Недошахиды. Почему православные патриоты России не заменят подсанкционные микросхемы

“Жизнь сильно переоценена. Зачем бояться того, что неизбежно? Тем более, ну, мы же в рай попадем. Смерть — это окончание одного земного пути и начало другого”, — заявил “русско-еврейский Штрейхер” и главный пропагандист Путина, Владимир Соловьев в эфире своей программы на канале “Россия 1”.

Сам Соловьев не торопится умирать, как и его команда пропагандистов. Но его заявление было ожидаемо. С технически продвинутым и хорошо организованным противником Россия умеет воевать только одним способом: бросая на убой горы дешевого мяса. Предполагается, что такого мяса у Кремля много и оно безропотно пойдет умирать, так что даже при соотношении потерь 10:1 солдаты у врага закончатся раньше. В прошлом это нередко срабатывало. В худшем случае всё удавалось свести к почетной капитуляции, как в русско-японскую войну.

В двух мировых войнах “бросание мясом” немного размылось за счет технической помощи союзников, но не отменилось совсем. Так, по последним, и тоже, вероятно, неполным подсчетам, потери Германии и СССР в ходе Второй мировой войны соотносились как 1 к 6: 7 миллионов немцев против 42 советских. А вовсе не 7, 22 и 24 миллионов, как десятилетиями лгали в Кремле, мало-помалу провозглашая очередную “окончательную цифру”.

Но у такого способа ведения войны есть особенности. Как ни подпирай мясо пулеметами заградотрядов (в войне против Украины для этого используют кадыровцев), как ни воспитывай в нем безропотную покорность, мясу нужно дать и хоть какую-то идеологию, обосновав право власти гнать его на убой, и сделав заклание хотя бы отчасти привлекательным. Между тем, вопрос о подготовке русских к массовому убою оказался, в числе прочих, изрядно запущен за последние тридцать лет. Путин определенно не рассчитывал на большую войну, и сейчас, оказавшись под санкциями, когда других выходов не осталось, вынужден спешно наверстывать упущенное.

Общий фон

Несмотря на многочисленные обходы санкций и помощь братского Ирана, русским не хватает высокотехнологичного оружия. Сама Россия не в силах организовать даже производство примитивных иранских дронов, и зависит от тегеранских поставок. Предел производства современных ракет составляет в России 5-6 штук в месяц. Советские запасы 50-60 летней давности, половина из которых не долетает до цели, тоже подходят к концу. О рациональном использовании сухопутной армии также речи нет: Кремль не располагает ни сержантским составом, способным поддерживать дисциплину в войсках, ни офицерами, умеющими планировать операции. Ничего не изменилось с конца 30-х годов прошлого века, когда преподавание стратегии в военных академиях признали вредным вольнодумством. Стратегию определяли партия, и лично тов.Сталин, а командирам следовало выполнять их указания, притом буквально. Именно так, всю “великую отечественную” войну, и все последующие войны и воевала красная/советская/российская армия. Разбор ее операций дает одну картину: примитивное, в лоб, забрасывание горами трупов, дикая жестокость к своим солдатам, сознательно доводимым до расчеловечивания, и вымещавшим злобу на гражданском населении. Число изнасилованных немок и ограбленных немцев сопоставимо с оным на любой другой “освобождаемой” территории, включая территории СССР.

Этот способ ведения войны советская/ российская армия применяла везде: в Афганистане, Чечне, Грузии, Приднестровье, Сирии — и, наконец, в Украине. Воевать иначе, без геноцида гражданского населения, русские никогда не умели и не умеют, да и не стремятся. Так что удары по мирной инфраструктуре и массовые казни на оккупированных территориях вызваны не личной неприязнью Путина к украинцам, а безальтернативностью тактики, доступной русским нацистам.

В качество побочного, но важного эффекта это уже привело к окончательному краху мифов об “освободительной миссии советской армии в годы ВОВ”. На свет, наконец, полезла долго скрываемая правда: период немецкой оккупации, при всех ее жестокостях, стал для многих советских людей передышкой, светлым пятном на фоне реалий “самого прогрессивного в мире государства рабочих и крестьян”, длившихся десятилетиями. Об этом, хотя и шепотом, вспоминали потом много лет в семьях, старшее поколение которых побывало в оккупации, и это порождало двойственное восприятие советской истории. Так вот, теперь советскому двоемыслию окончательно приходит конец. “Освободительная миссия” советской армии стала предельно понятна на примере действий русских оккупантов. По крайней мере, понятна в Украине.

