Почему Украина — не Югославия

Слой раскрошенных экскаватором остатков нашей общей восточнославянской истории отделяет его от расположенной ниже пересадочной станции метро с непрекращающимся броуновским движением пассажиров и поездов. Далее — кора и мантия земли. В горизонтальном плане Евромайдан представляет собой наложенный на центр Киева крест с основанием, покрытым черной копотью от горящих покрышек и изогнутым в сторону улицы Грушевского.

Но, кроме трех геометрических, у Евромайдана есть еще много измерений, политических и иных. До введения украинским парламентом “драконовских” законов, которые грозили превратить страну в диктатуру похлеще белорусской и тем более российской, это было грандиозное и визуально привлекательное, хоть и пафосное мирное движение. Но две недели назад оно трансформировалось в значительно более компактную и крайне эффективную городскую партизанскую армию, которая пользуется практически полной поддержкой местного населения — вне зависимости от языка, вероисповедания и социального положения.

Население живет обычной жизнью восточноевропейских горожан XXI века: ходит на работу, пьет кофе, отоваривается в магазинах. Работает транспорт, освещение, отопление (не слишком эффективно, но это всегда так), улицы убираются от снега и мусора. Открыты даже расположенные в нескольких десятках метров от палаток рестораны. За крайней баррикадой на Крещатике желающих ожидает такси.

Но жители не пассивны: они снабжают армию припасами, лекарствами, необходимыми вещами и деньгами для их закупки, а периодически (многие ежедневно) приходят, чтобы крошить лед для возведения баррикад, убирать территорию или — при желании — участвовать в столкновениях с “Беркутом”. Впрочем, бои к концу прошлой недели сошли на нет.

Без особых дебатов и референдумов, а также вопреки желанию их формальных политических лидеров киевляне довольно единодушно позволили (очень небольшому) куску города превратиться в Сараево-1992 и не жалеют об этом. Пылающие автобусы и кассы стадиона “Динамо” смотрелись как кадры постюгославского кино о войне вроде фильма “Красивая деревня красиво горит”. “Беркут” всем своим мрачным железобетонным видом напоминал предвоенных сербских полицейских во время албанских протестов в Приштине — людей на грани срыва в геноцид. Нанятые властями “титушки” терроризировали город как бандиты Аркана, а защитники Евромайдана с их “бандерштадтским” — они сами любят это слово — антуражем, словно вылезли из андеграунда Кустурицы, где прятались со Второй мировой. Я писал репортажи из почти всех стран бывшей Югославии, и последний мой приезд в Киев стал просто чередой балканских дежавю.

Осада Сараево начиналась именно так — с отдельных фатальных инцидентов, баррикад, провокаций и актов мести. На действия увлекшихся партизанщиной горячих голов сербские военные отвечали с утроенной жестокостью, быстро раскручивая спираль насилия. Видео “беркутовцев”, издевающихся над голым повстанцем на морозе, как и фото “титушек” с надписью “раб” на лбу — это все очень и очень балканские кадры. Появление в Восточной Украине донских казаков с их мутным полувоенным статусом — это тоже Балканы. Как и в бывшей Югославии, слабая сторона сама лишает себя потенциальных союзников из-за чрезмерного увлечения страницами собственной истории, связанными с сотрудничеством с фашистами в годы войны. Но похищения, пытки и внесудебные расправы над активистами дают совершенно однозначный ответ на то, кто в этой истории фашист — не на словах, а на деле.

“Мы — страна народа”

Возле главной баррикады на Грушевского я разговорился с тремя мужчинами, гревшимися возле бочки с горящими внутри дровами. Это были бедные, плохо одетые люди — всем, вплоть до деталей одежды, похожие на жителей Косовской Митровицы, которых я интервьюировал, когда провозглашали независимость края. Двое из них — русскоязычные, один — украиноязычный с запада, но говорит по-русски без акцента. “Язык тут вообще роли не играет”, — говорят они мне почти хором.

