Политически значимые лица: заложники обстоятельств или головная боль банковской системы?

Опубликование е-деклараций в конце прошлого года стало настоящим шоком для общества. Стали явными колоссальные суммы наличности и сбережений в иностранной валюте, которые обнаружились у публичных личностей обескровленной войной и экономическим кризисом страны. А заодно — и доказательства тотального недоверия VIP-персон к банковской системе Украины. И это только верхушка айсберга, ведь достоянием общественности не стала информация об иностранных счетах и сбережениях, ценных бумагах в офшорных юрисдикциях. В этой ситуации следовало бы сделать акцент на том, что отечественные банки достаточно заботливо обслуживают обеспеченных клиентов, однако зачастую в ущерб национальным интересам.

Украинская специфика

В мировой практике финансового мониторинга большую роль играет понятие “политически значимые лица” (от англ. politically exposed persons — PEP). Это обозначение используется для физлиц, которые наделены (или были наделены) значительными публичными функциями в определенном государстве (главы государств или правительств, крупные политические деятели, высшие правительственные чины и т.д.). Международные стандарты работы с PEP отображены в 12-й рекомендации FATF. Эта тема активно всплывала (и продолжает всплывать) в контексте скандала с “панамскими офшорами”. Но особую актуальность она приобрела для постмайданной Украины.

До 2014 г. в украинском законодательстве не было четкого определения PEP, эту категорию клиентов выделяли только “дочки” иностранных банковских групп, руководствуясь внутренними стандартами. Специфика работы с такими клиентами подразумевает следующие направления: определение реальных бенефициаров корпоративных структур; идентификация средств, с высокой вероятностью полученных сомнительным путем или в результате аккумуляции ресурсов для возможных противоправных действий; клиринговые операции сомнительного характера. Вышеуказанное понятие в виде формулировки “публичные деятели” было отображено в принятом 14 октября 2014 г. Законе “О предотвращении и противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, или финансированию терроризма” (требования относительно PEP вступили в силу в феврале 2015-го). В нем содержится разделение публичных деятелей на следующие категории: иностранные, выполняющие значительные функции в международной организации, национальные. Также сопутствующими категориями являются “близкие лица” (родственники, персоны, связанные совместным бытом и рядом других близких отношений) и “связанные лица” (консультанты, доверенные лица, представители и др.). Трансакции с указанными клиентами имеют “высокий риск”, что обязывает банки к усилению контрольных функций по отношению к ним. В случае достижения размера операции 150 тыс. грн они подлежат обязательному финансовому мониторингу (передаче сообщения об операции в специально уполномоченный орган).

Санкции ЕС и США против Януковича и его окружения (как и ряд санкций против публичных деятелей РФ) базируются на использовании категории PEP. События на Майдане в декабре 2013-го — феврале 2014-го актуализировали вопрос о необходимости заморозки активов ряда РЕР, причастных к злодеяниям против общественных активистов, которая должна понизить градус противостояния. В руках Запада персональные санкции против конкретных PEP стали, без преувеличения, рукой помощи истерзанной Украине (не будем сейчас останавливаться на последствиях задержек с их внедрением, уж очень обширная и болезненная тема). После аннексии Крыма и начала АТО на передний план вышло противодействие финансированию сепаратизма и других антигосударственных начинаний экс-чиновниками режима Януковича и далеко не только.

Фактически в 2014—2015 гг. банки не осуществляли надлежащего контроля над РЕР (один из ярких примеров читайте в разделе “Недосмотрели”: кейс “Дельта Банк”—”Укргаздобыча” в конце текста). Сначала промедления обосновывались отсутствием соответствующей нормативной базы НБУ. Методические рекомендации по выявлению и идентификации публичных деятелей, размещенные на официальном сайте Госфинмониторинга, носят рекомендательный характер и не конкретизируют процедуры работы с РЕР. После появления положения Нацбанка об осуществлении банками финансового мониторинга (постановление №417 от 26 июня 2015 г.), которое установило 3-месячный срок для приведения процедур работы с РЕР в соответствие с законодательством, ситуация кардинально не улучшилась. Эта проблема поднималась 28 сентября 2015 г. на встрече представителей банковского рынка с экспертами МВФ в Независимой ассоциации банков Украины (НАБУ). Фактически там были озвучены тезисы о формальности выполнения нормативных требований относительно РЕР в банковских учреждениях.

