От частного к общему

В 2012 году наблюдавшаяся в последние годы экспансия государства в бизнес достигла апогея. Через пять лет после официального исчезновения ЮКОСа его судьбу повторяет другая крупная частная нефтекомпания страны — ТНК-ВР. Много лет в ней продолжался конфликт акционеров — консорциума AAR и ВР, и этим наконец удалось воспользоваться государству. Впрочем, до банкротства и ареста владельцев дело все-таки не дошло. “Роснефть”, получившая в свое время основные активы ЮКОСа, заплатит за ТНК-ВР более $60 млрд деньгами и акциями.

История полна странных совпадений. Одна из крупнейших российских нефтекомпаний, ТНК-ВР, родилась в июне 2003 года — одновременно с началом дела ЮКОСа — и в определенном смысле закончила так же. Британская ВР искала возможности для выхода на российский рынок все 1990-е годы, когда в нефтяной отрасли государственных игроков фактически не было. Действовать самостоятельно ВР не рисковала. Ее первым кандидатом в партнеры стал Владимир Потанин с СИДАНКО, но он сам проиграл войну за компанию “Альфа-групп” Михаила Фридмана. Экс-глава ВР Джон Браун, создававший ТНК-ВР, в своей книге “Больше, чем бизнес” признается, что исходно относился к сделке с СИДАНКО “как к ставке в казино”. Но ВР решилась сделать новую ставку — на победителя. “Мы хотели попасть в Россию во что бы то ни стало, а способов сделать это было немного”,— говорит Джон Браун. Ведь страна была крупнейшим производителем нефти и газа в мире, и работать в ней, по его словам — “дело чести”.

Вклад российских акционеров в совместное предприятие был в политической поддержке и знании рынка, а британцев — в $8 млрд, которые они заплатили за половину ТНК, и в технологиях, которые должны были сделать новую нефтекомпанию эффективной. “Михаил Фридман уступал в могуществе только самому российскому государству”,— вспоминает Джон Браун. Исходно между ВР и “Альфа-групп” шли переговоры о продаже британцам только 25% ТНК, но в ВР поняли, что этого будет недостаточно, а обжигаться еще раз так же, как и с СИДАНКО, не хотели. ВР не устраивали и 49%, а отдать британцам 51% уже были не готовы Михаил Фридман и российские власти. В итоге стороны договорились о паритете. Но еще тогда, по воспоминаниям Джона Брауна, президент Владимир Путин сказал бизнесменам: “Это ваш выбор. Такая пропорция не работает”.

Пропорция, впрочем, проработала пять лет, даже несмотря на активизацию в середине 2000-х разговоров о том, что иностранцы не должны иметь доступ к недрам. Но проблемы у ВР появились в итоге не с российским правительством, а с партнерами, которые в 2008 году восстали против порядков, заведенных в ТНК-ВР, а также против ее руководителя Роберта Дадли. На британских менеджеров свалились многочисленные проверки, к компании подавали иски миноритарии, о которых никто никогда до этого не слышал. Делалось это, как считается, с негласного одобрения российских властей. ВР вела с AAR переговоры на разные темы, в итоге британцы согласились фактически передать операционный контроль над компанией в руки российских акционеров после отзыва из Москвы Роберта Дадли, но свою долю так и не снизили. Тогда, говорят, Владимир Путин снова напомнил партнерам, что паритет — дорога в тупик. Но отступать никто не собирался. Стороны подписали новое акционерное соглашение, которое должно было уравновесить их положение в компании, однако все понимали: мир продержится недолго.

Как вспоминает топ-менеджер ВР, с 2009 года, когда в ТНК-ВР возобновилась относительно спокойная жизнь, и сами британцы, и AAR начали разрабатывать различные варианты будущего. Но, самое главное, в ВР осознали: Михаил Фридман и его партнеры не готовы быть защитниками интересов британской компании. “И в эти годы стало понятно, что частный бизнес от государства уже неотделим. Зачем нам тогда частный бизнес?” — вспоминает собеседник “Ъ”. Поэтому за поддержкой своих позиций в ВР решили обратиться к вице-премьеру Игорю Сечину, который тогда возглавлял совет директоров “Роснефти”.

К тому времени “Роснефть”, фактически поглотившая остатки ЮКОСа, стала крупнейшим игроком в отрасли, и для нее почти не было нерешаемых проблем. К январю 2011 года стороны согласовали сделку — обмен акциями и совместную работу на российском шельфе. AAR даже в известность не поставили. Михаил Фридман потом сравнил эту историю с семейной жизнью: ВР нашла более молодого и красивого партнера, но со старым не развелась. В итоге AAR заблокировал сделку в международных судах, сославшись на нарушение акционерного соглашения. И самое интересное то, что государство в ситуацию демонстративно не вмешивалось, хотя были напрямую затронуты интересы “Роснефти”. Тогда история выглядела полнейшим необъяснимым нонсенсом. Теперь очевидно, что такая серьезная эскалация конфликта окончательно разрушила отношения акционеров ТНК-ВР, позволив государству забрать компанию целиком.

Уже тогда, в 2011 году, возникли первые схемы прихода в ТНК-ВР “Роснефти” — “дожать” ситуацию смог Игорь Сечин, который в мае пересел из кресла вице-премьера в кресло президента государственной нефтекомпании. В июле 2012 года доля ВР была официально выставлена на продажу — “Роснефть” откликнулась первой. Российские акционеры конкуренцию составить не смогли, прочие частные инвесторы — не захотели.

Переговоры между “Роснефтью” и ВР, говорит источник “Коммерсанта”, близкий к сделке, тоже были непростыми. Но согласия удалось достичь — ВР по итогам станет крупнейшим акционером “Роснефти” после государства. Британцы потеряли крупный прибыльный актив, получив взамен фактически портфельную инвестицию, политическое прикрытие и поддержку в России — но пока совершенно неясно, в какие проекты она выльется. AAR же ничего не оставалось, как постараться покинуть проект с максимальной выгодой. И российским акционерам ТНК-ВР это удалось: никто из них не спорит, что $28 млрд живыми деньгами — неплохой выход из такой патовой ситуации. Особенно если вспомнить, чем закончилось дело ЮКОСа.

Кирилл МЕЛЬНИКОВ