Почему Брюссель не преодолел угрозу терроризма и как придется измениться Европе

Об опасности “повторения Парижа” говорили все, кто анализирует темы безопасности и пишет о них. Брюссель — наряду с Римом и ключевыми городами Германии — называли среди наиболее вероятных следующих целей террористов.

Эта опасность не была секретом и для бельгийских властей. И это может подтвердить каждый, кто имел возможность оказаться в Брюсселе в последние месяцы.

Автоматчики на входе во все сколько-нибудь важные здания; постоянные сообщения о необходимости соблюдать осторожность; даже закрытие метро в периоды наибольшей опасности — это только внешние “атрибуты” антитеррористической операции, продолжавшейся с прошлого ноября.

В конце концов, была и скрытая работа спецслужб.

Именно она позволила задержать в середине марта “наиболее разыскиваемого преступника Европы”, организатора парижских терактов Салаха Абдеслама.

Но все это не сработало.

Утро 22 марта началось с сообщения о двух взрывах в главном брюссельском аэропорту, Завентем, который расположен за несколько километров от штаб-квартиры. В том, что произошел именно теракт, сомнений не было уже через полчаса после взрывов.

После первого шока бельгийские власти повышают уровень террористической угрозы и издают распоряжение о закрытии метро, но было слишком поздно. Один из поездов, который уже был в пути, взорвался между станциями Ар-Луа и Мальбек, рядом с сердцем “европейского квартала”.

В этот день в Брюсселе каждый раз речь шла о взрыве, осуществленном смертником.

В этом — ключевое отличие от терактов, осуществленных парижским террористом. Тогда нападающие, расстрелявшие людей в центре французской столицы, пытались скрыться от преследования. И нескольким из них это удалось.

Так можно ли говорить о схожести Парижа-2015 и Брюсселя-2016? Связаны ли эти теракты друг с другом?

И это — не праздный вопрос.

Можно с уверенностью говорить о связи между задержанием “парижского террориста” в пятницу и взрывами во вторник. Но есть два различных варианта такой связи.

И оба свидетельствуют, что Салаха Абдеслама зря считали “террористом №1”.

Первая версия — исполнители теракта входили в одну группу с Салахом.

Вполне вероятно, что он был лишь фигурой в более крупной террористической сети. А это значит, что спецслужбы, выйдя на него, автоматически могли узнать о плане с террористами-смертниками. И, соответственно, этот план надо было выполнить, пока он не раскрыт.

Поэтому теракты, которые, вероятно, планировали на другой день (и, возможно, даже в другом месте), пришлось осуществить уже сейчас.

Второй вариант — брюссельские взрывы связаны с задержанием Абдеслама, но не с ним самим.

Это не менее реалистичный вариант, ведь, напомним еще раз, почерк террористов — принципиально иной. Задействован другой инструментарий. Ведь подготовка смертников — это задача не одного дня или месяца. И вряд ли, имея мощное оружие в виде смертников, Абдеслам стал бы “размениваться” на парижское нападение и ставить главные “активы” под угрозу.

Однако этот вариант еще хуже по последствиям.

Поскольку он означает, что в Западной Европе (а возможно — именно в Бельгии) действует еще одна мощная террористическая организация, которую не удалось обнаружить, даже несмотря на беспрецедентные меры и длительную спецоперацию спецслужб нескольких европейских стран.

Почему это произошло?

Вопрос, который многие задают себе и в Бельгии, и за ее пределами.

Хотя в самом Брюсселе бытует мнение, что власть не способна справиться с террористической угрозой.

Чего стоит хотя бы тот факт, что Салах Абдеслам после парижских терактов успешно скрывался в Брюсселе. Был известен даже район его пребывания, а также все данные террориста — но в течение почти четырех месяцев его не могли найти.

На самом деле нужно признать: ни одна самая изощренная спецслужба не способна справиться с терроризмом в его нынешнем виде и в нынешней Европе. И здесь важны оба пункта.

Внешние атрибуты безопасности — автоматчики перед административными зданиями — точно не могли спасти город от терактов, и это было ясно с самого начала.

Будем откровенны — вооруженная охрана не способна гарантировать безопасность даже тому органу, который охраняет. Для террориста-смертника безразлично, есть ли рядом вооруженный военный или нет — взрывчатка срабатывает одинаково.

И, наконец, для всех очевидно, что ключевые объекты атак — не офисные помещения Еврокомиссии. Террористы обычно выбирают людные места. Аэропорт и метро — “идеальные” объекты для этого. В каждый вагон автоматчика не посадишь, да и в любом случае, само по себе присутствие вооруженного человека от теракта не спасет.

В мире есть более-менее успешные примеры борьбы с системным терроризмом. Это — Израиль и, в определенной степени, Турция.

Но беда в том, что Евросоюз не может перенять их опыт. ЕС стал... заложником собственных ценностей.

И от них так просто не отказаться. Потому что ценности, как известно, являются базой и фундаментальной составляющей Евросоюза.

В то время как боевики ИГИЛ играют без правил и за рамками привычной для Европы логики, европейская полиция вынуждена соблюдать правила “мирного времени”. Обыск? По ордеру. Прослушивание? И оно с проблемами.

Презумпция невиновности, уважение к частной жизни, в конце концов, толерантность — те ценности, которые взращиваются и отличают Европу в лучшую сторону от “остального мира” — не дают возможности взять на вооружение израильский вариант защиты от смертников.

Временный особый режим, введенный из-за терактов, даст спецслужбам некоторые рычаги, но не все.

Полиция европейских стран не может определить потенциального террориста по признаку национальности или вероисповедания. “Потенциальных террористов”, против которых нет доказательств, не получится ограничивать в трудоустройстве или в доступе к социальным объектам.

И даже особые меры безопасности — рамки металлоискателей, которые скоро (если не сейчас, то после следующего теракта) точно появятся в людных местах — порой будут вызывать возмущение европейских жителей.

Но деваться некуда. Европе придется осознать: время изменилось, реальность изменилась вместе с ним.

Чтоб преодолеть террористическую угрозу, Евросоюзу тоже придется измениться.

Возможно — даже точечно изменить свое отношение к ценностям и правам человека.

Даже если сейчас эта мысль кажется совсем крамольной.

Сергей СИДОРЕНКО