е гг. развивалась во многом на такой же “рентной” основе, как и Россия. Создав в 1996 г. Союзное государство с Москвой, Минск получил возможность импорта нефти и газа по внутрироссийским ценам, их переработки и перепродажи (согласно расчетам некоторых специалистов, за последние 20 лет это принесло республике до $70 млрд, или шесть ее годовых бюджетов). Важными источниками рентных доходов стала добыча калийных удобрений (значение этого фактора было подтверждено “калийной войной” с Россией в 2013 г.) и получение оплаты за транзит российских нефти и газа по существующим с советских времен трубопроводам (при этом за продажу “Газпрому” “Белтрансгаза” Минск в 2007—2011 гг. выручил $5 млрд). Без этой ресурсной подпитки Белоруссия была бы так же нежизнеспособна, как и Россия без нефти и газа.

Белоруссия оказалась пионером в таких актуальных сегодня в России темах, как импортозамещение и методы “повышения” благосостояния населения. Практически ни одно крупное промышленное предприятие не было закрыто, для чего использовались и используются как государственные дотации (на которые приходится до 35% бюджетных расходов), так и инструменты классической плановой экономики — множественность валютных курсов, занижение стоимости бюджетных кредитов и национализация долгов. Аналогом российской бюджетной поддержки являются льготные кредиты под 3—7% при рыночной ставке около 40% (хотя даже с их применением многие предприятия в Белоруссии работали по 2—3 дня в неделю задолго до того, как подобная практика вместе с кризисом пришла в Россию). Белорусские товарищи опережают российских в введении де-факто регионального протекционизма и ограничении внутренней конкуренции, резком повышении в 2014 г. ставок налога на землю и имущество. Куда раньше, чем в России, в Белоруссии была создана схема, позволяющая государственным чиновникам и “семье” президента собирать “дань” с крупного бизнеса через сложные схемы владения, а силовикам — крышевать и обирать мелких и средних предпринимателей.

При этом конкурентоспособность промышленности обеспечивается прежде всего “управляемой” девальвацией. Хотя инфляция в Белоруссии всегда была высокой (с 2001 по 2010 г. она составляла в среднем 21,2% в год), в последнее время добавился и новый инструмент. По мере нарастания проблем местный рубль радикально девальвировался (в январе 2009 г. — на 20,5%, в мае 2011 г. — более чем на 50%). Эти скачки позволяли сначала формально доводить среднюю зарплату по республике до вожделенных $500, потом ронять ее, а затем вновь достигать той же цели. В результате сейчас средняя зарплата составляет в пересчете по рыночному курсу $404, или на 3% меньше, чем в конце 2010 г. Что занимательно, Россия после своих двух девальваций уже обгоняет “учителя” (сейчас средняя зарплата составляет при пересчете по рыночному курсу около $570 против $694 в 2008 г.), но, думаю, уже этой зимой Минск снова обновит зарплатные минимумы собственных граждан: экономика стагнирует, надежды на Россию выглядят не всегда оправданными.

Конечно, особенно разительными являются параллели во внешней политике в целом и в отношении к Западу, в частности. Социалистические и авторитарные режимы были в чести у Лукашенко уже тогда, когда в Москве стыдились активно с ними заигрывать. Визиты в Ливию и на Кубу (2000 г.) президент нанес на 8 и 14 лет раньше, чем глава российского государства. И, конечно, в попадании под санкции (которым в российской политической элите принято гордиться) минские товарищи тоже опередили московских (в первом случае чашу терпения Европы переполнили выборы декабря 2010 г.). Сегодня невъездными в ЕС числится 151 белорусский чиновник против 84 российских — так что (особенно в пересчете на душу населения) Россия выглядит безнадежно отставшей по интенсивности отторжения ее “загнивающим” западным миром.

Формально, разумеется, Белоруссия выглядит очень привлекательно для тех, кто выступает за “опору на собственные силы”: в республике нет “помыкающих государством” олигархов; экономика в ее постсоветском виде в общем и целом сохранилась (по сравнению с 1990 г. по большинству отраслей промышленности валовые показатели снизились на 25—40% против падения в разы в России); царит социальный мир; дороги, городское хозяйство и ЖКХ находятся в весьма удовлетворительном состоянии; чиновничество не нуворишествует так, как в России. Однако, с одной стороны, это благополучие, как и у нас, основано на в основном незаработанных доходах и, с другой стороны, система все активнее уничтожает любые ростки экономической и политической конкуренции, подавляя инициативу граждан и создавая иллюзию полной безальтернативности нынешней власти. Неудивительно, что Белоруссия опережает Россию не только по темпам принятия репрессивных законов, но и по масштабам бегства граждан за рубеж: сейчас за пределами республики занято до 1,3 млн человек — не менее четверти ее трудового потенциала. “Последняя диктатура Европы” может сохраняться в законсервированном виде еще очень долго, но перспектив у нее нет.

Российская политическая верхушка с этим, разумеется, не согласна — и мы видим, насколько скрупулезно Москва следует по пути, проложенному ранее Минском. Президент Лукашенко может завидовать президенту Путину, масштабам его власти и богатствам России — но очевидно, что российский лидер является его учеником и последователем, а не наоборот. И, что бы там ни говорили о провале проекта Новороссии, наша страна все быстрее превращается в своего рода Белороссию, перенимая у ближайшего соседа и самого дружеского России народа то, что вряд ли следовало бы копировать.

Владислав ИНОЗЕМЦЕВ, директор Центра исследований постиндустриального общества