Двое живут на Майдане с самого начала протеста, еще один приходит каждый день. Последний, киевский водитель Василий, говорит, что в стране бардак, с Януковичем нет никакой жизни и не будет, пока его не свергнут.
— Как можно было ставить на трон человека, который сидел два раза? — возмущается он.
— Но его же избрали сами украинцы на выборах...
— Да фальсификации там были сплошные — что в первом, что во втором туре.
— Когда выборы были, я в тюрьме сидел, — вступает Александр из Ивано-Франковска. — Так нас насильно гоняли за Януковича голосовать. А вы говорите — выборы.
— Вы посмотрите, как он над народом издевается. Это не может остаться безнаказанным, надо всем встать против него, — подключается строитель Владимир. — У нас в Виннице работы совсем нет, многие уезжают на заработки в Россию, а кто и за границу. А мы хотим жить и работать в своей стране. Надо свалить власть и вернуть ее народу. Сразу будет порядок. У нас страна принадлежит народу, а не власти.

Превращение Украины в Балканы — это не прогноз, в который я верю. Напротив, мне лично кажется, что все в Киеве закончится хорошо. Тем не менее это риск, который взяли на себя киевляне. Политические риски трудно измерить — их надо просто иметь в виду. У киевлян было значительно больше оснований пойти на него, чем у москвичей после разгона Болотной 6 мая 2012 года. Их протест был более массовым и объединял весь город, кроме того, они могли быть уверены в поддержке как минимум западных областей страны. Их противник намного слабее путинского режима и совсем не так монолитен. И да — они беднее, им меньше терять.

“Надо еще агрессивнее”

Пока, вопреки моим собственным ожиданиям, активное сопротивление приносит плоды: ненавидимый всеми премьер-министр Николай Азаров ушел в отставку, а “драконовские” законы, из-за которых конфликт перешел в горячую фазу, были отменены. Хотя действия боевого и политического крыла протеста не координируются так, как, скажем, в ИРА или Хезболле, они в итоге создают отличный кумулятивный эффект, заставляющий власти идти на попятную. У мирной части протеста силовое сопротивление не вызывает отторжения.

— Сначала мне было не по себе — слишком много насилия, — говорит о переходе конфликта с режимом в горячую фазу Оля, 20-летняя студентка КГУ. — Но потом власти потихоньку начали сдаваться, и теперь мне кажется, что так надо действовать и дальше — они по-другому не понимают.

Вместе с подругой Оксаной, которая учится в авиационном институте, она приходит на Майдан почти каждый день с самого начала протеста. В своих разноцветных куртках девушки смотрелись как яркое, почти мультипликационное пятно на фоне одетых в черное и хаки боевиков. Мне было интересно знать, какие чувства они испытывают в связи с тем, что инициативу в протесте перехватили представители крайне-правых организаций.

— Смешаные чувства — сейчас я им благодарна за то, что они делают, — говорит Оля. — Но вряд ли я в будущем стану относиться к ним так же хорошо. Важно, чтобы, когда это закончится, все остановились и успокоились.

Но пока успокаиваться рано, считает девушка.

— Либо Янукович уйдет, либо нам нужно действовать еще агрессивнее.

С отношением всей Украины к переходу протеста к партизанщине пока все неясно. “Сейчас точка перелома, — говорит киевский социолог Сергей Говоруха. — Но украинцы — мирные. Мы категорически не балканская нация”.

Несмотря на уступки, ощущения, что Евромайдан нанес Януковичу сокрушительное поражение, пока нет. Напротив, отмена законов выглядит как попытка затянуть время, а назначение на пост премьера Сергея Арбузова, тесно связанного с семьей президента, говорит о том, что президент пытается консолидировать свое окружение. Сила по-прежнему на стороне Януковича, и только с ее помощью он может устоять. Но ему надо ответить на кардинальный вопрос: хочет ли он превратить Украину в Балканы 1990-х или нет?

Этот вопрос следует задать и Владимиру Путину, чьей марионеткой Янукович стал, отказавшись от ассоциации с Европы и тем самым открыл врата ада для себя и своей страны — как я предупреждал, когда был уверен, что Янукович подпишет договор об ассоциации с ЕС. Президент Украины играет в раскручивающемся конфликте роль Караджича. Но Милошевичем предстоит быть Путину, а гражданам России стоит помнить о том, как под мудрым руководством своего популярного лидера сербы потеряли все, что могли потерять, и даже перевыполнили план по потерям.

