Николай Тронько: “Катастрофа на ЧАЭС прежде всего вызвала увеличение заболеваемости раком щитовидной железы у детей и подростков…”

Двадцать пять лет прошло после аварии, а однозначного ответа мы так и не получили. И не потому, что нашей науке нечего сказать по этому поводу, просто ее никто не хочет слушать. Нет на это политической воли. И не было. Потому что признание этой проблемы требует поиска путей ее решения на государственном уровне и за государственные средства.

Начнем с того, что, по данным экспертов Академии аграрных наук, в 2009—2010 гг. на проведение работ по реабилитации территорий, загрязненных радиацией, наше государство не выделило ни копейки. Дадут ли деньги в нынешнем — большой вопрос. Но люди там живут, занимаются растениеводством и животноводством, сами едят эту продукцию, кормят своих детей и продают всем желающим. Кто, когда и как контролирует уровень загрязнения продуктов питания хотя бы в тех областях, которые наиболее пострадали от радиационного загрязнения? Проверка продуктов, которую провел “Гринпис”, показала, что даже за 300 км от Чернобыля допустимый уровень загрязнения молока и овощей был превышен в 2—10 раз. Госчиновники утверждают, что в третьей и в четвертой зонах загрязнения уже можно выращивать зерновые культуры и даже овощи, это поможет справиться с дефицитом продовольствия и высокими ценами. Правда, никто из них не может ответить на вопрос: а за счет чего эта территория стала чистой?..

Не секрет, что загрязненная радионуклидами продукция опасна для человеческого организма — ведь облучение есть не только внешнее, но и внутреннее, за счет “фонящих” продуктов питания. Нужно ли сегодня, через четверть века после взрыва, проводить проверки на радиоактивность? Многие сомневаются в этом. Да что сегодня, даже 15—20 лет назад, когда в памяти еще свежи были события 26 апреля, не только эксперты МАГАТЭ, но и многие ученые — биологи, медики — утверждали, что нет и не может быть никакой связи между ростом числа заболеваний, в том числе онкологических, и аварией на ЧАЭС. Все списывали на радиофобию.

И все же резкий рост заболеваемости не прошел мимо внимания медицинской науки. Ученые Киевского института эндокринологии и обмена веществ АМН Украины не только установили значительное увеличение заболеваемости раком щитовидной железы среди детей и подростков Украины, но и связали его с радиационным фактором.

Аналогичная ситуация была отмечена в пострадавших регионах России и Беларуси. В Брянской области показатель заболеваемости РЩЖ за несколько лет подскочил с 0,78 до 23,6 случаев на 100 тыс. населения (при среднем показателе по стране 3,7). Но официально было заявлено, что “науке так и не удалось объяснить этот феномен в Брянской области”, это списали на “гипердиагностику”. В Гомельской области Беларуси количество онкозаболеваний щитовидной железы у детей выросло в 39(!) раз в сравнении с 1986 годом. За десять послеаварийных лет заболеваемость РЩЖ у взрослых увеличилась более чем в шесть раз, случаев рака молочной железы у женщин на загрязненных территориях (в сравнении с контрольной группой) стало больше на 25%. Как быть с этими фактами? На сей раз “близорукость” продемонстрировали международные эксперты, которые опять не увидели связи с радиацией, все объяснили лучшей выявляемостью и общим повышением уровня медицины на постсоветском пространстве.

В этой ситуации достойно удивления, что в Украине, вопреки всем циркулярам из центра и крайней заполитизированности проблемы, медики упорно делали свое дело: выездные бригады осматривали всех детей на пострадавших территориях и при малейшем подозрении направляли их в Киев. Институт эндокринологии стал не только научным штабом, но и местом последней надежды для многих тысяч детей и их родителей.

— Зарубежные коллеги утверждали, что всплеск заболеваемости если и возможен, то случится не ранее чем через 8—10 лет после аварии. Но мы уловили эту тенденцию намного раньше, — комментирует ситуацию Николай Тронько, академик НАМН Украины, директор Института эндокринологии и обмена веществ им. В.Комиссаренко НАМНУ:

— Может быть, причина в том, что ученые, занимающиеся этой проблематикой, изучали последствия атомных бомбардировок Хиросимы, Нагасаки и аварии на АЭС “Три Майл Айленд” в США, а масштабы Чернобыльской катастрофы были несоизмеримы с теми. Поэтому медицинские последствия отличались.