Уценка жизни

Сознательно культивируемая жестокость к мирным жителям и пленным должна приучать русских получать удовольствие от крови и смерти.

Это уже вторая ступень обучения русских палачей — их, так сказать, производственная практика. Первой ступенью выступают многочисленные сериалы, книги и фильмы, воспевающие жестокость во имя “правого русского дела”.

У этих произведений, значительную часть которых составляют образцы “попаданческого” жанра, есть еще одна важная цель: они успешно подменяют будущее прошлым. Лишение видения будущего имеет важнейшее значение: оно стирает разницу между жизнью и смертью, когда нет никакого движения, а есть только вечный Сталин, воплотившийся в Путине, и бесконечный кошмар настоящего.

По сути, это уже готовая идеология обезличенной амебы, которая ничто, и согласна на эту роль, и для которой государство — всё, и это государство не имеет перед амебой никаких обязательств. Такая идеология типична для нацизма, социализма и прочих разновидностей неофеодализма. Этим он и отличается от настоящего феодализма, в котором обязательства личности и государства всегда носят взаимный, пусть и сильно неравноправный, характер.

Но чтобы это варево было гуще, в него нужно добавить толику сакральности. Для производства сакральности в структуре КГБ/ ФСБ, еще со времен Сталина, с 8 сентября 1943 года, есть специальный отдел, “Русская Православная Церковь Московского Патриархата”, РПЦ ФБ МП.

И нынешний глава этого отдела, Кирилл Гундяев, он же “Патриарх Кирилл”, получив команду, не замедлил предложить своей пастве набор антихристианских тезисов, еретичных с точки зрения православной теологии. Впрочем, вся “РПЦ МП” с точки зрения канонического православия еретична, и это было очевидно еще со времен архиерейского собора 1943 года. Но мировое православие в силу своей раздробленности и коррумпированности иерархов предпочло тогда не всматриваться в советское христианство слишком пристально. Отдельные попытки были, но мало-помалу Москва обуздала всех сомневающихся. К тому же иерархи переучрежденной РПЦ МП поначалу повели себя осторожно, не выпячивая явно своей принадлежности к системе госбезопасности.

Зато сейчас в России настали времена, когда одним из официальных лозунгов государственной политики стало “не стыдно быть русским”.

В переводе на нормальный язык это означает, что русским дозволены любые преступления во имя “всего русского”, и что “русское” поставлено над любой моралью — еще один признак победившего нацизма.

И, вот, 25 сентября, Кирилл, жонглируя вырванными из контекста евангельскими цитатами, провозгласил учение об “откупительной жертве” российских военных, которые, в случае гибели, этой жертвой “смывают все”.

“Идите смело исполнять свой воинский долг и помните, что если вы жизнь свою положили за Родину, за друга свою, как говорит Священное Писание, то вы будете вместе с Богом в Его Царстве, в Его славе, в Его вечной жизни”, — объявил Кирилл в своей проповеди.

Иными словами, согласно Кириллу, любой преступник и негодяй, погибнув на войне с Украиной, попадает в Рай: под личные гарантии Гундяева, и, очевидно, в его вариант Рая. Впрочем, средний прихожанин РПЦ МП не станет входить в такие детали.

К заявлению Гундяева стоит отнестись серьезно. Уход РПЦ МП в схизму, с реорганизацией в военно-церковный орден, наметился еще в 2018, в ответ на признание ПЦУ. Последующие шаги, от “храма Победы” с фуражкой Гитлера в качестве святых мощей, до института военных священников в том виде, в каком он реализован в ходе войны в Украине, ясно говорят, что этот разворот уже происходит.

