Почему европейцы Россию не любят

Началось это всё с того, что, читая очередную порцию европейских статей о России, я невольно задался вечным вопросом: чего это они нас так не любят. Нет, всё, с одной стороны, понятно: холодная война, кровавый режим, происки ЦРУ плюс собственные чудачества властителей наших, плюс пьяные туристы, 9 мая бьющие морду всем, кто им покажется немцами. Но как-то выходит европейская неприязнь за рамки здравого смысла. Японцы, турки и персы, по идее, имеют основания не любить Россию гораздо больше, чем Западная Европа, но при анализе японской, турецкой или иранской прессы не наблюдается такой … как бы это сказать, даже не предвзятости, а тотального неудовольствия: что бы Россия не сделала, это все равно не так и неправильно. Не покидает ощущения раздвоенности: с одной стороны, есть вроде бы рациональная плоскость, в которой все с Россией взаимодействуют на основе “реалполитик”, а есть как бы параллельная реальность, где царствует иррациональная и порой немотивированная неприязнь. Отсюда и Европарламент с его шизофреническими резолюциями, и поляки с претензиями, и толкователи истории Второй мировой войны, и прочий паноптикум.

Откуда все эти странности? Не берусь безапелляционно утверждать, но, возможно, это начались с того момента, когда Василий Третий взял на вооружение фразу: “Москва — Третий Рим, а четвертому не бывати”. Хотя Московское государство тогда на Третий Рим ни по каким параметрам не тянуло. В итоге, Россия, унаследовав от Византии атрибуты имперского величия, получила в довесок еще и давний комплекс, который сформировался у западноевропейцев по отношению к восточным христианским соседям.

1200 ЛЕТ ВОЙНЫ ВОСТОКА И ЗАПАДА

Впрочем, обо всем по порядку. Начать надо с того, что Римская империя никогда не была особенно единой. Практически всю имперскую эпоху на Западе в качестве государственного языка использовалась латынь, на Востоке — греческий язык. Огромной империей просто физически невозможно было управлять одному человеку, поэтому со времен Августа каждому императору по штату полагался соправитель: довольно часто при этом сферы ответственности они делили по принципу “запад-восток”.

На Западе (за исключением непосредственно Италии) жить и служить было менее престижно, да и небезопасно, на Востоке было чаще всего и спокойнее, и сытнее. За исключением Рима, все крупные культурные центры империи находились на Востоке: Александрия, Антиохия. С укреплением христианства сюда же добавились и религиозные центры в Иерусалиме и Египте. Соответственно, внутри империи примерно с конца II века установилось устойчивое разделение: “непрестижные” западные провинции и “престижные” восточные. При этом, с учетом того, что воцарение очередного императора часто приводило к большой или малой войне и в большинстве случаев это была война западных и восточных легионов. За 130 лет: с 194 года н.э. (воцарение императора Септимия Севера) до 324 года н.э. (победа Константина Великого над последним соперником за престол и начало строительства Константинополя) можно насчитать 15 достаточно крупных военных кампаний, в которых западные легионы по разным поводам сходились биться с восточными.

Надо отметить, что на указанные годы пришлась очень беспокойная эпоха: эпоха “солдатских императоров” (235—285 годы), отпадение от Рима Галльской империи и Пальмирского царства (260—274 годы). Но, так или иначе, в среднем каждые 10 лет Запад империи воевал с Востоком. В большинстве случаев боеспособные дунайские и западные легионы громили восточные, но … затем оседали на благодатной земле (домик и участок в Сирии в то время ценился на порядок выше, чем домик в Британии) и, говоря современным языком, “расслаблялись”. А затем на смену им приходила новые голодные, но хорошо тренированные в боях с германцами и готами легионы (хотя к тому времени они вполне могли на 2/3 состоять из тех же германцев и готов).

Вполне понятно, что жители Запада и Востока Империи уже в IV веке никаких теплых чувств друг к другу не питали. Дальше отчуждение только усиливалось. Но при этом наследниками Pax Romana себя вполне ощущали и те и другие. И разделение империй, и крах Западной Римской империи здесь ничего не изменили, а только усугубили. Как это нередко бывает в больших семьях, вынужденных делить богатое приданное, ревность и соперничество сопровождало наследников практически всю жизнь.