Известно, что более 80% радиоактивных изотопов, выброшенных в атмосферу после взрыва реактора, составили изотопы радиоактивного йода, который в организме человека избирательно поглощается только клетками щитовидной железы. Именно этот орган стал наиболее уязвимой мишенью воздействия радиационного облучения, особенно у детей и подростков. Об этом прежде всего свидетельствует динамика заболеваемости раком щитовидной железы в этой возрастной группе. В Украине увеличение РЩЖ впервые зарегистрировано в 1990 году. Ведущие специалисты Японии, США и Европы заявляли, что частота этой патологии не может так вырасти всего за три-пять лет после аварии, ведь по законам радиационной медицины латентный период развития РЩЖ составляет 6—12 лет. Но результаты наших исследований показали, что, несмотря на то что чернобыльский радиоактивный йод через два месяца после аварии распался и уже не действовал на щитовидную железу, в течение последующих лет количество прооперированных по поводу рака щитовидной железы лиц этой возрастной группы продолжало возрастать. В 2009—2010 гг. оно достигло уровня 600 случаев ежегодно, что в десятки раз выше дочернобыльских показателей. За период 1986—2009 гг. в Украине по поводу этого заболевания прооперировано 6049 таких больных, из них 4480 детей (0—14 лет) и 1569 подростков (15—18 лет).

После взрыва на ЧАЭС в результате выпадения изотопов радиоактивного йода (главным образом I-131) наиболее пострадало население северных областей: Черниговской, Киевской, Житомирской, Ривненской и Черкасской, где зарегистрировано 60% случаев данной патологии. Из них наиболее пострадавшая — Черниговская, а в Беларуси — Гомельская область. Именно на Гомельщине была зафиксирована наибольшая заболеваемость РЩЖ.

— Почему в этом списке Черкасская область, она ведь находится намного дальше от ЧАЭС?

— Географию выпадения радиационных осадков обуславливали метеорологические условия в первые недели после аварии. На территории Черкасской области также было зафиксировано значительное выпадение I-131.

— Организм “выуживает” йод отовсюду, откуда возможно?

— Первые дни после аварии на ЧАЭС люди получали радиоактивный йод преимущественно ингаляционным путем, а на втором этапе — через пищу, употребляя молочные продукты, которые были загрязнены радионуклидами йода. Опасность поступления радиойода в щитовидную железу существовала на протяжении двух—двух с половиной месяцев. Сыграло свою негативную роль и внешнее облучение, хотя оно и было незначительным, а также наличие йодного дефицита в большинстве регионов Украины.

Сразу же после аварии в нашем институте эндокринологии были созданы все условия, чтобы принять детей, эвакуированных из Припяти и прилегающих территорий. Мы обследовали тогда более 600 детей и подростков.

— То есть радиация в первую очередь ударила по детскому организму, а мишенью избрала именно щитовидную железу?

— Хорошо известно, что щитовидная железа детей гораздо более чувствительна к облучению. Поэтому повышение частоты рака щитовидной железы именно у этой возрастной категории населения Украины было наиболее значительным.

— Сколько лет вы их наблюдаете?

— На базе нашего института в 1989 году создан регистр рака щитовидной железы, где хранится информация о каждом пациенте, который на момент аварии пребывал в возрасте от 0 до 18 лет. Это персонифицированные данные — дозовая нагрузка на щитовидную железу, тип гистологического строения опухоли, объем оперативного вмешательства, гормональные показатели и т.д. Около 40% регистра — это пациенты, прооперированные в нашем институте, а остальная информация собрана со всей Украины.

Высокий авторитет института, созданного академиком Василием Павловичем Комиссаренко, и штат высококвалифицированных специалистов, определил выбор института в качестве ведущего научного учреждения по изучению патологии щитовидной железы после аварии на Чернобыльской АЭС не только в Украине, но и в бывшем Советском Союзе.

— А где стажировались ваши специалисты? Ведь до аварии операций такой сложности и в таком количестве не было.

