Мотивация и мотивировка
С началом специальной военной операции начался и поиск подходящих мотивировок этой акции. В первый период этого процесса их появилось изрядное множество. Наши исследования показывали, что, хотя каждое находило некую долю его принимающих, ни одно из объяснений не становилось общепринятым. О слабой значимости этих объяснений для публики достаточно ясно говорит тот факт, что каждая из мотивировок принималась незначительным меньшинством, тогда как прямая поддержка СВО с самого начала была на уровне не менее двух третей и доходила до трех четвертей взрослого населения (74% в ноябре). То есть, дело было не в них. А в чем?
Повторим, объединяющая все огромное большинство поддерживающих мотивация (не мотивировка, а мотивация) состояла и состоит в том, что “нам, России, это надо”. Если расспрашивать людей, почему они так думают, натыкаешься на то, что для многих причина действий заключена в самих действиях. “Раз мы начали, значит, было надо”. Сам императив обладает своей силой суггестии, но иногда он включает опору на авторитет символического лидера: “Раз Путин начал, значит было надо”. Но это, снова повторим, объяснение “для себя, для своих”, некоему внешнему партнеру или противнику его не предложишь. Потому и нужна именно что мотивировка.
Итак, о мотивировке, которая в конце концов была найдена и стала общепринятой. Ее искали-искали, а она была, как всегда, под рукой. “Запад!” Запад, он же НАТО, он же США, или, на внутреннем языке — “западники”, “англосаксы”. Им сказали: вот вы и виноваты!
А россиянам говорят, и россияне твердят: “Они на нас хотели напасть. Мы-то сами ни на кого не нападаем. В этот раз, да, мы начали первыми, но это только потому, что они хотели начать первыми”.
А зачем они хотели на нас напасть? Популярных ответов два. Первый: они стремятся присвоить наши природные богатства. Ответ примитивный, что сознают многие из самих им пользующихся. Каким образом присвоить, какие именно богатства — эти детали не проработаны, потому, что ответ рассчитан на согласие с очевидным: если у тебя есть богатства, значит кто-то обязательно будет пытаться их отнять.
Демографический страх
Гораздо больше мыслительной энергии и страсти истрачено на другой ответ. Он был весьма популярен у широкой публики в период до СВО, а с ее началом и усугублением был у нее забран, им занялись парламентарии. Речь о том, что в народе получило ругательное наименование “толерантность”. Это слово — эвфемизм, это замена неблагозвучному и не для всех легко произносимому “элгебете”. Его расшифровкой мучить людей не надо, а то в сердцах скажут: “пидоры они все, и нас хотят…”
В период до СВО расклад был таким: Америка, которая там вдали за океаном, это главный (по силе) и достойный соперник для России. А здесь, поближе — Гейропа, опасная не своей силой, а именно коварством и этой толерантностью. То, что она опасна и что простой народ сам по себе против нее бессилен, удостоверено как раз-таки тем, что закон “против элгебете” наш парламент счел жизненно необходимым принять именно в разгар военного противостояния, перехода на военные рельсы. Знать, одной частичной мобилизации недостаточно, надо укреплять сексуальную защиту от Европы.
Чем угрожала Гейропа России? Ответов снова два — простой и сложный. Простой: они нас хотели сделать такими же, как они, толерантными. Тогда это уже стали бы не мы. (Страх утраты идентичности.)
Ответ сложный: Если у нас все станут родитель номер один и номер два, рождаемость упадет до нуля, детей ни у кого не будет. И некому будет Родину защищать.
Можно спросить, неужели люди всерьез так думают? Ответ: люди всерьез обеспокоены, но причины беспокойства лежат глубоко и как таковые выговариванию недоступны. Вместо них эти байки про ЛГБТ. Вопрос, который всерьез тревожит массовое сознание, а здесь лучше сказать — подсознание, это вопрос из числа предельных. Российский социум (не весь, но его этническое большинство) в последние десятилетия приходит к тревожному ощущению, что он умаляется. Как мы скажем: демографически не воспроизводит себя. В глубине социума, а в данном случае лучше сказать этноса, рождаются сложные тревоги по поводу снижения собственной детородной силы. Соседство нашего большого, но малодетного этноса с этносами численно малыми, но уверенно многодетными, усугубляет эти тревоги. Вот-вот эти “они” станут большинством, что тогда?! Мы исчезнем или, что еще хуже, попадем под власть этих более новых, сильных, многодетных.