ВИЗАНТИЯ И ЗАПАДНАЯ ЕВРОПА

Если брать последующие 200—250 лет после распада Римской империи, то очевидно, что Византия преуспела гораздо больше. Этому есть простое объяснение: после 330 года вся образованная, да и вообще активная часть римского общества потянулась на восток, в новую столицу. К моменту раздела империи Рим представлял собой уже только памятник былого величия: политика, торговля и интеллектуальная жизнь медленно, но верно из города уходили. Плюс еще элементарно не повезло при разделе: западные провинции были объективно менее развитые, чем восточные.

Соответственно, поэтому “римляне” откровенно ненавидели “греков”, которые мало того,что захапали себе лучшие куски, так еще умудрялись систематически гадить и унижать западных соседей. Чего стоит только история, произошедшая в 395 году (буквально через 6—8 месяцев после официального разделения Империи), когда готы осадили Константинополь, но взять его не смогли, и префект Константинополя Руфин “уговорил” их пойти в Италию. При этом готы разорили принадлежавшую Византии Грецию и Балканы, но в итоге для Западной Империи всё обернулось гораздо хуже.

Собственно говоря, завоевавшие Западную Европу готы, вандалы, бургунды, бельги, франки и прочие племена мало разбирались во всех хитросплетениях римской истории, но неприязнь к византийцам бережно сохранили. Тем более что Византия довольно быстро не преминула насолить и им. Скажем, полководец императора Юстиниана Велизарий в 533—535 годах буквально “силами одного парашютно-десантного полка” умудрился выгнать вандалов из Карфагена, отвоевать Италию у остготов. Пусть ненадолго, но сам факт. Обидно? Конечно же обидно.

Еще пример — военный флот. Римская империя была в первую очередь морской державой, и Византия смогла не только сохранить это наследство, но и до некоторой степени его модернизировать. “Греческий огонь”, рецепт которого так и не удалось украсть ни арабам, ни западноевропейцам, позволил Византии даже после арабского нашествия и появления сильного арабского флота сохранить безопасность своих морских границ. А в Западной Европе вплоть до XI века не могли справиться с викингами, которые разоряли все, что им заблагорассудится, не только на побережье, но и внутри континента.

Кроме того, наука и культура. Пока варварская Западная Европа усиленно вспоминала навыки чтения и письма, в Константинополе в 425 году создали первый в Европе университет (в Западной Европе первым университетом был Болонский, основанный в 1088 году, то есть на 663 года позже). Собственно говоря, знаменитое ныне римское право — это на самом деле византийская редакция римских законов, систематизированных во времена императора Юстиниана. В изобразительном искусстве тоже есть любопытные моменты. Хотя в результате борьбы с язычеством в V—VI веках, иконоборчества в VIII—IX веках и собственно разорения страны сначала крестоносцами, а потом и турками, от византийского искусства мало что сохранилось, любопытные параллели проследить можно. Взгляните на византийские фрески собора святой Софии в Киеве X—XI века и потом сравните это с шедеврами итальянского треченто, которое стало бурно развиваться аккурат после разгрома рыцарями Константинополя в 1204 году, то … в общем вопрос о том: кто у кого и чему научился, отпадает сам собой.

Наконец, религия, хотя для средних веков она могла бы считаться едва ли не главным вопросом. Религиозная жизнь также по преимуществу до VIII века происходила в Византии, где кипели нешуточные страсти, проходили ключевые соборы, велись наиболее ожесточенные дебаты — и как следствие — возникали многочисленные ереси. В Западной Европе аналогичный процесс набрал силу только после начала Крестовых походов, когда с того же востока туда проникли разного рода теологические учения.

Что еще нужно для полноценной неприязни и даже ненависти? Ничего больше и не надо.

Как только Западная Европа более или менее окрепла, а Византия в свою очередь достаточно ослабла, начались систематические попытки борьбы за условно говоря передел “римского наследства”. Уже Карл Великий в начале 800-х годов попытался сначала мирно (посватавшись к императрице Ирине) а потом военным путем восстановить Римскую империю, но у него элементарно недоставало сил, да и постоянно не везло: то невесту прогнали с трона, то с арабами не договорился.