— Много было сделано, чтобы максимально эффективно использовать уже имеющийся в нашем институте потенциал. Был создан отдел радиационных поражений щитовидной железы. Многие специалисты стажировались в ведущих клиниках Западной Европы, Японии и США, где овладели современными методами диагностики и лечения патологии щитовидной железы. В ходе реализации международных научных программ нам удалось получить новейшее оборудование, сегодня институт имеет все для того, чтобы на самом современном уровне обследовать и лечить больных.

В рамках украинско-американского тиреоидного проекта, который длится уже более 15 лет, мы наблюдаем пациентов, в момент аварии бывших в возрасте 0—18 лет, имевших измеренные дозы облучения щитовидной железы и проживавших на наиболее радиационно загрязненных территориях Украины. Это более 15 тысяч человек, которые давно уже стали взрослыми. Проводится выявление различной патологии щитовидной железы, ведь рак далеко не единственное проявление влияния радиации: встречаются доброкачественные опухоли, гипотиреозы, аутоиммунные тиреоидиты.

— Каких результатов вам удалось добиться?

— Мы проанализировали данные на 1982 ребенка, прооперированного в нашей клинике по поводу рака щитовидной железы. Шестеро из них умерли, т.к. болезнь была в запущенном состоянии, и спасти их не удалось. К тому же у некоторых были случаи анапластического рака ЩЖ, который очень плохо поддается лечению. Показатели летальности у нас на уровне мировых данных. Почему поздно обращались? Причины были разные. Чаще всего, это несвоевременная диагностика на местах. В одном случае, помню, родители по религиозным соображениям не отдавали ребенка в больницу, отказывались от операции, даже пришлось подключать представителей местной власти. Мы не сидели сложа руки, были созданы выездные бригады, укомплектованные высокопрофессиональными эндокринологами, специалистами в области лабораторной и ультразвуковой диагностики, которые выезжали в первую очередь в наиболее пострадавшие от радиации районы. Если ребенку необходимо было более углубленное обследование, его госпитализировали в нашу клинику.

— В свое время ломали копья по поводу того, какие операции проводить — органосберегающие или во избежание рецидивов удалять щитовидную железу полностью.

— Да, были дискуссии. Часть хирургов выступала только за органосохраняющие операции, они были категорически против удаления щитовидной железы. К обсуждению привлекались зарубежные специалисты, ведь вопрос чрезвычайно серьезный. Было показано, что радиационно индуцированные карциномы щитовидной железы обладают высоким биологическим потенциалом злокачественности. Нами отмечены случаи метастазирования карцином самых минимальных размеров. Это раньше, когда не было радиационного воздействия, при микрокарциноме, конечно же, шли на органосохраняющую операцию. Сейчас принята международная тактика тотального удаления щитовидной железы. Такой подход предупреждает развитие метастазов и позволяет проводить последующее адекватное лечение.

— В институте прооперировали ребенка и отправили его домой, в ту область, откуда он приехал. А как ему жить дальше, где наблюдаться?

— Мы поддерживаем связь с лечебными учреждениями по месту жительства пациента. Наши бывшие больные приезжают к нам на консультации и обследование. Особенно мы контролируем состояние тех пациенток, которые стали мамами, и ежегодно приглашаем их в институт для профилактического осмотра.

— Как влияет на здоровье мамы то, что в детском возрасте ей пришлось перенести такую сложную операцию и лечение?

— Они, как правило, ведут обычный образ жизни, рожают здоровых малышей. Важно, чтобы больные, перенесшие операцию по поводу рака щитовидной железы, находились под постоянным наблюдением врача-эндокринолога и выполняли его рекомендации. Если лечение проведено своевременно и грамотно, мама будет чувствовать себя хорошо, и малыш будет расти здоровым.

— Наверное, многие женщины в подобной ситуации задают вопрос: а мне можно рожать? Медики дают им однозначный ответ или пребывают в сомнениях?

— Была разработана специальная методология и тесты, которые помогают определить, сможет женщина выносить и родить ребенка или нет. Всех будущих мам берут под наблюдение не только эндокринологи, но и акушеры-гинекологи.

— Это какой-то новый этап в вашей работе?

