С редакцией “Новой” связалась девушка из Донецка. По соображениям безопасности мы не можем называть ее имя (аудиозаписи монологов есть в распоряжении редакции). Она рассказала, как в “ДНР” организована принудительная мобилизация. Уже забрали всех ребят, которых она лично знала, ее одногруппников по университету, родственников, знакомых. Никто из них в армии до этого не служил. От некоторых приходят сообщения, что они уже в Украине. Мы публикуем монологи девушки и ее друзей, которые столкнулись с мобилизацией.
— Сначала, еще до [“спецоперации”], перед эвакуацией, начали забирать всех бюджетников. Тех, кто работал в Центробанке, кто работал учителями, преподавателями, кто работал в налоговых и других структурах. Там забрали более 50% мужчин. На некоторых — 100%, там, где они были не жизненно важны. В банке, например, оставили только инкассаторов мужчин, а остальных — вплоть до начальников — всех позабирали.
Потом, уже во время эвакуации, начали забирать студентов. Вроде как было не совсем обязательно. Нужно было прийти в деканат и подтвердить, что ты находишься в Донецке. Мой одногруппник таким образом пошел, ему сказали прийти в военкомат по месту жительства, подтвердить, что он на очном отделении, но это все закончилось тем, что их забрали на сборы уже недели полторы назад и с тех пор они не возвращались. Тех студентов, которые пытались выехать в Россию вместе с эвакуируемыми, не выпустили со стороны “ДНР”. У нас всего три КПП с Россией. Все автомобили проверяют. Если есть хоть один мужчина от 18 до 55, тех ссаживают и сажают во что-то вроде автозака и везут по пунктам мобилизации. Выехать вариантов нет никаких.
Мужчин, как собак, отлавливают на улицах.
Даже если мужчина просто идет в магазин, его могут остановить и спросить документы. Если документов нет, то везут в РУВД, чтобы установить личность. Если есть, но нет отметки из военкомата, что он не подлежит или уже прошел военную подготовку, тогда везут сразу в пункт мобилизации. В городе сейчас мужчин нет вообще. Кого еще не забрали — их очень мало, — те сидят по домам и не выходят в принципе.
Информации о тех, кого забрали, нет вообще. Телефоны у них у всех поотбирали. У кого-то там сохранились кнопочные телефоны. Бывает, один со всей роты позвонит, скажет: “Мы все живы”, и все. Есть у наспаблик во “ВК”, там люди пишут, кто где что слышал, спрашивают про своих, есть записи о том, что кто-то получил похоронки на ребят даже 2003 и 2004 г.р.
На мобилизационном пункте в спортивном зале Луганского педагогического университета в Луганске. Фото: РИА Новости
Одному из ее друзей повезло, его отбила мама. Вот его рассказ:
Монолог студента, у которого получилось отбиться от мобилизации в “ДНР”
— Я 1999 г.р., мне сейчас 22. Я студент. Все началось с того, что у нас вышел приказ о мобилизации. До этого я проживал в центре Донецка. Но тут мне позвонили родственники и сказали: приезжай к нам, в село. Здесь я сейчас и нахожусь.
У меня есть уже белый билет, я негоден в принципе, у меня серьезные проблемы со здоровьем, служба в армии — не для меня. Если я подниму что-то тяжелое, то потом лежу неделю. У меня межпозвоночные грыжи, укорочение ноги и плохое зрение. Поэтому я и не думал, что меня это как-то может коснуться. Но с каждым днем становилось понятно, что гребут всех подряд. Есть подтвержденная история (это не миф и легенда), что в моем районе военкомат забрал человека без руки. Его потом отпустили, но сказали: “Ты, это, далеко не теряйся, ты нам еще пригодишься”. Его не сразу отпустили, сначала его в распределитель забрали. Вот такой у нас уровень абсурда.
И вот я сидел-сидел у себя в селе. Но начала появляться информация, что тех, кто не идет в военкомат сам, ждет уголовная ответственность. Даже не важно, пришла тебе повестка или нет, ты должен сам явиться. С 1995 по 2004 год рождения — все должны явиться, такой был указ главы республики. Я думал долго, неделю думал, жил в этом стрессе. Наконец понял: нужно просто пойти. “Спецоперация” — это страшно, но и тюрьма тоже довольно-таки жутко. И я решил это сделать.
Это было 27-е число.
Шел я не один, к счастью, а с товарищами, даже родственник один шел с нами. У нас у всех не было повесток, мы решили пойти, потому что нас просто напугали. Один был парень помладше меня, другой чуть постарше, а один — вообще взрослый мужчина, у него уже двое детей. Четверо нас было.
На самом приемном пункте (это еще не военкомат) даешь паспорт, тебя записывают и тут же ждут автобусы — везти на распределительные пункты. Я пришел со своим белым билетом. Показываю его. Эта тетенька, которая принимает, шутит: “Ха-ха, да у тебя, наверное, плоскостопие”. Я говорю: нет. Но она сказала: “Военнообязанный, значит идешь”. И все.
Нас привезли в распределительный пункт. Это не казарма, не помещение, а какая-то территория либо бывшей шахты, либо чего-то похожего. Все там разбито, кроме административного здания, в котором сидит персонал. Нам выдали форму, противогаз, каску. Мы сидели долго. Потом стали искать место, где приткнуться. Но там нет вообще условий для размещения.
