Почему украинцам не нужно радоваться российскому Майдану

Митинг, состоявшийся 10 декабря на московской Болотной площади, стал, без преувеличения, знаковым событием. Причем дело отнюдь не в том, что он был самым массовым выступлением против фальсификации думских выборов. Организаторы говорят как минимум о 100 тыс. участников, в МВД называют число 25 тыс. И хотя лукавят, очевидно, и те и другие, даже официально признанный масштаб акции — это много, особенно если учесть, что предыдущий митинг на Чистых прудах собрал около 10 тыс. человек. Главное же то, что основную массу собравшихся составляли отнюдь не сторонники обиженных партий. В большинстве своем это были люди, возмущенные кражей их голосов на выборах 4 декабря. То есть речь идет о гражданском протесте.

Россия дождалась своего Майдана. Требования демонстрантов вызывают ощущение дежавю: признать выборы недействительными, провести повторное голосование, отправить в отставку главу Центризбиркома, расследовать нарушения на выборах и внести изменения в законодательство о выборах. На местный колорит можно списать разве что пункт, касающийся освобождения политзаключенных.

Не менее показательно, что профессиональные “несогласные” вроде Бориса Немцова в организации следующей акции, намеченной на 24 декабря, оказались на вторых ролях. Ведь журналиста Леонида Парфенова, писателя Бориса Акунина или главреда журнала “Вокруг света” Сергея Пархоменко можно заподозрить в чем угодно, но только не в политических амбициях.

Особого внимания заслуживает поведение властей. Во-первых, митинги 10 декабря не разгонялись. Полицейские вели себя подчеркнуто вежливо и толерантно. А ведь всего за неделю до этого в Москву были стянуты дополнительные силы внутренних войск, жестко разогнаны демонстрации на Чистых прудах и Триумфальной площади. Во-вторых, все федеральные каналы показали сюжеты об акции на Болотной, причем в прайм-тайм и даже с претензией на объективность. Дмитрий Медведев комично отписался в фейсбуке, что с протестами и лозунгами не согласен, но будет разбираться. Это, конечно, никак не тянет на официальную реакцию, но свидетельствует о том, что власти сменили тактику: позволение вместо подавления. Публике дали выпустить пар и сбросить напряжение. Вопрос в том, как изменится стратегия. Дать гражданам побузить, оставив “все как есть”, не позволяют предстоящие президентские выборы. Тем более что нынешние проблемы начались как раз с фальстарта президентской гонки. Рокировка дуумвиров аккурат накануне выборов в Госдуму разрушила тандем, превратив его участников в местоблюстителя и вождя. И теперь все зависит только от Владимира Путина, чье предполагаемое возвращение в президентское кресло должно быть триумфальным, причем в первом же туре. Уступки, на которые пойдет российское руководство в ближайшее время, будут обусловлены этим стремлением.

Говорить о перевыборах в Думу или перераспределении мандатов пока оснований нет. Но политический вес “Единой России”, вероятно, все же будет снижен. На это указывает, в частности, заявление Дмитрия Медведева о том, что необходимо передать большую часть думских комитетов в руководство оппозиции. Не исключено также, что в ряде ключевых регионов единороссы уступят губернаторские посты представителям других парламентских сил. Можно даже допустить, что следующее правительство будет коалиционным, а возглавит его не уходящий президент, как было объявлено, а некто менее скомпрометированный. Возможно, будут предприняты и другие более или менее популистские шаги. Впрочем, ожидать, что эти меры приведут к реформе нынешней системы управления и слому пресловутой вертикали власти, было бы крайне наивно. О ротации политических элит, по крайней мере, в ближайшей перспективе, речь не идет. Но даже если гипотетически допустить такую возможность, нынешняя российская революция будет иметь куда меньшие последствия для мира, нежели любая из предшествующих.

Конфликт между властью и гражданским обществом, который сейчас наблюдается в России, отнюдь не является всеобъемлющим. Грубо говоря, он лежит в области управления, но не идеологии. Качественный состав политических предпочтений россиян не изменят даже кристально прозрачные выборы. Вопрос перераспределения мест в Думе никак не повлияет на существующую парадигму отношений России с внешним миром. Можно сколько угодно приветствовать тягу россиян к демократии, но, как бы ни были недовольны демонстранты на Болотной площади “ЕдРом”, Медведевым и Путиным, это недовольство не распространяется на внешнюю политику. Здесь большинство россиян, даже тех, кто считают себя обманутыми, вполне солидарны со своим руководством. В отличие от Украины, которая делала цивилизационный выбор в 2004 и 2008 годах, Россия перед проблемой такого выбора не стоит. Она давно одержима евразийством, и путинский проект Евразийского союза стал лишь воплощением того, что витало в воздухе. Мифологема “униженной России” ельцинских времен оказалась хорошей прививкой от либерализма и серьезным предостережением любому политику, подозреваемому в симпатиях к Западу. В то же время азиатский стиль управления все менее применим. И то, что зародившийся при Путине средний класс теперь выражает ему свое недовольство, — лишнее тому подтверждение. Так что сама концепция “третьего пути” в российском обществе возражений не вызывает, и нынешние споры касаются лишь ее технической стороны. Из этого следуют выводы, неприятные, в общем, ни для соседей России, ни для ее партнеров.

Перестанет ли Кремль бороться против (порой фантомных) угроз с Запада? Будут ли отношения в рамках Таможенного союза более сбалансированными? Прекратятся ли манипуляции на постсоветской периферии — в Абхазии, Осетии, Приднестровье? Установится ли паритет в отношениях с Беларусью? Откажется ли демократизированная Москва от газового шантажа Украины? Ответ очевиден — нет. Евразийская парадигма развития иного варианта не предусматривает, и от того, чем закончится московский Майдан, это никак не зависит. Так что лозунг “За нашу и вашу свободу” в случае России верен лишь наполовину.

Алексей КАФТАН