— Это новый шаг не только в эндокринологии, но и в области репродуктивного здоровья. Ведь до аварии на ЧАЭС не было опыта ведения пациенток, которые подверглись влиянию радиации, были прооперированы по поводу РЩЖ, а после этого смогли жить полноценной жизнью, забеременели, выносили и родили здоровых детей. Сегодня 450 женщин и их дети находятся под постоянным контролем наших врачей. Среди них есть такие, которые родили двоих и даже троих малышей. Хочу отметить, что все они остаются под нашим наблюдением, и раз в полгода-год проходят обследование в институте.

— А какие еще железы, помимо щитовидной, пострадали от удара “мирного атома”?

— Мы изучали структуру и функцию поджелудочной и половых желез, а также гипофиз. Прямых доказательств о влиянии облучения на функцию поджелудочной железы сегодня нет. Хотя получены данные, что радиация может оказывать свое действие на молекулярном уровне.

Надпочечники очень четко отреагировали на ситуацию, связанную с повышенной радиацией. Мы проводили исследования на протяжении года — уровень кортизона был повышен. Чем это можно объяснить? Радиационным поражением или все-таки влиянием стрессовых ситуаций? Я склонен считать, что в большей мере повлиял стресс. И родители, и дети, проживающие на территориях, пострадавших от Чернобыльской катастрофы, были напуганы, встревожены. Мы, когда смотрим по телевизору новости о том, что происходит в Японии на станции “Фукусима-1”, и то испытываем стресс.

— Что в первую очередь нужно делать сегодня, через 25 лет после атомной катастрофы, для поддержки эндокринной системы?

— В Украине необходимо на государственном уровне решить вопрос йодной профилактики населения с помощью йодированной соли. К большому сожалению, до настоящего времени эта проблема не решена. Еще в 2004 году президент Л.Кучма подписал в ООН меморандум, подтвердив тем самым, что государство взяло на себя обязательство ликвидировать йодный дефицит. ВОЗ, ЮНИСЕФ, форумы эндокринологов, которые состоялись за это время, подготовили и подали не одно обращение в Кабинет министров, в Верховную Раду и Минздрав Украины. Увы, дальше разговоров дело не пошло. Недавно состоялось расширенное заседание ЮНИСЕФ, на котором Украина, к сожалению, прозвучала в списке стран, которые до сих пор ничего не сделали в этом направлении. 137 стран мира успешно решают проблему йододефицита при помощи йодирования пищевой соли. Наш институт совместно с ВОЗ, ЮНИСЕФ и центром “Атланта” (США) провели исследование в наиболее пострадавших от Чернобыльской катастрофы районах. Полученные данные свидетельствуют о наличии в этих регионах умеренного йододефицита. Именно этот дефицит и способствовал активному захвату радиоактивного йода, что, собственно, и привело к большему облучению щитовидной железы. Мы продолжаем исследования и надеемся, что решение наконец-то будет принято на государственном уровне.

***

Еще в XVII веке исследователи назвали этот орган thyros, что означает “щит”. Название прижилось. Действительно, эта железа служит своеобразным щитом человеческому организму. Но чернобыльская авария значительно повредила этот щит. За четверть века, что прошли с тех пор, изменились многие оценки и прогнозы, касающиеся влияния радиации на живой организм. Ранее считалось, что последействие радиоактивного йода будет длиться не более двух десятилетий, а пик заболеваемости щитовидной железы мы уже миновали. А сегодня ученые предупреждают, что латентный период от облучения до развития рака ЩЖ может длиться от пяти до 50 лет. И что самое важное: у облученного человека риск развития злокачественной опухоли щитовидной железы остается повышенным на протяжении всей его жизни.

Да, собственно, весь человеческий организм пребывает в зоне повышенного риска. Об этом шла речь на общем собрании Национальной академии медицинских наук, которое было посвящено медицинским проблемам аварии на Чернобыльской АЭС. Многие академические институты представили итоги научно-исследовательской деятельности, которая длится уже четверть века. Сегодня не вызывает сомнения, что радиация, в том числе и малые дозы, влияют на здоровье человека. Вопрос в другом: можно ли в наших условиях воссоздать такой щит, который сохранит здоровье и жизнь человека в постчернобыльское время.

Ольга СКРИПНИК