Спать ложиться надо было на бетоне — других вариантов не было. Либо в каком-то разбитом здании на мусоре лежать, либо на бетоне. Февраль месяц. Под открытым небом.
Я пробыл, к счастью, всего чуть более суток там. В моем взводе был мужчина, лет 45—50, он сказал, что он там уже четыре дня, просто сидел там в таких условиях, под открытым небом. Все это окружено забором, колючей проволокой, и постоянно там ходит вооруженный патруль.
Там у нас были полевые кухни и даже кипяток. Большой плюс. На следующий день начали раздавать должности — совершенно случайно расписывали, кто будет пулеметчиком, кто снайпером, кто связистом, кто минометчиком. Из всех нас там было всего процентов 20—30% служивших.
Потом сказали: давайте паспорта, мы их отфотографируем, потом деньги получите за это все. Тут я сразу понял, что это не военные сборы, как нам обещали в университете. А там нам говорили: все должны явиться в военкомат по месту жительства, там будут военные сборы дня на четыре, и вас отпустят. Но тут, когда собрали паспорта, я понял, что все серьезно.
По счастливому стечению обстоятельств моя мама узнала, где я и что нужно туда успеть приехать, пока я там, пока меня не забрали в часть, привезти все мои справки медицинские. Так что меня отпустили, мы приехали в военкомат и там нам дали справку, что я у них был, но по состоянию здоровья отпущен. Мне повезло. Не всем тут так везет. Дело не только в здоровье, есть же еще бронь — ее дают мужчинам на работе, потому что без них предприятие работать не сможет. Но и их забирают. Такая бесправная штука.
Свободно ходить я все равно не могу сейчас. У меня есть эта справка — что я был в распределителе, что я не скрывался, а пришел сам. И все, она больше ничего не значит. А по факту, если меня вдруг сейчас на улице забирают — а у нас это нормальная практика, — то могут и опять отправить куда-то служить.
По поводу моих товарищей. Я с ними поддерживаю связь. Они находятся в частях и даже в Украине, как оказалось.
Распределяют — куда кому повезет. Есть охранный батальон, есть населенный пункт, его как бы освободили, и тебя ставят на какой-то объект — блокпост, нефтебаза… Условно, это просто караул. Так везет не всем. Некоторых моих товарищей определили, не знаю, как он официально называется, но по сути как штурмовой батальон.
Там, где я провел более суток, у меня во взводе было 22 человека, в основном мужики сорокалетние. Все пришли туда насильно: кому-то пришла повестка, кого-то поймали, кто-то испугался уголовного преследования. Я и с другими там пообщался, под сотню мнений точно услышал за это время — никто добровольно туда не пошел.
И вот этих простых мужиков, которые никогда не служили, не стреляли, там пускают.
Какие тут могут быть у людей настроения? Если в 2014 году была хоть какая-то идея, то сейчас это вообще не то, вообще другое. Сейчас [“спецоперация”] непонятно за что и за кого. Непонятно, почему она началась.
Мобилизация — это рабство. Людей берут в рабство. Мужчин почти не осталось. Экономика парализована. Даже поставки питьевой воды к нам в село прекращены — этим занимались мужчины.
Только что я получил сообщение от своего лучшего друга, его забрали за несколько дней до меня. Вот что он сообщает:
Монолог насильно призванного в армию “ДНР”
Друг мой назначен пулеметчиком, оружие ему до сих пор не выдали. Я пытаюсь переварить это, волнуюсь, переживаю за него, вы извините меня. У них там только что сказали, что завтра бросят в боевые. А какие боевые, если этот пацан никогда не стрелял в жизни. Мой ровесник. Еще им там дали всего два сухпайка за все время, а они там уже пять дней. Спят они, понятно, на голой земле. Костры жгут — греются хоть как-то. Спать не могут — очень холодно. Трое там с температурой уже.
Друг просит распространять эту информацию. Говорит: достучитесь хоть до кого, скажите, что нас в XXI веке просто взяли в рабство и делают с нами что хотят.
Телефон у моего друга не забрали, потому что там все тяп-ляп. Вот я был в этом распределительном центре — там полная дезорганизация, там нет дисциплины вообще никакой, командиры не могут управлять людьми, не могут выполнять элементарные действия, все затягивается на огромное количество времени, никто ничего не знает. Это не армия.
Екатерина ГЛИКМАН
Что скажете, Аноним?
[12:15 25 ноября]
[10:10 25 ноября]
[07:00 25 ноября]
16:00 25 ноября
14:30 25 ноября
14:00 25 ноября
13:30 25 ноября
12:30 25 ноября
12:00 25 ноября
[16:20 05 ноября]
[18:40 27 октября]
[18:45 27 сентября]
(c) Укррудпром — новости металлургии: цветная металлургия, черная металлургия, металлургия Украины
При цитировании и использовании материалов ссылка на www.ukrrudprom.ua обязательна. Перепечатка, копирование или воспроизведение информации, содержащей ссылку на агентства "Iнтерфакс-Україна", "Українськi Новини" в каком-либо виде строго запрещены
Сделано в miavia estudia.