Агрессивно-послушные конформисты

Когда главный кремлевский пропагандист Михаил Леонтьев говорит, что Украина — это часть России, в принципе становится ясно, что у Путина в голове. В 1991 году у наблюдавших за кровопролитием в Хорватии президентов Ельцина, Кравчука и Шушкевича хватило ума осуществить неизбежный на тот момент распад Советского Союза мирным и контролируемым, хотя бы в пределах этих стран, путем — они, в отличие от Милошевича, несли ответственность за ядерный арсенал страны. Попытка “балканской” партии развязать вооруженные действия в Москве в 1993 году провалилась — народ отверг войну, хотя и заплатил за это укреплением олигархического авторитаризма.

Но Путин считает распад СССР величайшей геополитической катастрофой XX века и, похоже, решил войти в историю собирателем “русских” земель. Скорее он станет Милошевичем глобального масштаба. Ему, конечно, не стоит бояться интервенции НАТО и бомбежек Москвы — никто не будет вести боевые действия против ядерной державы. Хотя — в маловероятном случае раскола и войны — часть Украины может стать плацдармом для террористической деятельности на территории России. Также Путину нельзя забывать, что не НАТО, а рассерженные граждане Сербии свергли Милошевича и отправили в Гаагу.

“Евразийствующие политологи, которые озвучивают имперские амбиции российской власти, делают ставку на юго-восток Украины, прежде всего Донбасс. Там, как и в Крыму, уровень поддержки российской модели власти, персонифицируемой Владимиром Путиным, превышает 70%, — говорит социолог Сергей Говоруха, — хотя на русскоязычном юге эта цифра падает до 40%”.

Но если запад Украины с его бедностью, крайней идеологизированностью и давними партизанскими традициями — это готовые Балканы, то русскоязычный юго-восток — их полная противоположность. Именно те черты “схидняков”, которые помогали Януковичу их контролировать — политическая апатия и цинизм, стремление к стабильности любой ценой и страх перед политическими бурями, — и гарантируют Украину от балканизации. Западные украинцы с их любовью к нацистскому антуражу, может быть, и похожи на хорватов, но восточные — ни разу не сербы 1990-х. То есть не агрессивные шовинисты, а агрессивно-послушные конформисты. Как, впрочем, и россияне, которым тоже придется впаривать балканский вариант.

Восточных украинцев невозможно мобилизовать не то что в армию, но и на мало-мальски пламенный и искренний протест. “Украинский фронт”, который по образцу путинского ОНФ создают харьковские политические авторитеты Геннадий Кернес и Михаил Добкин, станет тому подтверждением.

“Вне административного давления они сами не станут выходить и устраивать какие-либо демонстрации и пикеты”, — продолжает Сергей Говоруха. Это доказал опыт “оранжевой революции” — тогда сепаратистские угрозы восточных политиков оказались пшиком: реальной поддержки у жителей региона они не нашли. Повторения миллионного митинга сербских националистов на Косовом Поле, с которого начался взлет Милошевича, в Донецке не будет никогда (хотя в приказном порядке и за большие деньги организовать такое можно).

Кроме того, согласно нескольким социологическим опросам, опубликованным в декабре — январе, до трети жителей юго-востока поддерживают Евромайдан. То есть таких людей там не меньше, чем сторонников Навального в Москве. Это ставит юго-восточные области в совсем иную категорию, нежели провинциальную Россию, с которой их часто сравнивают — в том числе и я сам.

Другой вопрос, что сразу или через какое-то время после гипотетической победы Евромайдана в результате неизбежных экономических потрясений и дрязг в стане победителей они могут проголосовать за какого-нибудь нового Януковича. И десятилетний застойно-революционный цикл повторится опять.

Впрочем, смена поколений может перекроить и этнополитическую карту Украины.

— Вы русскоязычные? — спрашиваю я у студенток Оли и Оксаны.
— Да, к сожалению, — отвечает Оля. — Но мы решили, что через год мы перейдем на украинский со всеми родственниками и друзьями.

Еще немного “Беркута”, “титушек” и евразийства — и на украинский перейдут Крым с Донбассом. И как бы не Москва.

Леонид РАГОЗИН