В начале 2016-го неформально, в экспертной среде, обсуждалось, что тогдашнее промедление с выделением следующего транша МВФ было обусловлено в том числе и задержками с украинской стороны с полноценным внедрением института РЕР в банковскую практику. Возможно, это все-таки подвигло Нацбанк к более активным действиям в этом направлении. Однако далеко не самым оптимальным образом. Проверки банковских учреждений на предмет корректности процедур работы с РЕР и штрафные санкции регулятора за выявленные нарушения в прошлом году стали настоящим бичом для банков в сфере финансового мониторинга. При этом участники рынка заявляли о претензиях к НБУ на предмет непрозрачности и широкого поля для субъективности оценок процедур работы банков с РЕР.

В поисках единого знаменателя

Другим интересным аспектом является организация мониторинга операций с менеджментом госпредприятий. В соответствии с Законом “О предотвращении и противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, или финансированию терроризма” к национальным публичным деятелям принадлежат “руководители управленческих, административных, наблюдательных органов государственных и казенных предприятий, хозяйственных обществ, доля государства в уставном капитале которых превышает 50%”. Это существенно расширяет перечень РЕР. Но примечательно, что согласно информации от Минфина, озвученной во время встречи с делегацией из Германии в феврале 2016-го, в настоящее время в Украине существует более 3340 предприятий государственной собственности, из которых 45% не работают. Моментально возникают определенные аналогии со “спящими” ФЛП. А поле для субъективности оценок регулятора при проверках просто огромное.

Учитывая вышеизложенное, актуальным становится вопрос создания единого реестра РЕР, который будет признан на государственном уровне. По аналогии с существующим и постоянно обновляющимся списком лиц, подозреваемых в финансировании терроризма, на официальном сайте Госфинмониторинга. На этом также делали акцент участники вышеупомянутой встречи в НАБУ в сентябре 2015-го, пусть даже речь идет о сформированном общественной некоммерческой организацией реестре. В США подобные реестры функционируют на коммерческой основе, но как только произошли теракты 11 сентября 2001 г., правительство США приложило максимум усилий для расширения на международном уровне списка рекомендаций FATF сразу на девять антитеррористических позиций. С учетом этого не стоит опасаться активной позиции государства в сфере регулирования РЕР, ведь больше вреда приносит ее отсутствие.

В марте 2016 г. общественной организацией “Центр противодействия коррупции” при финансовой поддержке международных доноров был создан открытый Реестр национальных публичных деятелей (pep.org.ua), призванный противодействовать отмыванию денег государства через международные и украинские банки. Реестр содержит информацию о публичных деятелях, их связях с другими публичными деятелями, учреждениями и родственниками, которых банки считают клиентами с повышенным риском. При существующем в обществе скепсисе к “грантоедским” проектам (и, надо признать, часто заслуженном) нельзя отрицать позитивы вышеупомянутого начинания. Важно его теперь, видимо, максимально поддержать и развить (причем не только на государственном уровне), чтобы реестр стал, по возможности, максимально исчерпывающим, включая всех связанных с PEP лиц (а не только родственников). Конечно, далеко не вся информация в этом реестре должна быть открыта для свободного доступа, однако такую возможность, очевидно, должны иметь структуры, обладающие для этого необходимыми компетенциями (включая банки). Понятно, что соответствующие вопросы, раз они касаются защиты персональных данных, должны быть тщательнейшим образом урегулированы на законодательном и нормативно-правовом уровне. Однако процесс этот, надо сказать, пока движется ни шатко ни валко.

При этом в конце декабря прошлого года Минфином совместно с Госфинмониторингом все-таки был разработан законопроект о создании на базе поданных деклараций в НАПК Единого государственного реестра национальных публичных деятелей и их близких лиц. Разочаровывает отсутствие Нацбанка в списке разработчиков законопроекта (конечно, в рамках его определенных законами полномочий), и остается надеяться, что на этапе публичного обсуждения банковский регулятор все-таки будет активно участвовать в этой работе.