По сути, перед нами вариант шахидизма — но не исламского, а православного. Именно из исламского шахидизма и заимствована идея “откупной жертвы” погибших русских солдат. При этом, гарантией попадания в рай в шахидизме считается борьба с “неверными”, и тут Гундяев тоже не отстает: версия “украинского сатанизма” появилась не на пустом месте. Неофеодализм вообще очень любит использовать для своей легитимации всякую архаику, в том числе и церковную, и родоплеменную.

Впрочем, демонизация украинцев, как церковная, так и светская, стала одним из важнейших трендов российской пропаганды, тут Кирилл не одинок.

То, что шахидизм не является идеологией всего ислама, и, с точки зрения исламского канона еретичен в той же мере, в какой заявления Кирилла еретичны с точки зрения православия, не мешает его широкому распространению. Именно шахидизм успешно служит идейной базой исламского терроризма, принявшего глобальный характер, и широко финансируемого Россией. И Гундяев совсем не случайно уже давно проявляет к радикальному исламу большой интерес.

Все это означает, что, в дополнение к исламскому терроризму, и по его образцу, Кремль начал конструировать терроризм радикально-православный. Такие учения, запущенные в массы, бывают очень живучи — и на примере радикального ислама, давшего обильные всходы, это отлично видно. Православный шахидизм, замешанный на криминальной психологии русской популяции ( “народом” “русские” не являются), в перспективе также способен утвердиться в самостоятельном существовании, пережив и Путина, и Кирилла, и РПЦ ФСБ, и даже Россию.

Кое в чем Кирилл недоработал — и его поправил Евгений Пригожин, заявивший, что заключенные, вызвавшиеся воевать в Украине и получившие ранения, но выжившие, тоже искупили грехи, и “общество должно относится к ним с глубочайшим уважением”. “Если ты увидел человека, который приехал с войны, а перед этим сидел в лагере и записался добровольцем, а им по паре дней сидеть оставалось, они просто хотели Родину защищать. С них все судимости сняты”, — заявил Пригожин на встрече с ранеными “вагнеровцами”. 

Понятно, что такие цитаты транслируются в медиа не случайно. И, хотя Пригожин вел речь о грехах земных, а Кирилл — о церковных, есть все основания полагать, что в этом вопросе в ближайшее время между ними будет достигнут единый подход.

Остается последний шаг: православно-патриотический шахидизм должен войти в моду. Тут в игру вступает Штрейхер — Соловьев и его команда.

Разобравшись с моральной, религиозной и идеологической стороной дела, обратимся к технической. Сегодня использование смертников в российской армии практикуется широко, но примитивно. Их просто гонят на убой, пытаясь задавить противника массой и укладывая трупы слой за слоем. Разнобой с цифрами погибших “мобиков” в Макеевке, помимо пропагандистских соображений, вызван, скорее всего, еще и тем, что точного их числа никто не знал, и не хочет знать. Вытаскивать из-под завалов трупы и раненых тоже никто не будет — их всех уже списали в расход. И это тоже русская традиция: бросать своих.

Конечно, техническая отсталость России настоятельно требует появления ракет и ударных летательных аппаратов (уже не БПЛА) в которых дефицитную электронику заменили бы смертники. И массовое появление шахидо-мобилей: пикапов, груженных взрывчаткой, в обозримой перспективе возможно. Зря, что ли на умершем АЗЛК организуют сборку китайских авто под маркой “Москвич”? Правда, взрывчатка в России тоже дефицит, но можно использовать, как заменитель, и азотные удобрения.

А вот летающие русские камикадзе в ближайшее время едва ли появятся. В обычную ракету русского патриота не засунуть, даже отрезав ему ноги, как это было проделано в известном рассказе Пелевина. Выпуск специально разработанных аппаратов, пусть даже не человеко-ракет, а хотя бы аналога иранских мопедов, увеличенных до размера, при котором их смог бы пилотировать человек, русской промышленности явно не по силам. Остается разве что заказать их разработку и выпуск Ирану… Конечно, в России найдется и несколько сотен старых самолетов, которые можно привести в одноразовое условно-летное состояние. Но массово обучить православных энтузиастов их пилотированию едва ли возможно, да и мотивация пилота-смертника должна быть выше, чем у пехотинца, которого гонят на убой в толпе ему подобных. Но в перспективе нельзя на 100% исключить что-либо подобное.