Что делать? Взгляд падает на соседнюю страну. Вон их сколько, и они почти совсем как мы. Один народ. Дать им всем наши паспорта, будут уж точно мы.
Да больше, того, там и землица хорошая. Столько тыщ десятин с мужиками прямо рядом, под боком. Будут нам рожь-пшеницу растить. Их бабы нам много новых нарожают. (Что наши больше не нарожают, понимают теперь уже все, даже генералы. Но воевать они умеют только по-старому, массовой призывной армией). Иди к нам, нетронутая толерантностью Наша Новая Россия, Наша Малая Россия…
Не идет! Не потому, что не хочет. Ей не дает Запад. Заставляет именно что ихних баб с детишками бежать от нас к себе, в Европу. А мужиков заставляет мешать нам проводить спецоперацию.
Американцы виноваты
Ну, в общем с мотивировками мы разобрались. И миру не раз и не два уже объяснили, почему мы просто вынуждены делать то, что мы делаем там. Но они не понимают. Вот как россияне объясняют себе, почему это другие страны нас не понимают и осуждают. Об этом говорят ответы на вопрос, заданный “Левада-центром” в сперва в марте, потом в ноябре:
Как вы думаете, почему значительное число стран осудили действия России в отношении Украины?
На выбор было предложено шесть вариантов ответов.
Начнем с ответа, который, как мы думаем, многие читатели поддержали бы. Он звучал так: “Они возмущены действиями России и сочувствуют Украине”. Этот вариант выбрали 12% опрошенных в марте и столько же в ноябре, в обоих случаях он последний по массовым приоритетам. Но среди людей моложе 35 лет его выбирали чаще. А среди тех, кто не одобряет деятельность Владимира Путина, это мнение — на первом месте.
Около шестой части респондентов (16% в марте, 17% в ноябре) объясняют мнение осуждающих Россию стран так: “Они считают, что Россия нарушила международное право и права Украины”. Серьезность этой формулировки в том, что она ссылается на международное право, которое России, как думают ее отдельные граждане, надо бы соблюдать. Конечно, отметить эту позицию могли и те, кто с нею солидарны, и те, кто сами не согласны, а приписывают ее странам, осуждающим Россию, но характерно, что этот ответ существенно чаще среднего слышался от людей с высшим образованием. А среди не одобряющих деятельность Владимира Путина именно этот ответ вообще на первом месте.
Есть еще такой вариант объяснения, почему многие страны осудили действия России в отношении Украины: “Они боятся, что Россия поступит с ними так же, как с Украиной”. Его выбирали 15% в мае, а к ноябрю их доля возросла до 19%. В таком результате снова смешивается “экспертный” момент, т. е. мнение о мнении этих стран, и собственное мнение о вероятности такого хода дел. В этой связи показательно, что чаще всего такой вариант выбирала наименее сведущая в международных делах часть населения, т. е. те, кто чаще всего вкладывали в ответ собственное мнение, а то и собственное пожелание. Во всяком случае, через ответы малообразованной части общества сильнее всего проступают ожидания (опасения ли это или надежды), что Россия перенесет свои военные действия на территорию и других стран.
В мае вторым по частоте был вариант: “Их дезинформировали западные СМИ”. Этот вариант — снисходительный, они-де не виноваты, их обманули — в марте выбирали 29%, в ноябре 19%. Отметим более общий момент: нам здесь приходится обсуждать ответы россиян о том, о чем они ничего не знают из собственного опыта. Их мнения слагаются из полученных через масс-медиа импульсов от власти и их собственных реакций на них. Таковы эти и все прочие суждения россиян по международным вопросам.