В контексте вышеупомянутых событий хотелось бы отметить, что политикум Германии в феврале взбудоражил разработанный министром финансов Вольфгангом Шойбле законопроект по борьбе с отмыванием денег, являющийся эхом вышеупомянутого “панамского офшорного скандала”. Среди основных его новшеств — обязанность ювелиров, нотариусов, автодилеров, сотрудников аукционов, налоговых советников и других сообщать об операциях “подозрительных клиентов”, к числу которых отнесены и PEP. Также привлекает внимание создание “реестра прозрачности” (Transparenzregister), представляющего собой национальную базу с информацией о подлинных бенефициарах фирм и фондов, а не о формальных держателях долей в них. С оглядкой на реалии Украины следует отметить, что для нашей экономики и политико-правовой системы создание подобных инструментов не менее актуально. Наравне с усовершенствованием (точнее, созданием) нормативной базы в сфере комплаенса (риски несоответствия деятельности финучреждений нормативным требованиям, политикам, процедурам, в том числе соблюдения режима санкций), формированием единого Кредитного реестра проблемных должников и ряда других централизованных государственных реестров.

Как видно, фронт работ обширнейший. И ожесточенный с учетом того, какое сопротивление уготовано подобным инициативам в Верховной Раде и других властных кабинетах (пример той же Германии также перед глазами). Однако оправдывает ли это обстоятельство пассивность банковского регулятора в вопросе разработки и продвижения вышеупомянутых нормативно-правовых актов? Или тут больше работает заповедь, хорошо известная сотрудникам правоохранительных органов: “Главное в ходе расследования — не выйти на самого себя”.

По форме и по сути

В одном из своих недавних интервью глава НБУ В.Гонтарева подчеркнула, что в украинской банковской системе уже построены жесткие процедуры финансового мониторинга, в том числе работы с PEP, которые соответствуют лучшим мировым практикам. Однако подобные “победные реляции” явно преждевременны, практика работы регулятора с PEP требует качественных изменений. Например, необходимость четкой и слаженной работы надзорных подразделений НБУ. В первую очередь, своевременная и полноценная коммуникация департамента финансового мониторинга с департаментом банковского надзора (безвыездной надзор на основе статистической отчетности) и департаментом инспектирования банков. Ведь проблематика PEP может очень быстро трансформироваться в головную боль для банковского надзора. На украинском банковском рынке присутствует неформальная практика первоочередного выполнения требования VIP-вкладчиков в случае нарастания проблем у банков. Это усиливает угрозу выведения активов из банковских учреждений, дискриминирует права других вкладчиков, которые ограничены в возможностях защиты собственных прав и интересов (ярким тому примером является все та же ситуация с поручительством VIP-вкладчиков “Дельта Банка” своими депозитами по кредиту “Укргаздобычи”).

С учетом страстей вокруг е-декларирования назрела необходимость проведения надзором НБУ анализа отдельных банков с учетом сформированного и постоянно обновляющегося списка PEP. Важными пунктами этого анализа должны стать: концентрация средств таких вкладчиков в обязательствах, характер их политических и бизнес-связей с акционерами банков, наличие личных поручительств PEP и залога их имущества по выданным кредитам, логика платежных трансакций с участием PEP, их операции с ценными бумагами, с иностранной валютой. Ответственность за это должна возлагаться на департамент финансового мониторинга, который будет формировать и актуализировать его для использования сотрудниками банковского надзора. Содержание анализа и уточняющая информация должны сопровождаться грифом БТ (банковская тайна).

Актуальность выработки таких процедурных моментов подтверждается рядом примеров (заранее извиняемся перед неискушенными в банковских нюансах читателями). Так, сотрудник банковского надзора использует для анализа банка форму отчетности о крупных кредиторах (форма №625; для вкладов, превышающих 2 млн грн), в которой не отображены имена физлиц-кредиторов. Есть информация только об их идентификационных кодах. По другим кредиторам (корпоративным структурам, нерезидентам, юрлицам, банкам) подобная информация отображается без ограничений. Управление кураторов (сотрудников НБУ, направленных в банки для осуществления ежедневного мониторинга на месте) в департаменте банковского надзора — также бездонный кладезь информации о PEP, их операциях практически в режиме онлайн. Вот только практика работы регулятора свидетельствует, что потенциал таких инструментов надзора, с большой вероятностью, не используется в полной мере. В первую очередь, из-за неотлаженности механизма осуществления банковского надзора.