Но повезло 1204 году, и крестоносцы захватили Константинополь. Причем то, как именно он был захвачен (равно как и то, как “обороняли” город в 1453 году нанятые Константином XI Палеологом венецианцы и генуэзцы), современные западные историки стараются сильно не афишировать, потому что это существенно портит имидж всего западного христианского мира. Правда, вредные греки город все же отвоевали через 56 лет, но исторический спор, длившийся к тому времени ни много ни мало 1000 лет, по большому счету уже был решен в пользу Запада.

И тут появляются русские.

НЕПРАВИЛЬНЫЕ РУССКИЕ

Собственно говоря, получилось, как в старом анекдоте про консультанта: русские появились там, где их не ждали, и стали делать то, чего их не просили. Только-только Византия была уничтожена, и можно было, сделав приличествующие случаю скорбные лица, начать вступать в наследственные права. И на тебе — какие-то еще наследники объявились. Родственники из деревни, то есть в прямом смысле из глухого евразийского леса, которые ведут себя совершенно не так, как принято в Европе. Собственно говоря, арабы, индусы и китайцы — они тоже “другие”, но видимо настолько другие, что воспринимаются почти как явления природы: точно так же, как и европейцы для них. А русские, они какие-то вроде и понятные, но … неправильные.

Судите сами. Во-первых, всё сказанное принимают за чистую монету и страшно обижаются, когда их обманывают и не выполняют обещания. Но потом снова верят и снова обижаются. Как дети, ей-богу. Во-вторых, все время называют вещи своими именами и не соблюдают приличий. Со времен императора Августа ведь как было заведено: император принимает решения, но Сенат их обязательно одобряет согласно установленной процедуре. И если вы затеяли какую-то пакость, то надо обставить это соответствующими процедурами и красивыми словами. А русские что? Что на уме — то и на языке: то орут ни с того, ни с сего “иду на Вы”, то кредиторам скажут “кто будет сильно жадничать, тот вообще ничего не получит”. В общем, дикость и варварство.

В-третьих, постоянно ищут справедливость. Вот, например, угробил швейцарский авиадиспетчер самолет с башкирскими детьми, а суд его недостаточно, по мнению русских, осудил. Ну, всякое бывает. Так диспетчера взял и зарезал отец погибших девочек. А на родине его даже не то что не посадили — считают, что все правильно сделал. Опасные и жестокие люди.

В-четвертых, по каждому вопросу имеют свое мнение, которое ни к каким действиям может и не приводить. Если в Европе политик высокого ранга высказывает мнение: ну, например, свежее — “Каддафи — тиран” — то это означает, что в скором времени Каддафи будут “мочить” всеми доступными способами. А если, например, президент или премьер-министр в России говорит, что Лукашенко всех уже достал своими фокусами, то … ничего это, в общем, не значит. Может, и будут батьку как-то по особенному обижать, а может, и не будут. Поорут и перестанут. Как, скажите пожалуйста, к этому относиться нормальному европейцу? Правильно, сложно их понять.

Словом, русские — это одновременно опасные, инфантильные и дикие люди. Да и еще крайне неприятные в общении: то про Сталинград поминают, то про истребление аборигенов в колониях, то про космос, то про балет. И, кроме того, постоянно повторяют, что они наследники хитрой и коварной Византии. Поэтому русским верить ни в чем нельзя априори. Что для них хорошо, то для Европы смерть — у них даже такая поговорка есть, правда, про немцев.

Во многом потому мы и имеем сегодня такие странные взаимоотношения: чего стоит, например, только постоянная возня и истерика в связи со строительством новых газопроводов — не то чтобы Европе не нужен был газ, просто, если скоро как 2000 лет ты ожидаешь с Востока одних только неприятностей, это поневоле входит в привычку. А как сказал наш великий поэт, “привычка свыше нам дана, замена счастию она”. Вот такое трудное европейское счастье.

     Дмитрий АДАМИДОВ