Для них характерна такая черта: большинству оппонентов России (включая и Евросоюз, и Украину) россияне отказывают в субъектности. Они все марионетки, прислужники Америки. Субъектность видят только у США. Это, как уже говорилось, — настоящий противник, соперник под стать России. (Упоминают и НАТО, но как инструмент США.) В прошлом декабре в конфликте с Украиной, тогда еще лишь ожидаемом, главная роль отводилась не Украине, а США. Когда конфликт развернулся, главную ответственность за бедствия и разрушения также возлагали на США, не на Украину (и конечно, не на Россию). Таков же в обсуждаемых здесь опросах главный по частоте ответ про то, почему многие страны осудили Россию: “Их подчинили своей воле США и НАТО”. Так отвечали 36% в мае и 36% в ноябре. США и НАТО командуют миром — вот, собственно, против чего выступает Россия, теперь уже с оружием в руках.
Самая великая держава
Остается для обсуждения позиция, стоящая особняком, но вторая по частоте сейчас и третья в марте (31% и 27% соответственно). Она звучит так: “Мир всегда был против России”.
Это объяснение в известном смысле еще глубже, чем обсуждавшееся выше объяснение наших действий нашими интересами, тем, что “нам надо”. Это объяснение разгружает массовое сознание вообще от всякой ответственности. Как говорят политики и повторяют за ними простые россияне (или наоборот?), “Россия никогда ни на кого не нападала”. Если на нас нападали, мы конечно отвечали и наш ответ был всегда сокрушительным, но первыми — никогда.
Убеждение, что весь мир против нас, создает своего рода комфорт, комфорт предельности, уникальности, избранности. Именно это позволяло долгие четыре года держаться так называемой “крымской эйфории”.
Заметим, что это же убеждение имеет своей изнанкой идею о величии России, о ее пребывании на вершине мира в качестве не просто великой державы, а единственной и самой великой. В этой картине, впрочем, Россия только кажется одинокой. Ей для утверждения себя на этой вершине нужно признание всех остальных — и главного из них — США. Пусть признание по смыслу негативное, не важно. Имея доказательства или воображая, что все остальные против России, россияне уверены, что под руководством Путина они достигли национальной цели — снова стать великой державой, какой был СССР.
Возвращаясь к универсальному доводу для объяснения всех внешнеполитических шагов своей страны (“нам надо”), теперь можно сказать: в глазах россиян так может и должна поступать великая держава. Только великая может (а, по сути своей, и должна) нарушать всеобщие законы. Остальные, конечно ее осуждают. Пусть осуждают, но это значит, что они признают эту ее прерогативу, ее сверх-право.
Кстати, их осуждение, их критика, даже в форме санкций, это, в глазах большинства россиян, — лишь подтверждение нашей правоты. Бойся, когда твой враг хвалит тебя (как это было в проклятые девяностые). Пусть ненавидит и хулит, значит, ты прав.
Интересно, что союзники — в рамках этого дискурса — вообще не в счет, будь это гигантские Китай с Индией или малая Беларусь. Главное, героическое, это “мы одни против всех, потому, что они все против нас”.
Остается повторить, что эта позиция, выраженная в обсуждаемой формулировке, явно принадлежит очень глубоким пластам нашей политической культуры. Она занимает весьма схожие места в воззрениях разных, в том числе политически противостоящих друг другу группах российского населения. Старые и молодые, кто за Путина, и кто не за Путина, высоко- и невысоко образованные, все они в какой-то части своей души хранят идею, что “мир против нас”.
Она не главная, но непременная.
***
Могут спросить: а как же с открытостью русских людей миру, их миролюбием, стремлением к дружбе со всеми? Отвечаем: эти начала точно так же присутствуют в нашей политической культуре, наши исследования неоднократно это показывали. Но исторические и политические обстоятельства определяют, какому из этих двух начал громче звучать, формировать общественную атмосферу; они сменяют друг друга. Поэтому можно с уверенностью предсказывать: стремление России к миру со всем миром в свой час придет.
Во всяком случае, доля выступающих за переход от военных действий к мирным переговорам — хоть отнюдь не все там пацифисты — уже превысила 50%.
Алексей ЛЕВИНСОН, руководитель отдела социально-культурных исследований, “Левада-центр”