Косвенным свидетельством этому является фрагмент “пленок Рожковой”, на котором замглавы НБУ в разговоре с представителем коммерческого банка (аутентичность записи подтверждена и самой Е.Рожковой) выражает обеспокоенность по поводу предстоящей инспекторской проверки подразделением “злейшего друга” Т.Лебединец (ее прямая подчиненная, директор департамента инспектирования банков). Поэтому и приходится утомлять читателя описанием процедурных аспектов работы регулятора, ведь такой формат отношений “злейших друзей” в руководстве НБУ чреват колоссальными потерями для общества. Предложенные новации призваны хотя бы частично минимизировать такие убытки (они будут полезны и после возможных кадровых решений по руководителям надзорных подразделений НБУ). Ну а глава Нацбанка (если не нынешняя, так хоть следующий) в своих интервью будет гордиться не тем, что средства вероятных коррупционеров не допускаются в банковскую систему (получается, они прекрасно себя чувствуют в теневом секторе). Предметом гордости должен стать факт цивилизованного обслуживания в отечественных банках сбережений публичных персон в интересах экономики Украины и не в ущерб интересам ее рядовых граждан. Или это все-таки фантастика?

“Недосмотрели”: кейс “Дельта Банк”—”Укргаздобыча”

Примерно год назад было опубликовано журналистское расследование о специфическом погашении кредита государственного предприятия “Укргаздобыча” и выплате депозитов VIP-вкладчикам “Дельта Банка”. Краткое содержание такое. “Дельта Банк” открыл в 2013 г. кредитные линии госпредприятию “Укргаздобыча”, залогом выступили производственные запасы. В 2014-м это банковское учреждение получало от НБУ кредиты рефинансирования под залог имущественных прав на указанный кредит. Но интерес привлекает факт предоставления в ноябре 2014-го поручительства по кредиту госпредприятию рядом публичных лиц-вкладчиков банка. Ее объектом выступили депозиты в “Дельта Банке”, в котором на тот момент присутствовали кураторы от НБУ. Среди таких VIP-вкладчиков фигурируют представители топ-менеджмента ряда коммерческих банков, экс-чиновники НБУ и их родственники, директор-президент телеканала ICTV А.Богуцкий (супруг нардепа Е.Кондратюк), сын экс-министра юстиции Украины М.Лавринович (переуступил в дальнейшем право требования по депозиту).

На первый взгляд, вроде нелогичный шаг. Много ли среди читателей найдется желающих поручиться своими кровными по кредитам, предоставленными банком, например, “Укрзалізниці” или “Южмашу”. Но в дальнейшем ситуация приобрела неожиданный поворот. В феврале 2015-го, за месяц до введения в “Дельту” временной администрации, “Укргаздобыча” допускает просрочку в оплате кредитов, и “Дельта Банк” обращает взыскание на депозиты. В сухом остатке имеем погашение кредитных обязательств перед “Дельта Банком” (в дальнейшем подтвержденное судами) и возникновение права требования у VIP-вкладчиков к госпредприятию “Укргаздобыча”. Причем такое право требования по сумме эквивалентно общему размеру депозитов (сумма задолженности “Укргаздобычи” чудесным образом совпала с общей суммой депозитов), а не ограничено гарантированной ФГВФЛ суммой в 200 тыс. грн и дальнейшим пребыванием в соответствующей очереди кредиторов банка.

После объявления неплатежеспособности “Дельта Банка” временный администратор признал в апреле 2015 г. указанные договоры поручительства ничтожными. В дальнейшем, по утверждению банковского учреждения, деньги были возвращены поручителям (VIP-вкладчикам), что подтверждается соответствующими документами. Но сами поручители заявили, что никаких денег они не получали: “Дельта Банк” якобы перечислил средства на “неизвестные счета”, к которым они не имеют отношения. В конце декабря 2015-го ряд судов отменили решение ФГВФО о признании ничтожными договоров поручительства на основании того, что они не были согласованы с НБУ. Основанием для такого решения, по мнению суда, стало то, что упомянутая операция не приводит к существенному изменению предмета залога. Речь идет о новом и дополнительном обеспечении. Поэтому проведение такой операции не должно было согласовываться с Нацбанком. Сухим остатком от такой “деятельности” банкиров из “Дельты” стало то, что фактически 150 млн грн денег крупных вкладчиков исчезли в неизвестном направлении. А в дальнейшем в судебном порядке была признана обязанность госпредприятия “Укргаздобыча” погасить кредитную задолженность перед “Дельта Банком” на общую сумму 214 млн грн (с учетом процентов и штрафных санкций).

Вадим СИРОТА, банковский эксперт, кандидат экономических наук